ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
Проснулись мы от истошных криков. Это в 8 утра Сергей, едва продрав глаза, возопил: «Рыба плещет!!» Он схватил мой спиннинг и, кинувшись к воде, мгновенно спутал всю леску в большой живописный колтун… Потом он, сам опутанный желтоватой нитью лески, пытался возвратить мне остатки снастей со словами: «Ну откуда я знаю, как тут распутывать!» Но пришлось ему самому, долго и упорно ликвидировать последствия своего неуправляемого темперамента.
Я искупался. Утро было нежарким, солнце то ныряло за облака, то вновь выкатывалось на синее небо. Слабый ветерок шевелил пушистые иглы светло-зелёных пихт. Над озером стояла благодать. Со всех берегов острова открывались прекрасные виды на Энгозеро. Я взял фотокамеру и вышел на пленер. Каменное тело острова было покрыто плотными упругими ягодниками. Они вязали ноги, не давали шагать. Но были и тропы, по одной такой тропе я вышел ещё на одну оборудованную стоянку. На северном берегу островка. Заметно было, что в сезон на Энгозере водились туристы, и в избытке.
Я фотографировал, любовался и наслаждался прозрачным карельским воздухом, полной грудью набирая его холодный живительный эфир. И мне уже чудилось, что я вижу её - благодать…
Когда спиннинг был приведён в рабочее состояние, я забросил блесну. Вот она, коротко всплеснув, маленькой блестящей рыбкой помчалась к берегу, но через мгновение ход катушки затормозился, леска напряглась, спиннинг согнулся: рыба? Нет, застряла! Я попытался поддёрнуть блесну под разными углами, всё без толку. И - полез в воду. Так состоялось купание номер два.
Лёша же всё это время, кряхтя и кашляя, потерянный бродил вокруг вещей, подбирая то один, то другой предмет и тяжело вздыхал. Было очевидно, что тяжёлое несчастье если и не произошло у него ещё, то должно было случиться вот-вот. И он наверняка знал об этом, он предчувствовал.
Приняв утреннюю кашу, мы свернули лагерь. Пока остальные походники утрамбовывали последнее имущество в щели байдарок, я решил ещё разок забросить спиннинг. И вдруг, рука, вращающая катушку, почувствовала сопротивление, - уж не добыча ли? Я плавно выбрал леску: здоровенный окунь качался на ней! Да, это была общая радость. Марина бросилась за своей «мыльницей», Миша – за камерой. А потом – советы, советы, советы… Общим напряжением мысли решили – подсолить, и в котелок до следующей стоянки.
Отчалили в хорошем настроении. Я включил навигатор, и мы, попрощавшись с гостеприимным безымянным островком (теперь он для нас – остров Окунёвый) двинулись дальше, отмеряя последние километры южной части Энгозера. Начался четвёртый день пути. Шли, держась левого берега: где-то там должен был быть проход в Пайозеро. Небольшой ветерок подгонял нас в спину. И солнце: оно вновь светило опасно, а гребцы радостно и незаметно обгорали.
Вот и проход в Пайозеро, когда-то здесь была возведена небольшая плотина, а теперь она зияла пустыми проёмами двух больших ворот. Туда и устремлялась струя воды из Энгозера. Мы прошли свободно и просто - в левый проём.
В Пайозере стало менее мило. Теперь ветер бил нам в борт и поднимал неприятную боковую волну. Пришлось увеличить прикладываемое к вёслам усилие, тут уж не расслабишься, требовалась настоящая гребля. Несмотря на это, я сумел поснимать и здесь. Было очевидно, что пейзажи заслуживали этого. Но где-то внутри шевелилась досада: высокая вода скрыла ожерелья камней, опоясывающие островки Пайозера… А они должны были украсить мои снимки. Эти же камни, то и дело проступающие сквозь тонкий слой воды по курсу байдарки, заставляли нас быть в постоянном напряжении.
Незаметно, постепенно наш караван втянулся в узкое горло Чогозера. Оно, длинное и узкое, вытянулось на восток. Итак, мы завершали начатую утром петлю и теперь двигались навстречу ветру. Волны выросли ещё. Мы гребли в полную силу. Что же, не всё нам отдыхать, нужно было когда-то проявить и свою силу. Байдарка зарывалась во встречные валы, разбивая их на миллионы брызг, которые мы встречали своими и так уже мокрыми телами. Останавливаться было нельзя: волны и ветер тут же снесли бы нас назад, развернули, захлестнули. А оверкиль с вещами, да далеко от берега нам был совсем не нужен. Так мы отработали Чогозеро и встали в его конце, - надо было подождать сильно отставшую команду двойки.
Здесь, на этой нежданной остановке, было чудесно. Нас встретил длинный пляж с чистым золотым песком. Ветер тут не чувствовался, будто и не было его вовсе. На берегу мы обнаружили отлично оборудованную стоянку, с очагом, импровизированной баней из сложенных камней (впрочем, подобные мы встречали повсюду), большим столом из жердей, местом для палатки.
Пейзаж тут был так хорош, а солнце светило так завлекательно, что мы с Мишей, пока двойка была ещё далеко, скинули с себя всю одежду и бросились в искрящуюся прохладную влагу. Тут было мелко, и нам даже пришлось пробежаться до глубины по приятному песчаному дну. Вода гостеприимно приняла наши натруженные тела. Она мгновенно успокоили обожжённые лица и смыла усталость. Мы ощущали, как она делилась с нами своей силой, своими крепостью и здоровьем. Снова захотелось жить, и жить весело. Казалось, тут не северная Карелия – Чёрное море! Мы плескались в лёгкой фиолетовой жидкости, пока двойка не подошла на опасное расстояние, и только тогда мы нехотя вернулись к брошенной одежде.
