Живая лента

Спорить с Лёшей нельзя, ни о чём, я прекрасно знал об этом. Остальные ещё были «не в курсе». Он мог вести спор вечно, цепляясь за слова, уводил разговор в стороны, и никогда (никогда!) и ни с кем не соглашался. Такого просто не позволяла его натура…

Лёша спорил, но наверх лодки тащить не хотел. Так и остались байдарки – под скалой, перевёрнутыми вверх килями. Я посмотрел на них. Ровное днище двойки, будто специально было призвано оттенять пятнистое, уже многократно латаное дно Лёшиного судна. И среди этого заплаточного изобилия, увы, опять зияли новые раны.

С косогора, на котором мы разбили лагерь, открывался вид на Хара-Маталоу, широким изгибом уходящую за покрытую тайгой сопку. Был отлично виден очередной перекат, который ждал нас завтрашним утром. Он казался игрушечным отсюда, таким простым, так… плещет вода, камни разбегаются из струй, ничего такого. Да и действительно, сколько уж их было у нас!


Но ягоды! Всё вкруг нашего стойбища было покрыто плотным ковром ягодников. Тут были и маленькие антрациты черники, и голубика, похожая на синеватые мячики для регби, и алая брусника. Она каплями крови забрызгала весь упругий зелёноватый татами, вздымающийся вокруг. Ягоды здесь не нужно было собирать, стоило лишь, не глядя, зачерпнуть ладонью, и – отправляй в рот красно-синюю душистую горсть. Не забудь только дунуть на ладонь, чтобы разлетелись в стороны попавшие туда жёсткие тёмно-зелёные, похожие на пластмассовые, листики.

Народ разбрёлся в стороны, и видно было, как быстро снуют их руки – от ягод ко рту. Все, бросив насущные дела, занимались этим. Но где же Лёша… Да вот и он: из ягодника виднелась только его… самая выдающаяся часть. Он упал на четыре свои усталые конечности, чтобы быть ещё ближе к этой ягодной сказке. Он поедал голубику с наслаждением, зажмурясь, он был счастлив. Это было заметно по лёгким движениям его выдающейся части тела…

Но не только ягодами был богат этот берег. Грибы здесь тоже водились, и тоже в избытке. И мы накосили их довольно. И тут особенно усердствовал Лёша, всем известный любитель грибов. Он принёс их к костру целую охапку. Там были плотные сопливые маслятки, молодые коричневые подберёзовики… Но Лёша не был бы собой, если бы вместе с этими бодрыми таёжными обитателями, он не принёс кучу вялых переростков, мягких и обвисших, с явными и обильными следами грибного червя.

- Ну, зачем эти-то, Лёша! – воскликнул Сергей.
- А что, не оставлять же, - ответил тот.
- Они же червивые, посмотри!
- Ну и что, можно почистить, - флегматично отвечал Лёша.

На них внимательно смотрел Женя, выворачивая для просушки свои сапоги.
- Да ты ему не объяснишь, - вступил он в разговор. – Он это не понимает. Он лучше с червями будет есть.
- Правильно, Лёша, добру нечего пропадать! – добавил Михаил.
- Миш, а что по этому поводу говорит медицина? – веселился Тесленко.
- А медицина говорит, что переварится всё!
- Ну давайте, давайте! Будем теперь червей есть! Может, ещё и гнилых соберём, вон их сколько! – выговорил Евгений. Он сидел у костра в своём полосатом свитере Фредди Крюгера и искоса смотрел на нас. Он был очень недоволен.
- Знаю, Лёша, ты любишь грибы, но любим ли мы из до такой –такой! – степени! – сказал я Лёше, вытаскивая из рюкзака продукты.
- Так бесплатно же, надо использовать, - не унимался он.

Но мы не использовали эту уникальную возможность, безжалостно отбраковывая червивых Лёшиных протеже. И без них процесс обработки грибов затянулся за мыслимые пределы, хоть работали мы в три ножа, торопились. Котелок с водой для них уже давно кипел.

А потом мы варили их в два приёма, не хватало посуды! А потом, уже в темноте, ели. Ели, ели, ели! И уж что там было, в нашем грибном вареве…
Я предупреждал, что картошка будет уже лишней, что грибов столько, что наши желудки не вместят и то и другое вместе.

- С картошкой лучше, - ответил Лёша.
- И что, ты будешь надрываться? – спросил я его.
- Да!
- Вообще-то картошки хотелось бы, - вставил и Михаил, как всегда дипломатично.
- Да, давайте сделаем картошки, ну… съедим! – добавил и Тесленко.

Евгений слушал, кивал головой, он тоже был «за».

- Не жалко ведь! Но увидите - останется! – пытался я их убедить…
И вот – даже Лёша отвалился от котелка, остальные давно уже отпыхивались поодаль, поглаживая надувшиеся животы. Осталась и вожделенная ими, почти не тронутая, картошка, и грибы… Наступила тишина.
- Но ведь хотелось же,.. – только произнёс Сергей с виноватой улыбкой.

Всё очень непросто оказалось и с солью. У нас было принято слегка подсаливать пищу, любители же посолоней просто добавляли нужное количество себе в тарелку (Тесленко, который в Карелии ходил с персональной солонкой в кармане), но здесь, совершенно для меня неожиданно, «чуть не дошло до драки».
Оказалось, что Евгений тоже большой любитель соли.

- Совсем не солёное, - сказал он, попробовав грибы.
- Да нормально, на мой взгляд, - ответил я.
- Как же нормально! Вообще соли нет, надо досолить! – настаивал он.
- Да они вообще так едят, - вступил Сергей, добавив со смехом, - я так вот с ними и мучаюсь.

Но Евгений в ответ не улыбнулся, он насупился, лицо его сделалось угрюмым.
- Надо ещё посолить!
- Но я вообще пересоленное не терплю! – ответил я.
- Ну, давай тогда, один будет есть как ему нравится, а остальные мучаться!
- Да кто мучается то? Возьми да досоли себе, не мучайся!
- Я вообще-то солёное ем, но могу и так, спокойно отношусь к этим вещам, - заметил Миша.
- А я как-то привык, мы всегда так солим в походах, - это Лёша вступил в разговор.
- Нет! Так не делают! – набычился Женя. – Надо солить в котелке. Все любят нормальную солёную еду!
- Женя! Ну почему все? Ну, посоли ты себе в тарелке, зачем в котелок-то? Я же говорю – ну не ем я солёное!
- Ну ты не ешь, а я ем, и все едят! Что это – разве еда?

Я не выдержал, вытащил пачку соли и вручил ему в руки.
- Ну, на, возьми! Соли сколько тебе надо и как ты считаешь - «все любят»! И ешь, как именно тебе нравится, - действуй! А я-то потом себе соль из грибов выковыряю, это ведь раз плюнуть!
Евгений кинул на меня красноречивый взгляд и ответил своим обычным:
- Ну давайте, давайте, делайте что хотите! Не надо вообще солить! Ешьте эти помои…
- Так что тебе надо-то, в конце концов? Хотел так солёного – соли!
- Да ничего мне не надо… Делайте что хотите! Не солите вообще!!

Он возмущённо отвернулся и принялся манипулировать своими вывернутыми для просушки сапогами.

Все переглянулись.
- Ну ладно, давайте закончим этот разговор, пусть кому надо, тот досаливает себе, - миролюбиво завершил Сергей.

Так мы варили грибы.

Что-то творилось с нашим сотоварищем. Евгений заводился по любому поводу, на который кто другой и внимания не обратит. Он постоянно бурчал что-то недовольно, ему то не нравилось то, то это, казалось, он готов был обсуждать эти «неправильные» вещи всегда. Особенно от него доставалось Лёше. Что это было? Настолько повлияли на него условия, нелёгкие, такие необычные для него? Но мне всё больше казалось, что это проявлялась его натура, и делалось немного не по себе, ведь нам предстоял ещё долгий путь. Долгий путь вместе…

Вечер был тёплым. Он был бы совсем благостным, если бы не тучи вездесущей мошки, мгновенно облеплявшей открытые участки тела – руки, лицо. Мошка забиралась под воротник, кусала шею, лезла под одежду. Это лишало вечер приятной неги. Я порадовался, что взял с собой накомарник. Он позволял мне чувствовать здесь себя вполне по-божески.

Наш обложенный камнями очаг весь был заставлен, завешан промокшими за день вещами. Вывернутые сапоги, наполненные влагой носки, ещё какие-то вещи, всё это стояло у огня, лежало на раскалённых камнях, дымилось – сохло. В костёр были заложены небольшие ровные голыши, мы ждали, когда они нагреются достаточно, чтобы, завернув в носки, засунуть в сапоги. Только так можно было высушить изнутри резиновые сапоги.

- Миша, давай накроем вещи, - сказал я Михаилу. Палатку я уже накрыл и припёр вёслами.

Мы принялись за вещи – сложили их поубористее, взялись за плёнку.
Было уже поздно. Сергей залез в палатку. Только Лёша, видно решивший не дать пропасть ужину, давясь, засовывал в себя грибы. Мы с сочувствием поглядывали на него. Но и для него сие оказалось невозможным. Он бросил всё и ушёл в палатку…

- Лёша, предупреждаю, всю палатку не занимать! – сказал я ему вдогон.
- Да мы компактно ложимся! – донесся из палатки голос Сергея.
- Компактно! Только вы с Лёшей на спине и на одной половине, а оставшиеся трое на боку – на своей.
- Это пока вас нет, - возразил замешкавшийся Лёша.
- Нет, это пока мы уже есть! – ответил я.
- Ну, уж до вас мы будем лежать как хотим, - не унимался Лёша.
- Ну, я вас предупредил…

Лёша помялся ещё немного, и откинул полог.
Когда мы с Мишей забрались в палатку, то увидали – впервые – двух друзей лежащими на боку… Мы разоблачились и улеглись спать (как удавалось этим двум спать в таких спальниках ещё и в одежде… – для меня это было загадкой неразрешимой!).

А Женя остался у костра, что-то перекладывал там, подсушивал… бормотал…

5 день

Спали мёртвым сном. Что-то совсем не похоже было, что здесь полярный круг, так было тепло. По крайней мере, в нашей более чем плотно населённой палатке.

Евгений поднялся рано – в шесть утра. Рыбакам не даёт поспать рыба! Но – увы! Опять ничего. Есть ли здесь он вообще, знаменитый хариус? Есть, наверное, но вот как выловить его… Рыбы Евгений так и не принёс, зато принёс распухшую ногу… Где-то во вчерашних камнях, он подвернул её и не заметил. Вот это было уже неприятно! Если травма окажется серьёзной, то, что делать?..

Что можно сделать с подвёрнутой распухшей ногой, ну забинтовать поплотней…
Если бы мы ещё были на лодках, а ведь требовалось идти и идти. И не по асфальту! Мы делали свои обычные утренние дела, но все пребывали в ожидании – сможет ли Евгений нормально двигаться… И когда выяснилось, что да, все мы вздохнули с облегчением. Значит, идём!

Утро выдалось неприветливым. Небо было серым, ни одного просвета на нём не было видно. Казалось, вот-вот и с неба заморосит. Но ягоды! Они меняли всё. Что бы мы не делали тем пасмурным утром, время от времени, то один, то другой из нас черпал их ладонями с ягодников и отправлял в рот. Да, вот это мне точно нравилось!

Пока готовился завтрак, я походил по окрестностям с фотоаппаратом. Эх, жалко, что нынче не повезло с погодой. Виды здесь были хороши. Но – слишком мрачно. Я сделал кадры, но что там выйдет… Возможно – всего лишь серые невзрачные снимки... Мои коллеги тоже снимали… Своими мыльницами. Удивительное дело – снимали пейзажи! Совершенно непонятно зачем они делали это, переводили плёнку на то, что печататься не будет. Когда-то, ещё в Нижнем я говорил им об этом, мол, «снимайте жанровые сцены». Но тяга к прекрасному в этих людях была так сильна, что они упорно нажимали и нажимали на кнопки, пытаясь запечатлеть красоту сквозь мутноватые пластмассовые линзочки своих аппаратов...
Завтрак в этот день я решил сократить, ибо грибы, оставшиеся от ужина, нужно было съедать. Речи Тесленко, о том, что «надо много» и «мы всё съедим», пришлось проигнорировать, вчера-то он был не менее красноречив.

Зато грибы ушли все, и совсем без неприязни. Я вытащил на свет новую тубу горчицы и… В завершении завтрака едоки только довольно облизывались.
«Сборы были недолги». Мы вышли в половине двенадцатого. Это беда – мы вставали в одно время, но выходили всё позже с каждым днём. Люди двигались всё медленнее, всё меньше резвости чувствовалось в их действиях. Что-то рановато мы начали уставать… Тем не менее, это нужно было учитывать, и - подгонять. Пока это как-то действовало. Только Лёша воспринимал сие как оскорбление своей неторопливой самостийности. И, презирая условности он по-прежнему неспешно бродил по покинутому лагерю и искал…

В этот день характер реки не менялся. Только воды становилось всё меньше, плёсы встречались всё реже, да и те… Порой мы выходили на них - ровные водные пространства с тихим, почти незаметным течением. Вода там была прозрачной, не замутнённой взвесью, взбитой струями, она играла, искрилась в солнечных лучах. Камни, устилающие дно, были отлично видны – большие, округлые... скользкие! И мы пытались - не раз- пройти на вёслах эти нежданные озерца. Усаживались в байдарку, брались за алюминий вёсел…

Увы! Глубины здесь хватало только-только на судно без седоков. Стоило нам забраться в неё, и пару раз взмахнуть веслом, как мы уже сидели на одной из каменных голов. Приходилось упираться веслом, отталкиваться, но как только байдарка соскакивала с этого препятствия, как её днище бугрилось от следующего. И снова, и снова, и снова… Мы вылезали, протаскивали судно, садились, опять вылезали… Пока не решили, что проще просто идти рядом с байдаркой. А так хотелось отдохнуть - просто погрести!

Перекаты становились всё более бурными, а сливы мощными. Было порой непросто тащить байдарку вверх наперекор струе. Её разворачивало, уводило в сторону. Мы лезли дальше в воду, вытягивали её грузную тушу верёвками, перехватывая концы. Ладони болели от мокрых верёвок. Несколько раз байдарку захлёстывало, и на дне уже давно рос, переливался солидный пласт свинцовой воды.

Всё больше попадалось разбоев. Вода на них уходила в камни, и чтобы преодолеть эти нерукотворные плотины, байдарку приходилось тащить прямо по их серо-коричневым лысинам. На одном из таких препятствий мы оторвали фальшборт от шпангоута, это произошло быстро и легко. Лёша лишь поморщился… Байдаркам предстояло перенести ещё много чего.

Камни под нашими ногами были по-прежнему далеки от асфальта, идти по ним было сложно. А у Евгения, ко всему прочему, сапоги, доставшиеся ему с советских времён, оказались короче наших. И там где мы с Лёшей проходили на грани, он черпал воду. Чертыхался, садился на камни, выливал из сапог жидкость и мрачнел…
Прошло порядочно времени с тех пор как мы покинули утренний высокий берег. Мы продолжали движение. И с самого утра нас сопровождал неприятный моросящий дождь. Он то затихал на время, то, будто спохватившись, припускал вновь. И мы были мокрыми и снизу, и сверху. Я облачился в свою продиводождевую куртку, но она помогала не много. Она не выдерживала этой постоянной измороси, швы протекали, и я уже давно чувствовал, как на плечах и шее расползается мокрое пятно. Зато куртка оказалась непроницаемой для воздуха, и пот струился у меня по спине… Было противно, и непонятно, то ли снять её, то ли нет… Спасало нас лишь то, что было совсем не холодно.

Лёша шёл с выражением решительной обречённости на лице, гордо посматривая по сторонам, было понятно, что он и будет так идти, пока не поступит команда «всё, встаём».

Евгений брёл, едва волоча ноги. Он вымотался вконец. На лице его читалось страдание, глаза его были замылены, он давно уже не смотрел по сторонам, только себе под ноги. Весь его вид внушал сострадание…

С самого утра сегодня он критиковал наше предприятие. И чем меньше у него оставалось сил, тем меньше он контролировал свои высказывания, и теперь, когда все предохранители исчезли вместе с остатками сил, он был вполне откровенен.

- Ну что это за поход, - говорил он. – Мы всё время тянем вверх по течению! Это не байдарочный поход… Надо планировать так, чтобы идти по течению!
- Я же предупреждал – надо будет тянуть! – отвечал я.
- Да… Но сколько же можно. Хватит уж, потянули… Я не думал, что всё будет так.
Ну, провести немного, и опять грести, ведь мы же на байдарках! А мы тянем, тянем… Всё это бессмысленно! Кому нужны такие походы! – продолжал он.
- Так я же раскладку-то движения давал тебе, ты не видел что ли километраж? Там же всё прописано, и сколько тянуть тоже! – пробовал я напомнить Евгению. Но он не слушал, он говорил и говорил:
- Ну и сколько же ещё тянуть? Десять, двадцать километров? Да мы никуда не пройдём! Надо было говорить, что будет всё вот так!
- Да я же и говорил! Будет тяжело – не помнишь?!
- Но я не знал, что надо будет всё время идти вверх. Надо планировать нормально… А тут одни камни, кому нужны такие походы? Я бы не пошёл сюда, если бы знал… Да и никто не пошёл бы. Это только тебе нравится. Надо было предупреждать людей!
- Да чего ты хочешь-то? Говорили тебе бу-дет труд-но! Труд-но!