Лёша пристально смотрел на нас, а на его лице отражался весь спектр чувств, доступный для человека разумного… Ему и хотелось, и он опасался, он и завидовал, и осуждал… Кончилось всё тем, что он, разоблачившись (уже частично), внедрил-таки себя в озеро. На мгновение… И кинулся обратно. Миссия была выполнена, и его совесть перед ним самим была чиста, - он искупался!
Ну и, конечно, я фотографировал (и Марина своей «мыльницей»), Миша снимал видеокамерой, - без этого в таком прекрасном уголке было не обойтись.
Привал прибавил нам бодрости, мы снова были готовы к свершениям.
Пока мы отдыхали, за мыском нас ждала ещё одна разрушенная плотина на выходе из Чогозера. И тут всё было серьёзней, чем на первой.
Слив был скоростной, а сразу за ним две продолжительных гряды перекатов в длинной узкой горловине пролива. Вошли на скорости, хоть Лёша и пытался всеми силами затянуть момент начала сплава, вставая на корме и вновь вглядываясь, вглядываясь… В струе пришлось полавировать.
Километра через два нас ждало ещё одно испытание. Это был безымянный порог на выходе в Пильдозеро.
Необходим был осмотр с берега. Мы высадились на небольшой холмик и принялись изучать порог. Он лежал перед нами, шумящий, катающий валы от валунов-отбойников, - такой… привлекательный.
Мы разработали стратегию прохождения, решили, что первой на этот раз пойдёт двойка. Лёша всё не хотел уходить, он смотрел на порог, морщил лоб, а в голове его зрело что-то грандиозное. Но мы, торопливые, не дали созреть этому нечто.
В начале порога нужно было сделать маневр влево-вправо, уворачиваясь от камней-отбойников, а потом идти по центру.
Сергей так и вошёл в порог – налево, но тут, вместо поворота направо, его байдарку повело ещё левее и стало разворачивать. И так, боком, понесло на мощный отбойник с большим страшноватым буруном! Как-то ему удалось в последний момент довернуть байдарку, и он проскочил мимо камня - задом. Так, задом (это, похоже, становилось у нас традицией), пару раз задев подводные камни, он и пронёсся до конца порога. Хорошо, что порог не был длинным.
Лёша после созерцания экзерсисов своего коллеги неуверенно произнёс: «Может обнесём»… Но мы с Мишей уже вгребали в порог. Удивительно, но наша длинная неповоротливая и весьма опрокидистая баржа преодолела порог чётко - по плану. Видно три пары крепких рук всё-таки имеют решающее значение. Лёшин Таймень, конечно, попытался совершить суицид на первом же камне, выбросившись на него подобно киту, но мы сумели, напрягшись, увернуться, проскребя по камню правым бортом. Была и вторая попытка, уже в конце порога, тогда мы попытали устойчивость камня левым бортом.
И ещё раз – это уже я пожертвовал сухостью своей одежды, отбив ногой здоровенный вал, накрывающий незащищённый фартуком раскрыв байдарки, ещё бы чуть, и захлестнуло. Мы вышли из порога победителями и долго слушали восторженные (конечно, - громогласные) комментарии Сергея, а Марина сидела у него в байдарке и только застенчиво улыбалась.
Немного успокоив нашего громкого друга (да, да, классно ты прошёл порог, да ещё задом, вот это мастерство, ух ты…) мы двинулись дальше. Узкие берега пошли в стороны, и перед нами возникло Пильдозеро. Большое, с сильно изрезанными берегами. И очень живописное.
Мы приняли бой, лишь только борта наших байдарок ощутили большую воду. Сильный ветер прямо в лоб гнал встречную волну. И мы потрудились на славу, изо всех сил орудуя скользким алюминием вёсел. Километра два мы шли на восток вдоль долгого узкого мыска, далеко выдающегося в тело озера.
Природа не позволяла нам отдаться созерцанию окрестностей, поэтому мы не сразу заметили, что на берегу над водой стоит олень... Он застыл и был бы похож на статую, если бы медленно не поворачивал за нами свою гордо вздёрнутую голову. После короткого всплеска эмоций замерли и мы: так и смотрели друг на друга – мы и олень. А я лихорадочно доставал фотокамеру, менял объектив. Но стоило мне вскинуть фотоаппарат в предвкушении удачи,.. раздался дикий вопль. «Олень, олень!» - это Сергей, размахивая руками и, казалось, даже ногами, метался по байдарке. Красивое животное, в отличие от нас, не было готово к подобному поведению двуногого существа, и, надо думать, испытало сильнейший стресс. Олень взбрыкнул и в один прыжок исчез за деревьями. Прильнув к видоискателю камеры, я увидал лишь раскачивающиеся пушистые ветви пихт… И было бесполезно корить нашего дикого друга. «Ведь это же был олень, олень, вы что, не видели!» - повторял он в ответ на наши «эх ты…» Так не состоялся снимок, который точно украсил бы наши воспоминания.
Так или иначе, мы дошли-таки до окончания мыска и, обогнув, начали обратное движение. И вновь вдоль него. Теперь ветер помогал, дул нам в спину, зато солнце, воспрянув от безделья, принялось жарить в упор. Оно висело прямо перед нашими лицами и слепило, как только могло. Я много раз пожалел о не взятых хоть каких-нибудь защитных очках.
Нашу тройку постоянно вело в сторону, и мы с Мишей едва-едва, упираясь правыми вёслами, выгребали, удерживая курс. Лёша же, сидя на месте капитана, размерено и невозмутимо водил обеими руками, даже не пытаясь как-то поправить курс. На предложения погрести правым он не реагировал, отвечая что-то вроде «я и так правлю». Эксперимент же показал, что он так и будет не глядя безмятежно грести, до тех пор, пока байдарка не врежется в берег. А Лёша печально смотрел на нас и очень, очень обижался на замечания. И в этой его обиде чувствовалось что-то глубоко личное… Вот такой у нас был капитан.
В южную половину Пильдозера мы проходили под нижним мостом, судя по описанию тут путь был попроще. Но и здесь нам пришлось постараться, чтобы пропихнуть байдарки под мостом у самого берега. Я вышел, вытащил на мост рюкзак, а потом ловил нос байдарки с другой стороны моста.
Вид у моста был замечательным, и мы сделали краткую остановку чтобы размяться и подсушить на ветру сырые от брызг вещи. А ветер был очень силён, он тут же попытался скинуть вещи в воду, и пришлось срочно прижимать их камнями.
Солнце уже клонилось на горизонт, тени удлинялись, а значит, пейзажи приобретали необходимую для съёмки готовность. И я фотографировал. Ветер выбивал на воде замысловатую рябь, и нервные дрожащие круги разбегались от травы, поднимающейся из воды. Листья нечастых здесь лиственных деревьев отчаянно бились на ветру, и был отчётливо заметен каждый листик, каждая травинка, ничто не сливалось, всё жило своей отдельной жизнью. Обильная зелень трепетала, искрилась солнечными отражениями, будто в ней заблудились блёстки праздничного фейерверка.
Дорога, ведущая через мост, была гравийной, было видно, что используется она совсем редко. Тем более удивительно для нас было явление Нивы, прогромыхавшей мимо нас по мосту. Удивительно было и наше появление для седоков этой железной кибитки, их чувства отлично читались на лицах с открытыми ртами… Медленно поравнявшись с нами, они медленно поздоровались, казалось, они чего-то ждали… Что же, любопытно, такого странного было в нас? Ещё немножко поспорив с Сергеем (вернее, это он спорил с вялыми нами) о направлении дороги, мы двинулись дальше.
Идти пришлось опять против ветра. И идти долго. Выход из Пильдозера нашли едва. Он был хорошо замаскирован среди каменистого озёрного берега. Но вот и сама Воньга, отсюда, говорила карта, начиналась сама река с её многочисленными порогами. А один из них уже встречал нас. Это был порог Горбатый. Длинный, аж из 3 ступеней, да с мостом. Мы высадились, посмотрели с берега. Бурлит, конечно, камни раскиданы по всему фарватеру, но ничего замечательного мы в этом пороге не обнаружили. Он, удивительное дело, соответствовал описанию. Даже Лёша тут, глядя на Горбатый, не взволновался, а только вздохнул, пожевав губами.
Всё равно, несмотря на явный перебор, мы облачились в боевые доспехи: шлемы, спасательные жилеты. Шли почти по центру, повторяя изгибы реки. Только начало второй ступени требовало особой аккуратности. Там, проскользнув впритирку с большим камнем, возвышающимся справа, надо было суметь не напороться на маленький камень-нож шестью метрами ниже и левее. Оба наших крейсера прошли удачно, - просто и легко, мы праздновали очередную победу.
Распалённые, мы входили в Синдамозеро. Пора было останавливаться, и где-то здесь, в заливчике, должна была быть хорошая оборудованная стоянка, а мы - ну никак - не могли найти её! «Где она, ну где!! - кричал Сергей. - Ты говорил, что здесь стоянка! Пора останавливаться, скорее!» Везде были низкие подтопленные, болотистые берега. Пошли вдоль берега, - нет, да и всё! Уже подумалось, что она ушла под воду, как, наконец, искомое место выплыло нам навстречу. Это была отличная стоянка, с пляжем, столом, очагом и непременной каменной банной печкой. И мы, наконец, с чувством выполненного на сегодня долга, встали.
На деревьях, на столе, везде были надписи, оставленные нашими предшественниками, была среди них и ещё не потемневшая от времени надпись «Нижний Новгород».
Пляж был просторным: длинным, а не в высокую воду, наверняка, и широким. В метре от воды тянулась золотая полоса сухой травы, выброшенной озером во время ненастья. Окаймляли пляж плоские каменные выступы, метров на 15 выступающие в воду. Небольшие разнокалиберные камешки, усыпавшие песчаную полосу, не позволяли порезвиться босиком.
Бухточка была живописна, как почти всё, что мы видели в Карелии. Посему, после того, как лагерь был разбит, я отправился на поиски видов, красок и ракурсов. Я забирался на камни, влезал в кусты, ложился на землю. В голове, толкаясь, роились мысли: отсюда, кажется, лучше,.. а может отсюда,.. попробую ещё вот так… Снимал взахлёб, счётчик только и успевал отсчитывать кадры на камере. И очень хотелось думать, что какие-то из них – получатся.
Мои сотоварищи, сбросив, наконец, гребную заботу, обратили внимание на себя, а главным образом, - на свои лица. Тут же выяснилось, что Сергей стал нашим краснокожим братом, точнее же, - ярко краснокожим. А ещё красношеим и красноруким. Да и остальные выглядели не намного белее. Меня же, «старого многомудрого походника» в шляпе с большими полями эта беда обошла. Я помнил, что такое яркое солнце на воде, да в холодных брызгах-линзах: обгорания не почувствовать ни за что. Вот и пригодился мой медицинский набор с «противопригарным» Витаоном, - началось самолечение (как бы, наверное, были недовольны дипломированные врачи). А у Марины, кроме обгоревшего носа, ещё разболелась кисть правой руки, не вынесла такой гребли… Только Лёша держал марку, принципиально не принимая лечения из моих рук, шарахаясь от мазей как чёрт от ладана. Наверное, опять какие-то воспоминания далёкого детства не позволяли ему пользоваться лекарствами.