Евгений как будто не слышал и смотрел на меня невидящими глазами:
- Вот когда мы ходили на Южный Буг…

Разговор ходил кругами. Евгений выговаривал и выговаривал в воздух свои претензии, он не обращал внимания на ни на мои слова, ни тем более, на лёшины. Я посматривал на него с удивлением, даже с опаской. Выглядело всё это картиной из театра абсурда. Евгений не словно не понимал, что ему говорят, а только накручивал сам себя, неуклонно и очень настойчиво повышая градус своего недовольства. Он отчаянно морщил лоб и причитал, причитал…

Окрестности разглядывать было некогда, надо было тянуть, тащить, пробираться, но мне удавалось оглядываться «по должности». Фотографировать, ориентироваться – эти заботы были на мне. Пейзаж не был однообразным. У впадения ручья Макар-Рузь была видна отчётливая вездеходная колея. Очевидно, сюда наезжали геологи – порыбачить. За хариусами ездили! Только нам никак не давались эти обитатели горных рек, сколько мы не пытались – только напрасно теряли цепляющиеся за камни блёсна… А ведь хариусов здесь было… судя по описаниям-то…
Хариусов поймать не удавалось, зато за Макар-Рузем во время рыбалки нашёл я приличную блесну, утерянную кем-то из наших предшественников. Она блеснула серебряными искорками на дне, почти у берега, когда я закидывал спиннинг. Тоже улов!

Иногда наши экипажи пересекались, и тогда мы усаживались по живописным камням, делали короткий привал, разувались. Тогда наш добрый гений Миша доставал дежурный аскорбиново-глюкозный допинг, а то и шоколадку… Живём!

И вот река изменилась. Пропали на время каменные россыпи, струи более не взбивали на них пенные шапки, а ноги впервые ощутили надёжную опору. Русло реки превратилось в выдолбленную в скале ложбину. Каменные террасы виднелись сквозь прозрачный холод Хара-Маталоу. Их слои составлялись в огромные гранитные ступени, медленно уводящие вверх по этой удивительной долине. Течение здесь было быстрым, но плавным, ничто не мешало реке нести свои воды вниз по этой исполинской лестнице. А мы карабкались по ней вверх, стремясь к верховьям ставшей уже почти родной реки.

Едва двигающиеся мимо нас берега были так же, как и дно здешней Хара-Маталоу, высечены из серо-коричневого камня и монолитны. Странно было видеть тут деревья, умудряющиеся взрасти и выжить на голом камне. Это были всё те же лиственницы и пихты, что и на Соби, правда, низкорослые и среди них уже совсем не было лиственных собратьев, да и вообще ряды деревьев заметно поредели. Небольшими группами они возвышались над береговыми камнями, дополняя живописную картину, окружающую нас. И – ягоды, ягоды, ягоды на камнях. Мы брели вверх, таща за собой жирную синюю колоду байдарки. Тишину здесь нарушало только неровное журчание будоражимой нашими ногами воды.

Евгений то и дело падал, ноги вовсе уже не держали его. Он всё чаще заводил разговор о стоянке. В своём – таком особенном – стиле.

- Надо пройти как можно больше, а пока ещё светло, - отвечал я.
- Ну давайте, давайте… Потом вообще ничего нормального не будет, никаких мест… Тут-то есть… И ничего не увидим в темноте… Надо было заранее узнать какая тут вода… низкая… Ноги переломаем, давайте, давайте, идите дальше…

Он бормотал постоянно, негромко, но так занудно… Качал головой, а с лица его не сходило специфическое обиженно – возмущённое выражение. Было непонятно, кто тут торопится пройти маршрут скорее, кому тут надо на работу чётко к сроку.

Возникало ощущение, будто это был я, и уж вовсе не он сам…

Но мы, тем не менее, продолжали движение. Всё вверх и вверх по Хара-Маталоу.
Остановили мы свой путь, как и вчера - в половине восьмого. Мы вышли на широкий и обширный каменный пляж. Место было весьма привлекательным. Отсюда открывался прекрасный вид на подёрнутый дымкой горный массив. Чуть поодаль виднелось сухое русло впадавшего в реку ручья. Приземистые лиственницы и пихты сбивались здесь в небольшие зелёные островки. Вот возле одного такого островка мы и разбили бивуак.

Но стоило нам лишь остановиться, как ощутили мы и всю прелесть соседства с комариной братией. Их было тут немеряно. Я вытащил свой репеллент. Увы, они не реагировали на него. Садились на руки, стоило лишь чуть подсохнуть на коже этой ядовитой жидкости. Но показал эффективность мишин репеллент, он работал. Разве угадать… Ну и накомарник. Это великое изобретение весьма скрашивало мне жизнь. Я опускал его со шляпы и мог нормально работать. Был он и у Сергея. Остальные проигнорировали советы, и пытались справиться с комарами химией… Но только не Лёша! Он вовсе не признавал никаких средств, направленных на облегчение от комаров. Он что есть мочи бил себя по лицу, рукам, ногам ладонями, хлестал полами своих одеяний, прятал руки в длинные рукава мокрого свитера, извивался, ругался, кидал вокруг себя свирепые взгляды… Но комары методично облепляли его судорожно корчащуюся фигуру, и - делали своё кровавое дело. И однажды Лёша сдался. Он взял-таки многократно отвергнутый флакон своими неловкими опухшими руками…

Вскоре с реки пополз туман. Он поднимался, цепляясь за покрытые серыми лишайниками камни, он разом прогнал с нашего пляжа всех летучих тварей. Повеяло влагой и холодом. Его молоко перемешалось с опустившейся чернотой, вокруг нас выросла тёмно-серая дрожащая пелена. Мы жались поближе к огню, хотелось тепла. И ещё хотелось подсушить как-нибудь промокшие за день вещи. И весь очаг наш был обвешан, обложен, обставлен частями нашего обмундирования. Тут были и уже выжатые комки носков, и вывернутые наружу мокрыми внутренностями сапоги, и чьи-то штаны на камнях… Всё это парило. Да ещё каждый из нас, протирая слезящиеся от едкого дыма глаза, подвигал к костру полы своих одежд, поворачивался то задом, то боком, а то и вовсе вставал над костром, раздвинув ноги. Каждому хотелось подсушится.

Самым промокшим был Евгений. Его падения в воду стали уже привычным для нас явлением. Он же был и самым уставшим, он буквально спал на ходу… И он же – самым недовольным. Остальные члены нашей компании казались уставшими, но удовлетворёнными. Пока мы не выбивались из графика, шли на грани. Как и в прошлый день, мы прошли девять с небольшим километров, это было ещё приемлемо. Но всем было понятно и то, что в случае осложнений, мы не выдержим напряжённый график.

- Нет, мы не сможем уложиться, мы не дойдём вовремя, а мне надо успеть на работу, мне просто нельзя опаздывать, что это за поход, вот мы на Южном Буге,.. – продолжал свою линию Евгений.

Никто не хотел с ним спорить, устали.

Мишин неопреновый костюм был весьма полезной вещью. Его хозяин, тоже время от времени ныряя в холодные воды, не страдал ни от холода, ни от сырости, не нуждался он и в постоянном трудоёмком процессе выжимания насыщенной водой одежды. Не нужно ему было и дополнительно утепляться, в случае похолодания: неопрен и сам согревал прекрасно. Вот и сейчас, Михаил, скинув свою резиновую кожу, лишь слегка проветрил её, и теперь только его сапоги требовали стандартного обслуживания: найти, собрать и нагреть в костре небольшие голыши, поместить их в носках (перчатках) в сапоги, чтобы те к утру просохли.
После двух подряд грибных трапез мы с удовольствием встретили нормальный походный суп из пакетов. Он был ароматным и таким вкусным! Только ложки мелькали в воздухе, уровень похлёбки в котелке уменьшался на глазах. Мы заедали его, аппетитный и обжигающий, хрустящим на зубах сочным луком. А слегка подвяленный хлеб мы намазывали толстым слоем ядрёной горчицы... Эх! Какие ресторанные яства могут сравниться с походной трапезой после такого трудного дня!

А сало-то мы так и не могли найти. Что за странные дела творились вокруг этого стратегического продукта!

Зато «напиток Тесленко» был, и он был употреблён моими соратниками с превеликим удовольствием. Настроение улучшилось, и даже Женя затянул какую-то песню – что-то о трудной романтике дальних походов… Может не всё уж так плохо?
Спать мы легли споро, и спали, кажется, уже спустя пару мгновений после того, как сомкнули веки.

6 день

Всю ночь я лежал вжатым в стенку палатки. Пара друзей у противоположной её стороны были лишены комплексов. Они вольготно раскинулись на своей половине, лежали на спине, никакого дискомфорта, очевидно, не испытывая. Мы же тут имели возможность убраться в палатке при обязательном условии – все трое на боку. В горло мне то и дело тыкался мишин обгоревший нос, казавшийся в таких условиях необычно длинным. Призывы на этих людей не действовали, а подниматься, двигать силой, было ужасно лень.