Появились комары, немало, но всё те же, вялые доходяги, типичные представители прибалтийских племён. Они роились вокруг нас, бестолково тыкались в кожу, и всё похлопывали и похлопывали по ней прозрачными крыльями. Становилось даже страшновато за них, казалось ещё немного, и они упадут от бессилья.
Во время ужина, когда мы уже приканчивали котелок чая, двое охотников подошли к нам на лодке. А перед этим невесть откуда появились две собаки, оказалось, что они сопровождают по берегу лодку с хозяевами. Охотники, завидев огонь, захотели погреться. Наверное, они не отказались бы и от чая, но мы им, к своему стыду, даже не предложили. К тому времени он практически весь уже был в наших довольно урчащих желудках.
Охотники сказали, что сами «с севера», сюда приехали поохотиться. Что рыбу надо было ловить сразу после схода льда (недели три (всего!) назад), или уж позже, сейчас – мёртвый сезон. Вот только если окуньки (тут мы самодовольно переглянулись)... Своего утреннего окуня мы, очистив и выпотрошив, пожарили на крышке от котелка, и каждому досталось по полтора укуса. Но как он был вкусен, наш первый (и последний, как мы узнали позже) окунь!
А охотники, отогревшись, свистнули собак и, пожелав нам удачи, погребли дальше.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Сон был быстр и крепок. Вчетвером в палатке. Сергей вновь лишил нас удовольствия слышать, засыпая, междометия его правильного русского языка. Он оборудовал себе мощный лежак на воле, там, зарывшись в глушащий звуки спальник, он и спал.
Было уже около половины десятого, когда мы окончили свой сон. Что делать, даже организм туриста требовал отдыха.
Рука у Марины за ночь опухла и стала похожа на боксёрскую перчатку. Непривычная нагрузка оказалась слишком велика для неё. И вновь я выступил главным лекарем: йодная сетка, бальзам, тугая повязка. Марина смотрела на меня жалобными глазами, но ни слова жалобы не слетело с её языка. Я посмотрел ей в лицо и догадался, что она представляла себя в гестаповском застенке… Если бы этот настоящий герой ещё не потерял способность удерживать весло! Марина, надо признаться, и раньше, и сейчас, и потом до конца нашего путешествия ни разу не дала повода усомниться в своей стойкости «оловянного солдатика», ни разу не пожаловалась. Она всегда, что было сил, неуклонно и точно выполняла сверхзадачу нашего похода. Марина оказалась настоящим бойцом нашего туристического (не для всех видимого) фронта.
Прибалтийские комарики, из последних сил мотающиеся по берегу, не помешали мне окунуться в прохладные воды Синдамозера. Скинув одежду, я долго бежал по затопленному пляжу до глубины и с размаху упал в свежую чистую влагу. Миллионы мелких брызг мгновенно полыхнули солнечными отблесками, а я погрузился в озёрную благодать. Подумалось, что стоило ехать в такую даль только для того, чтобы здесь сейчас окунуться в эти тихие воды.
Жаль только было, что народные массы не поддержали наше с Мишей предложение затеять походную баню. «Да зачем,.. и так обгорели,.. кому это надо,.. время нет…»… Вот так, просто и прозаично, произошло крушение голубой мечты о парной.
Рыба вновь не ловилась, когда из Воньги в Синдамозеро вошла группа из пяти байдарок. Это было полной неожиданностью для нас, теперь мы не единственные в этом краю! Наверное, со станции Энгозеро. Не думаю, чтобы они шли, повторяя наш уникальный путь. Байдарки были разнотипными, они, не останавливаясь, прошли в озеро. Прошли далеко от нас, не заметив нашей стоянки. Их разноцветные вёсла, удаляясь, мерно вздымались над водой. Да,.. теперь мы были не одни.
Было так покойно и уютно, что уйти нам никак не удавалось. «Рука не брала!» Так мы и поставили рекорд лени: старт сегодняшнего перехода состоялся в два по полудни!
И вот мы снова в объятиях водной стихии. Синдамозеро по красоте не уступало своим давешним товарищам. И мы любовались бы его красотами, но не отпускающий нас ветер раскачал его только что тихую гладь. И опять, опять нам пришлось своё главное внимание уделять стихии. Лишь временами, не выдержав испытания красотой, я, заслоняя технику от брызг, делал какие-то снимки.
Так мы, от мыска к мыску, и подвигались, лопастями вёсел, как волшебными палочками, творя переливающуюся в солнечных лучах радугу.
Мы не сразу пошли в проход к очередному озеру, сначала сделали крюк, зашли в губу Безрыбью, чтобы посетить знаменитое место, отмеченное во всех описаниях. Это было ритуальное дерево у большого песчаного пляжа.
Каждая из проходящих по здешним озёрам групп считала своим долгом оставить на этом дереве свой знак. Ими были части от байдарок, элементы одежды, походной утвари, цепи, таблички, просто вырубленные надписи, всё что угодно. Ещё в прошлом году это дерево гордо возвышалось над малорослым окружением… А сейчас оно, всё усыпанное предметами походного культа, встретило нас лежащим на песке. Оно было свалено топором туристического Герострата! Что тут добавишь!.. Можно только гадать, что заставило его совершить этот акт экологического вандализма. Ненависть к туристам, или вообще к туризму? Временное (или постоянное) помешательство? А может это комплексы из далёкого детства (здравствуй, Фрейд)?
Походники же - народ неунывающий. И дерево рядом уже начало обрастать символами походной веры. Приложили и мы руку к этому процессу. Я достал заготовленную ещё дома, тщательно проолифленную, табличку и найденным рядом шурупом закрепил её на стволе. И мы запечатлелись на её фоне, радостные и полные сил. Так мы сделали свой вклад в статистику нижегородского присутствия в мире. А о том, что мы не первые из Нижнего побывали здесь, свидетельствовала деревянная доска с надписью «Горький – 1997», прибитая на лежащем стволе.
Мурамозеро мы нашли ой, каким не ласковым. Ветер ещё усилился. Его порывы срывали верхушки ставших весьма значительными волн и швыряли в нас водяные снаряды. Байдарку захлёстывало. Одежда промокла почти сразу. Было сложно держать курс, но деваться нам было некуда, и мы яростно махали мокрым алюминием.
В начале Мурамозера мы приметили те пять утренних байдарок. Они, как привиделось, беспорядочно крутились далеко справа, в тупиковом ответвлении озера. Странно, что мы так скоро нагнали их, что за это время они не ушли дальше. Наверное, они искали путь. Заблудились? Вообще-то заблудиться тут немудрено, даже с картой и компасом. Если бы не навигатор, нам тоже много где пришлось бы поискать путей. Но вскоре мы потеряли из виду наших неизвестных коллег, и в последствии не видели ни их, ни каких других походников.
Ветер не стихал, мы так и шли, выгребая против него и наперекор строптивой лёшиной байдарке. Лишь раз остановились на голом валуне у заросшего мыска - подождать далеко отставшую двойку. Там я успел и поснимать, и сделать кое-какие записи в походном дневнике.
Экипаж двойки подошёл, полный живых впечатлений. «Что вы нас кинули! - возмущалась Марина, - а этот всё кричит и кричит!» И замахнулась на радостного, даже восторженно-счастливого Сергея. Воистину, даже их приближение мы сначала услышали, только потом увидали блёстки вёсельных взмахов, и уж совсем близко – бледно зеленоватую тушу байдарки. Несмотря на опухоль, Марина приноровилась: ухватила весло, не сжимая, так и гребла. Наш стойкий оловянный солдатик…
Отдохнув и поделившись впечатлениями на каменном горбике, мы продолжили. Всё прямо и прямо, не сворачивая, мы таранили грудью ветер и разбивали в пыль водяные дюны (хотя было уже, казалось, легче, - привыкли или ветерок чуть стих?).
Лебеди. Их была тут бездна. Они качались на волнах флотилиями белых корабликов. Мы любовались издалека. Близко они не подпускали: тут же мощно разбегались по воде и зигзагом уходили вверх. Взлетали и жемчужным ожерельем вытягивались куда-нибудь за очередной мысок и опускались, вновь превращаясь в белую флотилию. Несколько раз мы безуспешно пытались приблизиться поближе, чтобы снять крупнее этих белоснежных красавцев, увы!
И вот конец Мурамозера: губа Домашняя. Что же, это был рубеж. Здесь заканчивался дивный каскад живописных карельских озёр, и начинался самый напряжённый участок пути - порожистая Воньга.
Перед началом решительного штурма мы устроили краткий военный совет в Домашней, облачились в доспехи. И осторожно вошли в раскрыв русла Воньги. Где-то тут, почти сразу, должен был быть порог Поганьдом. Но сначала нас встретил нежданный и неописанный перекат. Пройдя сходу (мы даже не успели его обсудить), мы услыхали, как из-за поворота донёсся сильный шум. Поганьдом нас ждал!
С трудом сошедши в какое-то болотце на правом берегу, мы отправились на осмотр.
Порог был симпатичным, но вполне доступным для нас. Мы осмотрели препятствия и двинулись к байдаркам. Все, но не Лёша. Он продолжал осмотр. Свой, настоящий. Он стоял неподвижно, гордо возвышающийся над кипящей водой, и строго смотрел на бушующую стихию. Смотрел. Смотрел, смотрел… И очнулся, когда мы вернулись, испугавшись за душевное здоровье друга, чтобы силой сдвинуть его с места. Что он видел там, какие стратегические решения принимал, навсегда останется для нас загадкой. А порог показал, что и для него самого…
Было очевидно, что, входя в порог, чтобы увернуться от двух опасных скал нужно было совершать энергичный маневр влево и сразу вправо. Осторожно развернувшись, мы пошли. И тут Лёша, наш капитан и рулевой, привстал сзади и устремил взгляд в приближающиеся камни.
- Ну, куда? – спросил его я, когда пришло время решать и править. Лёша не среагировал, только досадливо прищурился.
- Ну что, будешь править!? – это уже Миша не дождался Лешиного ответа. Он подождал секунду и удивлённо спросил уже меня. - Он вообще слышит?
Я только пожал плечами. Миша говорил что-то недоброе, к счастью шум заглушал его слова. Камни приближались, байдарку несло прямиком на большой обливной валун. А Лёша… он смотрел, деловито пожёвывая губами.
- Ты будешь грести! – крикнули мы с Михаилом вместе, и уже не дожидаясь реакции и не сговариваясь, вонзили вёсла в воду. Поздно. Нам, сидящим на носу судна, не удалось отвернуть его нос он мощного обливняка. Лёша же, имеющий такую возможность, «продолжал наблюдение»…
Таймень неуклюже, лениво взгромоздил нос на мощный обливняк и начала опасно крениться на борт, ещё немного… Нет, фортуна повернулась к нам лицом, - потоком воды байдарку снесло с камня. Оверкиль не состоялся. Уж не знаю, правил ли там дальше Лёша или всё ещё наблюдал, знаю, что мы выгребали, уже не полагаясь на «рулевого». Спустя пару минут, с размаха перелетев через нижние валуны, мы вышли на спокойную воду.