- Да… Эта парочка нас неплохо попрессовала сегодня, - заметил Миша, потирая спину, и добавил, - надеюсь им ничего не мешало спать!

Наш день начался с восьми часов. Начался с репеллентов. Комаров было не меньше вчерашнего. И на этот раз Лёша сразу потянул руку к заветному баллончику, хоть лицо его выражало полное к нему презрение. А к комарам добавилась ещё и мошка. Эти мелкие бестии ходили вокруг нас мутными тучами, лезли в самые неприметные щелки, забивались под штаны, за воротник, откусывали кусочки кожи, одним словом, веселились от души…

Завтрак наш состоял из риса и грибов. А что было делать, когда было их вокруг уйма. Да все такие ладные, крепкие, ну как не собрать! Всё подберёзовики с ровными коричневыми шляпками.

Лёша, печально побродив вокруг лагеря, повздыхав, отправился к своему Тайменю. В руках у него болтались куски заплаточного материала, из карманов торчали инструменты, конец проволоки волочился за ним по камням. Его тройка опять была издырявлена за вчерашний день... Двойка Сергея осталась в целости, и тот с радостными криками носился с топором и дровами.

- Всё отлично! – кричал он. – Вы только посмотрите, какая красота вокруг! Где ещё такое увидишь! Какие горы! Ребята, я так рад, что мы здесь!

Миша с улыбкой смотрел на него и глубоко качал головой, соглашался. Он орудовал над очагом: закидывал продукты, мешал варево.

Женя тоже, прищурясь, посматривал на капитана двойки, и копался в своём рюкзаке, что-то перекладывал в нём, доставал, осматривал, засовывал обратно…
А я, определив утреннее меню, выбрал камень поудобнее, и уселся на нём – пора было разобраться с записями, подсчитать километраж. Каждое утро мне приходилось заниматься этим. Я переносил данные из навигатора в блокнот, очищал журнал прибора, готовил его к предстоящему дню.

- Ну и когда мы, наконец, дойдём до нормальной воды? – спросил, приблизившись, Евгений.
- Ну откуда я знаю! Никто не ответит, до волока, по крайней мере, лучше не будет! – ответил я.
- А хуже? – настаивал он.
- Не знаю. Воды мало… кто знает!
- Ну, ну… Надо было заранее узнать какая тут вода! Тянем тут как… Поход…

Я не стал опять углубляться в бесконечные прения, да и просто не хотелось портить настроение в такое прекрасное утро. Я положил бумажный лист на коленку и взялся за ручку.

Мне нужно было ещё успеть сходить на пленер. Кажется, здесь было что снять!
В этот раз мы собирались немного энергичнее. Нам помогало солнце, временами пробивающие быстро бегущие по бледному небу тучи. Солнце всё меняло вокруг нас. Камни казались уже не столь мрачными, как вчерашним вечером. Горы на горизонте не прятались в сумрачной дымке, на них были отчётливо видны все спадающие с вершины складки и все прячущиеся в них снежники. Паковаться было повеселей, чем в предыдущие дни, пасмурные и сопливые.

Не было и половины двенадцатого, когда мы двинулись…

И всё повторилось. Перекаты с кипящей ледяной водой, изредка сменяющиеся небольшими «разгрузочными» участками, порожки с небольшими, но вполне конкретными  сливами. Одним словом, Хара-Маталоу не давала нам расслабиться.
Хотелось что-то снять, то тут был интересный вид, то там. Но как же неудобно было делать это! Для того, что бы сделать один снимок, следовало подбрести по камням к байдарке, либо подтянуть её к себе, вытащить из её недр затянутый мешок с фотосумкой, раскрутить его, выудить камеру, найти нужный ракурс, точку съёмки. И – повторить всё в обратном порядке… Что уж говорить, когда требовались все силы, чтобы протянуть лодку на каком-нибудь порожке! Самые интересные кадры сделаны не были. Когда камера извлекалась, это означало, что трудное уже осталось за кормой.

И Михаил, отвечающий в нашей бригаде за видеосъёмку, был в подобном положении. Что уж тут поделаешь: чтобы снять всё это, требовался отдельный, выделенный именно для этого человек – оператор.

Лишь изредка, во время пересечения траекторий движения наших байдарок, нам удавалось снять что-то о нас.

Прошло не так уж много времени, когда Евгений выдохся. Да, его сил явно не хватало для такой экстремальной экспедиции. Он не говорил об усталости, всё было видно и так. На лице его появилось уже знакомое нам отчаянное выражение, движения его замедлились. Ну а речи вновь приобрели такой свойственный ему оттенок безысходности.

Но не этим запомнился мне день. Он запомнился водной феерией, разыгранной пред нами суровой рекой.

В этот день мы дошли до места слияния Большой и Малой Хара-Маталоу. Широченной бурлящей полосой, падали воды Большой Хары в убористый поток, вдоль скалистого берега несущийся из рукава Малой. Всё вокруг бугрилось сверкающими под ярким солнцем бурунчиками, выросшими на этом горбом выгнутом вверх мелководье.

Россыпи больших и малых камней были в изобилии раскиданы в кипящей воде. Водяная пыль, парившая над ними, рождала многочисленные маленькие радуги, они переливались, пропадали с нашим движением, возникали вновь. Шум воды заглушал наши голоса, приходилось кричать.

Непростую задачу представляла здесь проводка байдарок. Поток местами был весьма силён. Было совсем не очевидно тащить ли лодки прямо по камням, обдирая шкуры, либо выпускать на длинные буксиры в мощную струю, несущуюся из Малой Хары, рискуя оверкилем. Мы выбрали второе, уж больно не хотелось упираться на этой очень похожей на мощёную мостовую горке.

Всё прошло удачно, даже весело. Хотя руки, порой, настойчиво искали опоры, в те моменты, когда её не могли нащупать сами превратившиеся в пенные клубы, ноги…
Там мы даже смогли снять кое-что видеокамерой, заранее выслав оператора в сторону нашего движения.

Мы остановились в конце этого крутого искрящегося поля передохнуть. Обе байдарки ткнули в большие камни, сменяющие здесь мелкие россыпи. Я огляделся. Ширь, открывающаяся взгляду, впечатляла. Горы, казалось, уже подошли вплотную к нам. Они тоже, как и водная стихия за нашей спиной, были залиты яркими солнечными лучами. Длинные тени спускающихся с вершины ложбин оттеняли чёткие контуры вершин. Перед нами был вход в Малую Хара-Маталоу. Её стремительный поток, стиснутый с обеих сторон тёмными обломками скал, с шумом вырывался в долину. Узкое русло уходило круто вверх и влево.

Что ждало нас там?
- Сделаем общий снимок! – предложил я. – Тут начинается следующий этап пути, всё-таки!
- Давай! – сразу поддержал Сергей. – Женя, подходи!
Евгений сидел на камне, используя редкую возможность для отдыха. Уже три раза в день он падал в воду, и был уже давно мокрым, замёрзшим, угрюмым…
- Ну, давай,.. - ответил он и с трудом поднялся.
Лёша, пожёвывая губами, неспешно принайтовывал лодку к камню.
- Давай скорее! – торопил его Тесленко.
Лёша не ответил, и только закончив своё дело, медленно подбрёл к остальным.
- Сделайте улыбки, господа, фотограф снимает! – произнёс улыбающийся Михаил, и все улыбнулись.
- Да погодите,.. – мне-то дайте подойти, - я с трудом пристроил фотоаппарат на неровном камне, установил на нём автоспуск. Теперь нужно было успеть добрести по острым подводным камням в кадр за десять секунд.

Малая Хара встретила нас очень недружелюбно. С самого начала нам пришлось карабкаться по её узкому, забитому большими острыми камнями руслу вверх. Проходы между каменными обломками были порой так узки, что байдарка просто-напросто там не пролезала! Перенести её тоже было невозможно – слишком велики были эти торчащие из потока острые камни. Мы волокли байдарки по узким проходам как по лабиринту, петля, отступая, пробуя другие пути. Местами вода с разбега падала в омут, кипящим котлом выбивала пенную шапку. Мы лезли по неустойчивым качающимся камням, упирались коленями в наждачную поверхность песчаников, пытались подтянуть за собой большую неуклюжую лодку. Её опасно захлёстывало, разворачивало. Много сил требовалось, чтобы даже просто удержать её немалую массу, нам же требовалось – подвигаться вперёд. И мы шли, ползли, карабкались. Камни норовили подвернуться под ногой, тогда ногу заклинивало в щели, она шла на излом…

Нам было совсем не до разговоров. Уже вскоре мы промокли все, только Миша всякий раз улыбался, черпая воду через край сапог – он был в неопрене. Упал в воду и Лёша. Ветер снёс его шляпу, он потянулся за ней… и упал – медленно, солидно, основательно, как он делал всё. Он рухнул в воду лицом вниз, раскинув в стороны руки, будто в порыве любви хотел обнять эту реку…

Женя посмотрел на него и произнёс:
- Ну, кто же так делает! Ну зачем он потянулся, надо было крикнуть, внизу бы поймали…

И долго, долго, пока Лёша поднимался из потока, качал головой, повторяя:
- Что за человек, как ребёнок…

Не обошлось без падения и у Сергея, рухнувшего уже при выходе на спокойную воду.
Первые полкилометра такой дороги заняло немеряно времени, и столько же наших сил. Мне казалось, что так будет и дальше, что река не даст нам передышки, но случилось маленькое чудо… За очередным поворотом перед нами возникло место, где обретался покой. Берега реки разбежались в стороны и на нашем пути выросла мощная одинокая скала, отделяющая от бурного течения ровную водяную гладь. Мы добрели до этого камня и остановились.

Двойка отстала от нас. Лёша устало облокотился на байдарку, Евгений тут же сел на каменный выступ. Я залез на скалу и огляделся. Далеко позади виднелся второй экипаж, было видно, как маленькие фигурки бредут рядом с лодкой, вздымая вокруг себя пенные шапки.

Я посмотрел в другую сторону. Чуть поодаль из воды вырастала ещё одна тяжёлая серая глыба, оттеняя поросшие низкими деревьями скалистые берега. А дальше… Гладкая, почти зеркальная водяная гладь была необычна для привыкшего к буйству стихии глаза. Казалось, ровную поверхность не тревожило даже самое слабое движение. Вода была тёмной, сквозь неё слегка просвечивало мощёное отборными булыжниками дно. Волшебная  картина притягивала взгляд. Место излучало покой и безмятежность. Хотелось лечь тут же, на упругий зелёный ковёр, и больше не идти никуда,.. хотя бы сегодня, хотя бы сейчас… И уже с большим трудом верилось, что ещё несколько минут назад мы карабкались вверх, сражались с падающим навстречу потоком.

Несколько низкорослых лиственниц изо всех сил цеплялись здесь за щели в скале, и ягодники, вездесущие обитатели местных камней, укрывали их холодную поверхность. Я вытащим сумку с фотоаппаратом. Ещё было время, пока подойдёт второй Таймень.

Когда двойка под восторженные крики Сергея достигла нашей скалы, мы уже были готовы продолжать путь.
- Давайте попробуем на вёслах, - предложил я.
- Ну, само собой, не идти же здесь! – досадливо поморщился Евгений.

Он всегда, при самой малой возможности, пытался залезть в лодку, погрести. Даже когда перспектива такого передвижения представляла собой лишь несколько метров.
Лёша молча принялся вытягивать весла, засунутые за борт, скручивать сырую верёвку. Мы разобрали вещи, уселись на свои места. Взмахнули вёслами. Байдарка живо скользнула по тёмному зеркалу Хары. От носа её разбежались в стороны извилистые морщинки. Мы взмахнули ещё раз и ещё… Было приятно и странно двигаться почти не прилагая к этому усилий. Но вот,.. днище чиркнуло по камню. Ещё пару метров, и движение застопорилось – лодка села на придонные булыжники. Мы упёрлись вёслами в камни, толкнулись.

Байдарка продвинулась вперёд с неприятным скрежетом алюминия о мокрый наждак. Ещё пару метров, и вновь посадка.

- Ну смотрите же, куда гребёте! – раздался голос Евгения. - Тут же камни!
- Так говори, где их нет!
- Надо идти правее, разве не видно?!

Я не видел разницы. Контуры коричневатых овалов повсюду просвечивали одинаково отчётливо.

Мы пошли направо, сели. Женя морщился, говорил о том, как надо править, как грести, о том, как они на Южном Буге... Но лодка повсюду находила препятствия. Так и пришлось нам выбираться в воду, и, ковыляя на скользких каменных кругляках, брести по дну рядом с мгновенно облегчившейся байдаркой. Женя был недоволен, и мы с Лёшей привычно чувствовали себя виноватыми…

Вот и кончилась спокойная вода, и всё повторилось. Вновь узкий, заваленный глыбами поток, вновь подворачивающиеся под ногами камни. И так - поворот за поворотом. По сторонам глядеть было некогда, и только когда с неба поморосило что-то неприятное Я обратил внимание, что солнца уже давно нет, что вокруг пасмурно и серо. В добавок откуда-то появился неприятный резкий ветер. Он хватал воду горстями и кидал её в лицо. В сырых сапогах давно уже мёрзли ноги, холод пробирался к телу. Очень неуютно, противно стало на реке. Лодка не слушалась, казалось, она сама упиралась, не желала двигаться сквозь этот каменный частокол. На ладонях давно уже краснели отметины от узких мокрых верёвок, а мы всё тянули, тянули их, стирая руки. Толкали лодку за шпангоуты, и та нехотя подавалась, со стоном продвигаясь вверх. Болели и промокшие, побитые на камнях ноги. Стоянок не было.

Берега были каменисты и голы. Деревья виднелись в отдалении, на крутых, ломанных невысоких скалах.

Приблизившись в очередной раз друг к другу, мы перекинулись парой фраз с экипажем двойки. Они тоже были не веселы. И на их лицах читалась усталость.
- Когда будем вставать? – спросил Сергей.
- Я думаю, надо идти пока идётся, - ответил я. – Да и мест для стоянок не видно.
- Да, давайте уж пойдём пока,.. пожалуй, - заметил и Михаил.

Он был единственный среди нас в неопрене, и, надо думать, ему было несколько комфортнее остальных, по крайней мере, что касалось холода.

Лёша молча соглашался с нами, а Евгений слушал разговор и морщился. Его никогда не привлекала перспектива пройти побольше.

Женя едва шёл, проклиная поход, эти реки, камни, организатора похода… Он промок насквозь, впрочем как и мы все, его видавшая виды красно-коричневая плёнчатая одёжка не спасала ни от дождя, ни от ветра, она задралась, облепила его щуплую скорбную фигуру… Он спотыкался, держался за камни, падал. Эмоции, застывшие на его лице, были невыразимы…

Лёша тоже заколдобился. Плохо реагировал на слова, действия его были замедленны, неуклюжи, но ни слова жалобы не слетело с его горько сжатых уст.

Порой только, когда еле живой Евгений вновь отставал, он говорил мне:
- Женя-то устал как! Гляди, он замёрз, заболеет…
- Лёша, да и ты устал, все мы устали, - отвечал я, оборачиваясь и выглядывая из-под капюшона.
- Нет… Он и промок весь… Хорохорится, а уж совсем не может,.. – не унимался Лёша, с болью и почти с любовью поглядывая на своего протеже. Было странно видеть такую – уже не в первый раз - заботу, после всех Жениных высказываний в его адрес… Но Лёша пояснил, что обещал на работе присматривать за Евгением, привести его обратно в целости и сохранности… Я мог понимать всё это только как шутку, Лёша же был совершенно серьёзен.
- Ну надо же вставать, - доносилось сзади. – Надо искать стоянку. Ну нельзя же дальше идти, темнеет, скоро мы вообще ничего не увидим! Куда мы идём?
- Так места же нет, разве не видишь? – отвечал я.
- Ну и сколько ещё идти? – насмешливо спрашивал Евгений. – До утра?
- До нормального места.
- Ну и где же оно – нормальное место?
- А я-то откуда знаю? – я не понимал, что же хочет услыхать от меня этот человек. – Посмотрим за тем поворотом.
- Ну давайте, давайте… Будем идти… Пока не сдохнем тут все, - доносилось до меня. Давно уже Евгений завёл это бесконечный разговор, и опять я подивился его уникальной способности мешать в один клубок все свои противоречащие друг другу желания, и предъявлять их окружающим. Сколько раз он «выражал беспокойство» по поводу возможного опоздания из отпуска, говорил о совершенной недопустимости такого поворота, и - одновременно с этим - стенал по поводу необходимости стоянки, и начиналось сие, лишь только день терял свою привлекательность, лишь только приходила усталость. Так что же, по его мнению, надо было делать – стремиться к скорейшему преодолению маршрута, либо побольше отдыхать? Ответа не было. Я пытался задать ему этот вопрос.
- Женя, ну давай, встанем прямо здесь, давай вставать раньше, - говорил я. – Но имей в виду, что гарантий твоего своевременного возвращения я тогда никаких не даю. У меня лично время есть!
- Ну да, я же говорю, у тебя есть, а мы никуда не успеем! А я не могу опаздывать, это невозможно! Куда потащились,.. – отвечал он.
- Ну, так тогда идём? – спрашивал я его.
- Ну давайте, давайте… Будем вообще круглые сутки идти! Тащить эти лодки вечно! Ну так же нельзя, поймите же, наконец!

Круг замыкался. Любое решение было для него худо - мы всё делали не так.