Итак, простой Поганьдом сумел-таки нанести нам урон. Душевный. А это серьёзней тривиального пробоя.
«Обмен мнений», состоявшийся сразу после порога внёс желанную ясность. Лёша сообщил нам, что он правил, что ему сзади было виднее, что у него был план… Вот так, ни больше - ни меньше. Вероятно, этот тайный план был настолько секретен, что к огромному лёшиному сожалению его нельзя было довести до нас. А предполагал этот план таран валуна с последующим килянием, чему мы, не владея информацией, так безобразно воспрепятствовали… И мы высказали, что думаем обо всём происшедшем. Лёша обиделся, нет, он был оскорблён до глубины души, и долго молча нёс в себе эту незаживающую рану.
Двойка же миновала порог без помарок, видно тамошний рулевой, почему-то правил.
Но одно событие отвлекло нас от недобрых мыслей. Сразу после порога на левой берегу нас приветствовал местный лесной житель, - матёрый бурый медведь! Он стоял у воды, застыв огромной коричневой тушей. И мы не сразу разобрали его на фоне зелени, когда сзади услышали отчаянный вопль Сергея и Маринин возглас: «Медведь!» И вновь я не успел запечатлеть зверя. Хозяин, увидав нас и услыхав страшный рёв неизвестного ему животного, подобрался и вразвалку бросился в чащу. Пара мгновений, и шум ломающихся сучьев стих. Наша встреча с косолапым состоялась.
За Поганьдомом нас ждал целый ряд разнокалиберных перекатов. Описание упоминало лишь о трёх. Я отмечал все встречные препятствия, чтобы позже описать их; ставил на своей «Гармине» координатные точки. Хотелось составить настоящее точное описание нашего пути. Это было порой непросто, иногда прямо на порогах и перекатах приходилось орудовать одновременно веслом и кнопками навигатора, а в голове держать сведения о многочисленных преградах, чтобы при первой возможности перенести их на бумагу.
Перекаты были не особенно сложны, но проходили мы их в растерянных чувствах и второй из них, мы всё же отметили плотной посадкой на валун. Не сумели сманеврировать на скорости, байдарку развернуло боком и так прибило к большому камню.
Мы долго втроём пытались снять байдарку, она лишь глубже насаживалась днищем на каменное основание. Нос и корму её загибал мощный обходной поток, байдарка начала выгибаться и потрескивать. Тогда я выскочил на камень, разгрузив судно. И всё равно сразу развернуть и снять байдарку не удалось. Я хотел продёрнуть её вдоль камня, когда Лёша остановил меня: «Надо вычерпать воду», - сказал он. Он неспешно извлек кружку, и процесс начался. На предложения снять, наконец-то байдарку, он неизменно отвечал: «Подожди. Надо вычерпать воду!» И, сидя в ореоле летящих в байдарку пены и брызг черпал, черпал, черпал…
Я уж и не могу сказать, что подвигло его однажды прекратить это самое любимое (теперь мы в этом убедились) для него занятие. И тогда мы продёрнули-таки байдарку, я, уже совершенно промокший к тому времени, успел прыгнуть в неё, и мы продолжили.
Потом был ещё перекат, ещё и ещё. Мы подступали к порогу Кошке. Я смотрел на экран навигатора, - где он, Кошка? Описан он был как не то что очень сложный, а скорее неприятный. Электронная карта не помогла, там его просто не было. И мы влетели в порог прямо из пятого переката. Без подготовки, рекогносцировки и так далее. Так, экспромтом, наперекор рекомендуемым описанием методам прохождения препятствия, мы преодолели порог сходу: сначала у левого берега, затем ушли резко вправо. Пришлось, правда, покрутиться на частой и действительно неприятной шивере, даже слегка потаранить камни бортами. В завершение – славный слив на разрушенном мосту. И опасные камни в конце слива, они чуть было не испортили нам радость успеха.
Оказывается и так, слёту вполне можно проходить пороги. Мы бурно обсуждали форсирование, да и чувствовали себя прекрасно. «А там мы пошли,.. а потом резко,.. надо было здесь,.. но может лучше»…
Воньга не дала нам насладиться успехом вполне. Едва мы отошли от Кошки, как тут же опять попали в объятия перекатов. Опять неизвестных, неописанных.
Нам было уже не до красот, смотри, не зевай! Даже в спокойном русле реки нет-нет, да блеснёт бурунчик с влажной проплешиной в центре. А ведь нас уже ждал следующий порог. Порог под гордым названием Гагаринский. Три ступени порога требовали нашего внимания. Особенно вторая. Гагаринский был самым сложным из пока пройденных.
Положившись на этот раз на описание, первую ступень пошли сходу, без просмотра. Лёша всё пытался выйти, посмотреть, но не смог справиться с нами. Поманеврировав влево-вправо, разбив кое-какие из бурунов, мы, напрягшись, ткнулись в правый берег. Сложную вторую ступень смотреть было обязательно. А она представляла собой красивое зрелище,.. и опасное. Тут не было явного хода, камни вздымались по всей ширине русла, вздымая солидные сверкающие буруны. Камни поменьше прятались в волнах, подстерегая из засады нежные животы байдарок. Порог ждал нас, предвкушая поживу. Всё блестело и искрило под громкую однотонную музыку порога.
Понурившегося Лёшу мы увели почти под руки вовремя, не дали на этот раз превратиться с соляной столб. Встрепенувшись, он заявил: «Конечно, обносить!» Взор его был светел и ясен: он принял решение. Я не мог решать за хозяев байдарок, им потом шить и клеить порванные днища, им чинить сломанные рёбра. Я сказал лишь, что готов идти с кем и на чём угодно. Миша сказал, что этот, пожалуй, пропускает, утомившись предыдущими порогами (и, наверняка,. Лёшей). Марина лишь смотрела просторно раскрытыми глазами и была готова выполнить любое указание. А вот Сергей… Он метался, глаза его смотрели то на порог, то на байдарку. Ему и хотелось, и было не по себе: порог-то был – походя не проскочишь! И… решился!