Мы продолжали движение. Темнело, дождь усиливался, всё сильнее и сильнее становился ветер, холодало. Вездеходная колея неожиданно пересекла русло. Надо же, здесь, оказывается, бывают люди! Геологи, поди.

В дополнение ко всему начались крутые повороты со сливами. Эти места требовали специального подхода, мы втаскивали туда лодки обоими командами, по очереди. Один раз даже засняли такое событие на видео. Выставили вконец закоченевшего Женю на нужное место, вставили камеру в руки, показали, что нажать, а сами отправились на слив.

Один аккумулятор камеры уже закончился, теперь доканчивался изначально еле живой второй, но я надеялся, что несколько секунд-то он вытянет. Да, ещё раз пожалел я, что нет у нас водонепроницаемого цифровика, не разворачивать же было свою громоздкую технику – сейчас, когда не было ни сил, ни условий!

Мы подвигались к очередному повороту, затем к следующему, мест для стоянки не было, становилось только хуже. И когда стемнело настолько, что наше движение стало похоже на ходьбу вслепую, мы встали. Встали где были, слева, на голом, продуваемом со всех сторон каменном берегу, похожем на островок. Несколько корявых деревьев, это всё, что росло на этих скалах. Но делать было нечего, мы видели, что дальше река и вовсе уходила в голую тундру.

Мы принялись вытаскивать вещи из байдарок, с трудом удавалось нам взгромоздить их наверх. Движения всех членов нашей компании были замедленны, будто заморожены. Ветер был очень силён, он мешал нам как мог. Евгений, едва выйдя на твердую поверхность, принялся собирать веточки, складывал их шалашиком, пытался разжечь огонь. Какой-нибудь, чтобы хоть чуть согреться.

Я бросился на поиски места для палатки. Везде были камни, камни. И ветер! Он - ну никак - не позволял поставить наше жилище. Вырывал из рук, хлестал пологом по лицу, стропы-растяжки бились по ветру, путались в колтуны… Все были заняты, я ставил палатку как обычно один, как мне это удалось – загадка.

Дождь продолжался, он жёсткими брызгами бил по лицу, стучал по плёнке, которую мы с Михаилом пытались натянуть на хлопающую ткань палатки. Плёнку срывало, полоскало на ветру. Вёсла, которыми мы прижимали её, разлетались в стороны. Пришлось накрепко связать их, насмерть прикрутили и концы плёнки.

Костёр мы развели под горкой, выложив полукругом очаг из прибрежных камней. Мы были голодны и очень устали. Приткнувшись на камнях возле костра, мы торопливо ели свою вечернюю похлёбку. Сергей и  Евгений из отдельных мисок, оставшиеся трое, обжигаясь, – из котелка. Ветер пытался вырвать из ложек длинные макаронины и швырнуть их на землю, дождь моросил по одежде, капал с капюшона.

Ненастная ночь вступила в свои права, ничего не было видно, синеватые лучики напичканных светодиодами фонариков были не в состоянии рассеять тьму. Хорошо, что чеснок был у нас в изобилии. Он очень кстати был в этот вечер. Мы ели и вновь вспоминали о сале, вот что бы нам пришлось сейчас… Где же оно?

Мы перерыли свои вещи уже не раз в его поисках… Зато у нас был чай. Мы пили его почти кипящим, согревая руки о раскалённые кружки. Пили с курагой и сухарями.

- Божественное сочетание,.. – с набитым ртом бормотал Миша. – Никогда бы не подумал, что курага с сухарями такое классное яство! Это ноу-хау, или почерпнул откуда-то?

Это было моё, испробованное ещё на Чусовой, изобретение, но такого эффекта я от него конечно же не ожидал.
- Да… Надо будет дома освоить,.. – с закрытыми глазами размышлял наш медик. Наверное, он знал толк в диетах?

Сушиться в этот раз было негде, хорошо, что вещи в рюкзаках остались сухими. И каждый из нас подолгу копался в своём бауле, пытаясь нащупать в темноте то, что надо. Лишь мой древний фонарь с обычной ещё советской лампочкой мог дать нормальный свет, но кнопка его давно не фиксировалась, её надо было держать и орудовать приходилось одной рукой. А надобно было ещё и приподнимать плёнку, которой мы накрыли сгруженные в кучу рюкзаки… С другой стороны в своём копошилась неясная фигура кого-то из наших. Дождь не прекращался, ветер тоже. Было сыро, холодно и противно.

Каким счастьем было оказаться в сухой палатке! Залезть в спальник, вытянуться и закрыть глаза! Какое наслаждение просто лежать, когда на улице свищет и хлопает плёнкой злой ветер, когда дождь осыпает палатку неровными горстями холодной влаги! Разговоров практически не было, и даже Евгений, обычно подолгу копошащийся у костра, в этот раз уже скоро крепко спал на своём центровом месте.
Я лежал, отвернувшись лицом к стенке палатки, ощущая спиной давление моих сотоварищей. Самые разные мысли роились в голове, я не препятствовал, было забавно наблюдать за их удивительными трансформациями. Но вот мысли начали размываться, путаться… А потом я уснул, незаметно скользнул за грань уставшего сознания.

А ветер всё бесновался, свистел и кидался рассыпчатыми водяными зарядами…

7 день

Этой ночью я решил приобщиться к общей традиции – сосанию таблетки Доктора Мома, которые заботливый Лёша рассовывал каждый вечер по карманам палатки. Все давно спали, когда среди ночи я достал одну из них... Только зашуршала её обёртка, как лежащий рядом Миша мгновенно проснулся.

- Знакомый звук, - пробормотал он.

Я сунул ему таблетку в рот. Он удовлетворённо зачмокал и уснул. Только тогда вторую смог взять я…

Как трудно было подниматься следующим утром, хотелось хоть немного ещё полениться, полежать в тёплом коконе! Но работа ждала нас, и к девяти часам все мы были на ногах. Утро было пасмурным, но не было ни нудного вчерашнего дождя, ни рвущего палатку ветра. Стоял штиль. Я поёживался, вспоминая вчерашний вечер.
Первым делом мы развесили подсушиться промокшие за вчерашний день одежды. Деревьев тут было раз-два и обчёлся, и мы разложили их на палатке, стропах-растяжках, на камнях – везде, где только было возможно. Очаг стал и вовсе подобен рождественской ёлке, впрочем, как обычно.

Пока Лёша латал байдарку, Сергей шумно собирал дрова, Миша кашеварил, а Евгений копался в споём рюкзаке, я присел на камень – сделать записи, изучить карты.

Да, похоже было, что дальше тащить байдарки по такой реке было бессмысленно… Воды в Харе было так мало, что процесс этот превращался в натуральный мазохизм. Хоть и было в этом что-то… но, рассудив, что учитывать надо коллективные интересы, я предложил начинать волок отсюда, не пытаясь пробиться к Оник-Шору (стандартному месту начала волока) сквозь лежащий перед нами каменный частокол Малой Хара-Маталоу.

- Да, давайте! Вот тут и дорога как раз проходит! – тут же загорелся энтузиазмом Сергей. Действительно, возле нашей экспромтной стоянки виднелась вездеходная колея.

- Ну что ж, - заметил Михаил. – Наверное, время пришло. Пожалуй… я за!
- А ты как? – спросил я молчаливо качающего головой Лёшу.
Тот неспешно подумал, поджал губы и произнёс:
- Ну не знаю… Если вы решили…
- Ну а ты-то что?
- Ну - вы уже всё решили…
- Мы решаем сейчас!

Лёша молчал, думал… Он так и не сказал нам внятно, что думает по этому поводу, хоть было видно, что после вчерашнего он уже был готов к волоку.
Даже Женя посветлел лицом при мысли, что мы, похоже, уходим от ненавистной ему реки.

- Да, лучше отсюда начать, - сказал он, кивая головой. И добавил, махнув рукой в сторону шумящей реки. – Ну разве тут можно идти! Ну это же идиотизм какой-то!
- Мы же шли, - флегматично бросил Лёша. Он изменил бы себе, не сказав чего-нибудь подобного.

Ну, если тебе нравится – иди! Там же нет воды, одни камни, ты что, не заметил вчера? – бросился на него Евгений. – Лёша всегда как скажет… Что за человек, как ребёнок… Я его просто не понимаю!

И некоторое время Женя, уже после того, как Лёша ушёл по делам, бормотал что-то о нём, не то, обращаясь к нам, не то, разговаривая сам с собой…

Так или иначе, но предложение моё вызвало живой отклик в душах походников. Голоса зазвучали веселее, дело пошло ходче. И – будто уловив наше настроение, раздвинув в стороны серые тучи, на небе засияло яркое солнце.
Решение было принято.

Я выудил из рюкзака последнюю банку тушёнки. Я взял их из расчёта подъесть до начала волока, чтобы максимально облегчить наш груз. Так и случилось.
Завтрак прошёл бодро и споро. Была вытащена на свет божий видеокамера. Теперь-то хорошо было снимать, ни тебе дождя, ни ветра… Жаль, что самое интересное – самое трудное, всегда оставалось за кадром… Так было и в прошлых походах, так происходило и сейчас.

И вот наступил торжественный момент разборки байдарок. Лёшина была собрана «на живца», и, разобрав её, надо было только идти. Вопрос был, как вообще удастся собрать её на Бур-Хойле! Но до этой самой Бур-Хойлы надо было ещё дойти… Ну а сейчас, разобрав лодки, обратной дороги нам уже не было.

Я взял в руки фотоаппарат и пошёл вдоль реки. Да! Интересное зрелище открывалось моим глазам. Хара тут была узкой петляющей среди скал речкой, просто запруженной камнями. Такой она была, что хватало глаз - и ниже, и выше по течению. Вода в ней разбивалась на множество струй, вскипающих пеной и уходящих вниз под камни. Как мы продирались здесь вчера, уже в темноте, было непонятно. Я хмыкнул и посмотрел в сторону от реки.

Колея от вездехода, проходящая мимо стоянки, шла вдоль реки, затем уходила круто влево, в колышущийся ковёр полярной берёзки. Я пригляделся. Чудилось, что на горизонте она лезла по склону покрытых редколесьем сопок, переваливала через них… Казалось, что у горных подножий светлела ещё одна полоска – ещё колея? Бинокль, как я не силился разглядеть поточнее, не помогал. Зачем я только купил его, компактный «Таско» - совершенно бесполезная китайская игрушка… Много раз я уже убеждался в этом. Верно, надо было идти на разведку. Не тащиться же потом наобум с непреподъёмными баулами! Время было: разбирать байдарки и упаковываться не быстрое занятие.

Я прошёл немного вниз по Харе, мне казалось, что там есть впадение какого-то ручья. Пошёл вдоль него. Вскоре выяснилось, что это было второе, малое, русло самой Хары. Решив срезать путь, я углубился в тундру, покрытую густыми ягодниками и цепкими кустиками полярной берёзки. Сходу форсировать руслеце не получилось, пришлось походить вдоль него, пока не нашёл заваленного камнями места. Сопки, казалось, были передо мной, но я шёл и шёл, но достичь их никак не мог. Да и поле это было не для праздных прогулок. Болотца проступали то там, то тут. Приходилось обходить их, делать петли, возвращаться назад. Берёзка цепляла одежду, царапалась…

Это была дорога. Точнее её было бы назвать направлением из петляющих следов от гусениц. Дорога шла вдоль гряды невысоких сопок, соединялась с такой же, ведущей от нашего лагеря, и уходила к покрытому леском перевалу.

Я внимательно осмотрел предстоящий нам путь. Вид его умерил мой энтузиазм.
Я понял, почему только вездеходы посещали этот край. Лишь на гусеницах можно было как-то преодолеть эти тундровые болота.

Колеи вездеходов разбегались в стороны, искали почву покрепче. И выдавливали гусеницами из под вездесущей полярной берёзки болотную жижу. На таких местах всё было исполосовано следами, выворочено вездеходными траками, перспективно блестело грязными лужицами… Где-то здесь нам предстояло пройти. Теплилась надежда, что человек всегда найдёт себе дорогу. Вот только этот груз…
Болотистый участок был широк, обойти его возможности не было. Оставалось верить, что нам удастся пробраться по узким не распаханным полоскам, зеленевшим нетронутой гусеницами берёзкой.

Здесь повсюду были ягодники. Синие и красные точки усыпали их невысокие кустики, так что совсем не было видно зелени. Я нагибался, зачерпывал их полной горстью. Кидал в рот. Ягоды были кисло-сладкими, вкусными. Сок их был тягучим, чуть терпким. Я огляделся – фиолетово-синий ковёр был, казалось, был бесконечен. Жалко было оставлять здесь это богатство… Я повернулся и пошагал в сторону лагеря. Следовало ещё проверить пути подхода от лагеря.

Распогодилось. Чистое небо только оттеняли белые облачные хлопья. Солнце светило вовсю. Но и жарко совсем не было. Одним словом, погода как раз для нас.
Я вернулся в лагерь, когда работа была в самом разгаре. Двойку Сергей уже разобрал, а Лёша всё колдовал над затейливо разложенными перед ним частями Тайменя. Я включился общий процесс: пора было сворачивать и наш лагерь. Как мы ни старались, на сборы ушло много времени. Слишком много... Но всё же это свершилось – мешки были собраны, мы готовы к выходу.

Сергей закрепил свой рюкзак на мешке с байдаркой. Миша с ухмылкой посмотрел на поклажу и с сомнением произнёс:
- Это конечно абсолютно не моё дело, но ты или герой, или…
- Будет надеяться, что герой! – ответил Тесленко. – Давайте мне на спину его, надо проверить.

С большого камня мы завалили на него поклажу. Он сделал шагов десять. Лицо его покраснело, он закачался, прохрипел:
- Снимайте скорее!
Мы с Мишей подскочили и приняли груз.
- К сожалению, ребята, так не пойдёт!- отдышавшись, заявил он.
- Кто бы сомневался, - ответил Михаил и поправил свою бандану. – Отвязываем?

Лёша смотрел на эти эксперименты с нескрываемым любопытством и укоризненно покачивал головой.
- Смотри не повреди спину, - сказал он. Он всегда заботился о здоровье ближнего, такой уж Лёша человек…

Сам он не стал повторять ошибок, и свой рюкзак крепить к лодке не стал. Он просто засунул в неё из рюкзака что потяжелее…

Евгений не вмешивался в сии экзерсисы. Он копался в своём рюкзаке, подвешивал к нему котелок, шлем, коврик и другие мелочи. И только сказал, посмотрев на нас:
- Думать вообще-то надо!

Что он имел в виду?..
И вот, в конце концов, перед нами лежало семь мешков. Нас же было – пятеро… Всем нам было понятно, что предстояла непростая задача: челночным способом переместить этот груз к Бур-Хойле. А было до неё отсюда не менее пятнадцати километров - по тундре, болотам и перевалам…

Два синих баула с байдарками выделялись среди остальных рюкзаков своей длиной. Выделялся и Лешин рюкзак – круглый и пузатый, из советского брезента, с узкими лямками, я помнил его ещё со школьных времён. Лёгкий. Рюкзак Жени был рыхлым, мотающимся в разные стороны – не хватало содержимого для его большого объёма, не смотря на это, хозяин обвешал его вещами именно снаружи, и они болтались теперь на рюкзаке как сосиски.

Рюкзаки «двоечников» были похожи – оба крепкие, плотно упакованные, тяжёлые. Я пожалел, что у нас не было весов, ибо мой рюкзак, кажется, бил все рекорды. Он был очень тяжёл. Слишком тяжёл для его конструкции. Рюкзак трещал по швам, места соединений лямок отрывались, а пластмасса хлипких пряжек (впрочем, пряжки были такие же, как и у остальных) ломалась влёт. И тогда я вязал стропы лямок, примеривал… Килограмм шестьдесят весил он? Больше? Не знаю, не знаю…

- Ну что, куда идти? – бодро спросил меня Тесленко, водрузив на себя рюкзак.
- Генеральное направление – вон тот перевал, - показал я рукой на выдающуюся на горизонте вершину. – Но сначала идти надо левее, обойти болота. Их тут масса.
Сейчас я покажу…
- Понял! – не дожидаясь, крикнул он и энергично бросился вперёд.

Я с трудом водрузил свой груз на камень, влез под него, встал… Да! Посмотрел на ушедших первыми Сергея с Лёшей. Они бодро шагали в противоположном от указанного мной направления… За ним, немного отстав шёл Миша, растеряно улыбаясь он оглянулся.

- Куда вы! – крикнул я им вслед. – Эй!!
Вот олянулся Евгений, он был ещё совсем близко.
- А им кричи - не кричи, - заметил он, - им пофигу!
- Куда же они пошли! Я ж пальцем показал! – возмущался я.
- А им всё равно, они же сами всё знают…

Убедившись, что передовая группа глуха, я побрёл за ними. Не хватало ещё нам разделиться. Я взглянул на часы. Стрелки моих «командирских» показывали половину третьего…

Рюкзак оттягивал плечи. Приходилось гнуться к земле. Пот тут же заструился по лбу.

Первое время колея вела вдоль реки, была твёрдой, удобной. Вот и соблазнились наши передовики этой кажущейся лёгкостью. Немного удалось пройти по такой дороге. Совсем скоро колея завернула влево, перевалила через воссоединяющуюся с основным руслом протоку, и полезла к горам.

Как я ни старался пройти протоку по торчащим из воды камням, тяжкий груз на спине не позволил сделать это, не промочив ноги. Черпнул! На ногах у меня были кожаные берцы, если бы не они – поскользнулся бы точно…

Шли долго. Я посмотрел вперёд. Движение далеко ушедших фигур застопорилось. Они начали петлять, расходиться в стоны. Ясно, начались топи… Я начал нагонять их, когда под ногами послышалось неприятное хлюпанье. Сквозь ковёр ягодников начала проступать болотная жижа. С каждым шагом всё больше её вспенивалось из-под толстых подошв моей походной обувки. Разделилась и колея, превратившись в несколько, ведущих в одном направлении.