А вернувшись к байдаркам мы обнаружили потерю. Не было марининого весла… Оно, видать, решило не испытывать порог на прочность и, вырвавшись на свободу, ушло в свой последний автономный поход. Было ещё запасное, но потеря была обидной…
Итак, мы заблаговременно перенесли вещи из лёшиной тройки и немного самого важного из двойки в конец ступени. Миша с Мариной заняли места по берегу со съёмочной техникой. Ну а мы с Сергеем пошли на его двойке-линкоре. С воды, как всегда, всё выглядело не так как с берега. Мы, войдя, как планировалось, у правого берега, дальше шли по обстановке, пытаясь увернуться от неожиданно вырастающих из кипящих бурунов камней. Валы шли рядами, и нам с воды было совершенно не видно, где именно среди них таится чёрная каменная опасность. Было,.. садились и на камни, но реагируя быстро и точно, тут же съезжали в струю. И – прошли! Такое удовольствие, наслаждение доставил этот сплав, что хотелось ещё и ещё повторять его.
Вернувшись за лёшиной байдаркой, я предложил ему: «А давай пройдём! На пустой-то!» И Лёша растерялся. Заходил, заходил у байдарки. То поправлял на себе симпатичные брикетики пенопласта, то растерянно смотрел на реку… «Решай скорей, комары съедят», - подтолкнул я его. И Лёша принял историческое решение, но тут же пояснил: «Только пусть сзади он сядет, он там уже сидел на Гагаринском». И протянул свой долгий красивый палец в сторону Сергея. «А ты – впереди, ты сидел там», - капризно добавил он. «Конечно, конечно!» - воскликнули мы с Сергеем. «Пошли!»
И мы пошли. При входе в порог я услыхал истошный крик: «Убери весло!» Я удивлённо оглянулся. Крик был предназначен Лёше. «Убери, тебе говорят, и больше вообще не греби!!» - донеслось сзади через несколько секунд. Не знаю уж, что там делал Лёша, наверное, решил опять поправить «по своему плану». Так мы и пошли: опять по валам, камням, с мелким водным дриблингом. Разница была, и не в пользу длинной инертной тройки.
А Лёша так и сидел, демонстративно подняв весло на уровень груди, всем видом показывая своё отношение к происходящему.
И вот байдарка вырвалась из водяной карусели и взрезала спокойную водяную гладь. Только тут я обнаружил, что насквозь промок… от пота! Не от нагрузки вспотел, от напряжения и полной концентрации внимания… А Лёша опять поругался, на этот раз с Сергеем. И ничего тут не было удивительного, ведь с кем Лёша порог преодолевает, с тем и ругается…
Они ругались, а мы, укладывая вещи в байдарки, посматривали на них, да посмеивались. С таким удовольствием, наслаждением делали они это, любо – дорого было посмотреть!
Решили идти сразу и третью ступень, хотя тут была неплохая стоянка. Заметно было, что не раз тут оживляли судна, встретившиеся с камнями Гагаринского.
Третью ступень пошли без просмотра: после предыдущей, нам всё было нипочём. Но сесть мы там смогли. Уже в конце порога. Вода была высокой, и скрывшиеся под водой камни было видно плохо. Сели крепко, пришлось в очередной раз выходить на камень и сталкивать судно руками.
Перед нами было озеро Гагаринское. Оно было совсем не похоже на те радостные верхние озёра. Низкие болотистые берега, заросшие и совсем не привлекательные.
Под конец дня мне начал доставлять заботу навигатор. Он то и дело отключался, прерывая запись трека. Исчерпались батарейки. Я заметил, что сажает их вода, попадающая в батарейный отсек. Так выяснилось: навигатор хоть и непромокаемый, но от воды его беречь надо.
Стоянку мы всё же нашли, похоже, единственную на этом озере.
Она помещалась на горбатом склоне южного берега. Недалеко, судя по карте, когда-то была деревня Гагарино. Теперь она была заброшена, как десятки тысяч подобных ей, ставших однажды ненужными в России. Но рыбаки, видно, посещали это место: со стоянки в деревню вела просека. Стоянка была правильно оборудована, была здесь даже землянка с нарами. Почва тут была неровной, испещрённой болезненными венами старых выпирающих из земли корней. Тысячи сосновых шишек поскрипывали под ногами.
А было уже половина двенадцатого ночи.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Солнце всё светило с небосклона, и мы живенько раскидали под его уже не жаркие лучи залитые карельской влагой вещи. Хотелось успеть хоть немного подсушить их. Были, были тут и комары. Много этих тварей сбилось вокруг нас... Чтобы прекратить их радостный хоровод, я вытащил из рюкзака репеллент.
Поставив и оснастив палатку, пока готовилось варево, я едва успел поснимать – сделать главное своё дело. Ночное солнце это особое явление. Это было не то знакомое раскалённое белое светило, которое мы привыкли не замечать на дневном небосводе. Сейчас он было жёлто-оранжевого кирпичного цвета, на него уже можно было смотреть. Оно было спокойным, уставшим за долгий северный день. Ему уже не нужны были приключения, и оно не стремилось превратить наши лица в поджаристые блины. Медленно, медленно и плавно уходило оно за горизонт.