Пять человек разбрелись в разные стороны, искали путь получше. Местность начала понижаться. Среди зарослей полярной берёзки появились открытые, уже откровенные болотца. Было весьма непросто находить путь между ними. Я пробирался по поросшим кустиками полосам, стараясь держаться подальше от блестящих на солнце лужиц. Ноги вязли, я возвращался назад, искал другой путь. Долго длилось это испытание. А когда вновь начался подъём, и, казалось, стало посуше, враз провалился по колено в болотную жижу. Только упёршись руками в перемешанную с ягодниками грязь, я с трудом остановил падение. Рюкзак всей своей массой вдавил меня в болотное месиво. Я попытался вытянуть одну ногу – вторая уходила глубже, пытался убрать руку, ноги шли вниз.

Долго я навозным жуком возился, перемешивая грязь вокруг себя. Но удача была со мной, и я как-то выбрался… Ноги до колен были облеплены болотной жижей, штанины противно прилипли к ногам, в обуви обильно чавкало. Руки тоже были в грязи. Я почти с ненавистью посмотрел на суетящихся в отдалении сусаниных и продолжил движение.

Немного не доходя до подошвы перевальной сопки, на пригорке, мы встали, свалив вещи. Я снял штаны, выжимал их, выливал из ботинок липкую жидкость. Сергей чувстуя свою вину, не дождался нас, пошёл с Лёшей за второй порцией баулов. Я вытащил карту, сверился с направлением, вздохнул.

- Так куда же вы пошли? – спросил у подошедшего Михаила.
- Ну я не знаю, - ответил он, пожав плечами. –Ты им сказал что-то, и они так уверенно удалились Я думал, что это я что-то не понял, и - за ними…
- Я же пальцем им показал
- Да видел я, пытался спросить Сергея даже…
- И что он?
- Да ничего. Прокричал что-то.

Мы помолчали.

Медленно, откуда-то со стороны, к нам присоединился Евгений.
- Это ты здесь дорогу разведал? – прищурившись, спросил он меня.
- Нет, не здесь… Я же говорил тебе…

Я повторил ему утреннюю диспозицию.
- Ну и как мы тут пройдём? – спросил Евгений.
- Теперь уж как получится.
- А куда нам деваться, зашли сюда, значит пройдём, - весело сказал Миша, перевязывая бандану.
- Ну-ну… ну-ну,.. – ответил тот, и нагнулся к ягодам.

Мы сидели на кочках, сине-фиолетовых от голубики. Стоило не глядя провести рукой, и ладонь наполнялась их маленькими упругими тельцами. И, пока к нам приближались двое отсутствующих, мои сотоварищи опустились на коленки и занялись ягодами. А я – очисткой одежды от грязи.

Уже подходя к нам, Сергей закричал:
- Ну, простите дурака! Чёрт попутал!

Означало это, что он прекрасно понял, что я тогда сказал.
- Ну и куда тебя понесло?! – спросил я его, когда он подошёл к привалу.
- Ну простите, простите,.. – повторил он и скинул поклажу. – Уж больно дорога там хорошая шла…
- Так зачем же спрашивать-то меня было?! Пошёл бы сразу, куда тебе показалось! – возмутился я.
- Ну прости, прости, - поднял он руки и улыбнулся свое широкой открытой улыбкой. – Ну, сглупил…
- Но ты уверенно пошёл-то! – добавил Михаил.
- Ну ладно, хватит…
- А ты чего за ним? – спросил я подошедшего Лёшу.

Тот помедлил и произнёс меланхолично:
- Ну он, наверное, знал куда идти, он же спросил.
- А сам ты не слыхал?!
- Ну, кто вас знает… Идёт, значит знает!

Впрочем, от Лёши большего услышать я и не ожидал.

Евгений молчал, переводя с одного на другого насторожённый взгляд.
- Ладно, надо идти, - бросил Сергей. Тут он был прав.

Наш раскаявшийся проводник пошёл вперёд к синевшей впереди среди зарослей полярной берёзке лёшиной байдарке.

Впряглись и мы в свои мешки. Технология надевания рюкзака такого веса была не простой. Невозможно было просто поднять и взвалить на спину такой рекордный груз. Рюкзак ставился вертикально, затем надо было, придерживая, сесть перед ним на корточки, просунуть руки в лямки. А дальше были возможны варианты. Можно было попробовать в раскачку завалить рюкзак на себя и, упёршись руками в землю, подтянуть ноги и подняться. Если не получалось, то можно было повалиться в сторону, и уже лёжа перевернуться вместе с рюкзаком на живот, и затем встать. Михаил освоил особый способ – ложиться навзничь на опрокинутый рюкзак, влезать в лямки и перекатываться вместе с баулом вниз лицом, потом вставать. Голь на выдумки хитра! Зато нам не требовалась помощь при каждом «вдевании».
Когда мы достигли основания холма, наша бригада вновь разбрелась. Это было то место, на которое я с сомнением взирал во время своей разведки. Болото. Бугрящееся зыбкими кочками, исполосованное тонущими в грязи вездеходными трассерами, местами поросшее неровными островками полярной берёзки. Края этого места обрамляли кусты повыше, но там под ними вообще блестела вода. Где идти здесь? С таким-то грузом…

Каждый искал себе свой, как ему казалось, лучший путь.

Я поддёрнул рюкзак повыше и взял курс на длинный, очерченный полярной берёзкой, клин. Он, вместе с несколькими подобными, выступал далеко в обширную перепаханную болотину, лежавшую перед нами. Там он терялся, делился, распадался на отдельные фрагменты, соединённые подозрительными покрытыми длинной зеленью кочками. Я надеялся, что по ним мне как-нибудь удастся перебраться на другую сторону. Груз был слишком тяжёл. Он буквально вдавливал меня в зыбкую почву. Каждый шаг требовал внимания, расслабляться было нельзя. Я старался ступать на самые густые переплетения, в надежде, что они послужат мне опорой. Но с каждым шагом берцы всё глубже уходили в выступающую сквозь корявые ветви берёзки грязь. И однажды нога не нашла опоры… Я отступил, остановился. Ноги тут же начали погружаться в вязкую жидкость. Пока не поздно я сделал ещё шаг назад. Потом ещё. Было непонятно, что делать.

Болото казалось непроходимым. Кочки не выдерживали меня. Я огляделся вокруг. Напрашивалось перескочить на метр в сторону, там было, казалось, потвёрже… Но, увы! С рюкзаком я был лишён маневра и мог только отступать назад, осторожно вытягивая из грязи ноги. Я возвращался, искал новую дорогу, опять пробовал взять рубеж, опять отступал, шёл едва вытягивая ноги, на грани, но - продвигался вперёд.

Мои коллеги были не в лучшем положении. Далеко справа сзади копошилась фигура капитана-2. Я присмотрелся внимательнее. Он вылезал из трясины на четырёх конечностях... Рюкзак большой тёмной глыбой качался на его спине. Видно он рискнул – и не угадал. Но ему ещё повезло, он вовремя среагировал и, весь измазанный болотной грязью, смог сам вытянуть себя из трясины. Хуже было дело у Михаила. Он решил попытать счастья с другой стороны болота, и оказался самым отчаянным из нас. Когда кустики закончились, он ничтоже сумняшеся полез в болото. Сапоги-то, мол, болотные – прорвёмся!

Не прорвался. А сценарий утопления был весьма стандартный. Когда одна нога ушла в болото по колено, чтобы вытянуть её он переложил тяжесть на другую, которая тут же последовала за первой. Миша стоял по колено в трясине, с тяжёлым рюкзаком на спине, низ которого уже упирался в болотную жижу. Он делал бесплодные попытки освободиться и только глубже уходил в трясину. На мгновение потеряв равновесие, он непроизвольно упёрся рукой, та ушла в жижу по локоть. Я представляю какие мысли будоражились в его голове в эти мгновения! Тогда он рванулся вверх, рюкзак гирей перевалился в другую сторону и заставил Михаила упереться и второй рукой. И тут он понял, что всё, он завяз окончательно… Его отчаянные попытки хотя бы свалить с себя рюкзак были запоздалыми. Обе руки плотно держало полярное болото. Вес рюкзака медленно вдавливал его в трясину. Все четыре его конечности постепенно уходили вниз, а лицо всё ближе подвигалось к страшной чёрной жиже… Оставалось только кричать, пока не было поздно. Что он и сделал. Он закричал прямо в приближающееся болото, и – слава Богу – что его услышал его капитан…

Тут лежат наши фото: [URL=http://brodyaga.org/club/club.php/user/933/photo/