Нас ждал горячий ароматный суп с запахом дыма и хвои. Мы черпали его полными ложками, отправляли в рот, обжигаясь, наслаждаясь. С луком, чесноком. И с толстым шматом розовеющего сала на крошащемся ломте чёрного хлеба… Ели, торопясь, молча. Счастье…
Похолодало. Нам тоже давно было пора на покой. Полный событиями день окончился, и наши тела требовали отдыха. Наконец, после двух часов ночи угомонился даже ушедший на выселки Сергей. И мы уснули, закутавшись в свои заслуженные спальники.
Спали мы мёртвым сном, встали к 10 утра. Ночная бодрость продолжалась, хотя солнце уже вовсю поливало землю холодным огнём.
Лёша надсадно кашлял, вздыхая и постанывая, значит, у него всё было нормально, то есть как обычно. Сергей бегал с инструментами, кусками резины и клеем, раздавая советы и указания всем встречающимся на его пути. Миша в полную силу орудовал у костра, и тонкий дымок уже окутывал готовый к приёму заправки котелок. А Марина, освобождённая от функциональных обязанностей, потягиваясь и позёвывая, только ещё выкарабкивалась из палатки. Начинался шестой день нашего путешествия.
Тело ещё помнило вчерашнюю усталость, и мы, вялые, двигались плавно и неспешно, запинаясь о корявые корни, поскальзываясь на кругляках шишек. Даже утренняя (к тому времени - условно «утренняя») каша с тушёнкой не ускорила наше броуновское движение.
Но, не смотря на вселенскую лень, окутавшую нас тёмным облаком, нам удалось свернуть лагерь и упаковаться. К без четверти двум… И это было, при нынешних обстоятельствах, не так уж и плохо.
Жара так и не подоспела, было солнечно и прохладно. Мы миновали верхнее Гагаринское, вошли в нижнее. Озёра тихие, с низкими берегами. По всему видно, что рыбные. Я время от времени вынимал спиннинг, кидал блесну, - всё тщетно. Рыбы плескала, но, видать, она, как и мы сейчас, была сытой.
На перешейке между верхним и нижним Гагаринским нас ждал ещё один обитатель здешней тайги. Им был ещё один олень. Небольшой, изящный, с красиво поднятой толовой. Он поводил острой мордочкой в нашу сторону, принюхивался. Показав кулаком в сторону двойки, я заработал пальцами. Надо было быстро сменить объектив и прицелиться. Успел,.. но не успел навести фокус!.. И этот зверь легко подпрыгнул и исчез. Меня аж передёрнуло от досады, вот ведь…
Очнувшись от обиды на оленя, я начал поиски крышки от объектива. Её нигде не было, я по несколько раз прошёлся по всем карманам и отсекам, проверил дно байдарки. Неужели утопил, – подумалось мне. И когда спустя время уже готов был принять эту мысль, крышка нашлась. За моей спиной, прижатая к рюкзаку… Совершенно непонятно, каким чудесным образом она могла оказаться там!
На выходе из Гагаринского мы встретились с первым на сегодня порогом, безымянным. Порог был простым, с чёткой струёй по центру. Мы прошли его без просмотра, сходу. Лёша, правда, долго не решался на штурм. Поднявшись на «капитанском мостике», он долго тоскливо изучал его, пока река не потащила нас в порог сама. Проскользнули по большой воде славно.
Это Воньга нам подкинула его для разминки. Ведь спустя километр, после небольшого расширения реки под названием Кодагуба, нам предстояло столкновение с серьёзными камнями. Два порога один за другим лежали у нас на пути. Прямой и Кривой. Иногда они описываются как две ступени одного порога. Да хоть горшком назови…
Надо было смотреть. Пристали, высадились, прошлись вдоль бурлящей воды, полюбовались. Порог оправдывал своё прозвание. Он был прямым как струна. Короткий, мощный, с большим перепадом высот. Проход по центру был ясно виден, - бушующая струя оставляла по своим краям две крупные бочки. А ближе к концу порога расположилась гряда стоячих волн высотой с метр. Шум был сильный, и мы переговаривались на повышенных тонах.
Мы решили не разгружать байдарки, не высаживать Марину, а устроить покатушки как есть, благо никакие маневры тут не предвиделись.
Осторожно мы вошли в порог и… ухнули вниз, - байдарка сорвалась как с горки и понеслась в бурлящем потоке. Мы только слегка подправляли её, - ни в коем случае не слететь в бочки! На выходе из Прямого нас захлестнули здоровенные стоячие волны: мы пробили их, словно прошли сквозь водяную стену. Байдарка в одно мгновение нахватала воды и осела. Совсем немного не хватило до предела её плавучести. Ещё бы одна волна,.. нет, не хотелось думать об этом! И без того одежда, рюкзаки и прочее оказалось в воньгской влаге.
Двойка прошла ещё проще. Сергей с Мариной упаковались в полиэтилен, не оставив шанса коварным стоячим волнам. И – эх!!! Под двойной восторженный крик, разбрасывая в стороны миллионы блестящих шариков, прокатились по водяной горке.
Удовольствие было таким, что куда там новомодным аквапаркам! Хотелось повторить, но нас ждал порог Кривой, и мы рванули к левому берегу. На просмотр.
Да, этот был посложнее, как и Гагаринский, он был категории 2 «б». На изгибе реки. В средней его части виднелись мощные сливы, похоже, с бочками, камней было много хороших и разных, а в конце расположилась симпатичная шивера.
И вновь стратег Лёша начал своё вечное движение вдоль порога. Он считал камни, высчитывал на каком метре дистанции на какой угол повернуть и на сколько сантиметров уклониться от каждого камня… Подробный, очень подробный план составлялся им. На века. Для всех будущих поколений. Если бы не одно «но»: Снизу, с воды, в самом пороге, никогда не отсчитать этих метров, не увидеть всех этих камней, всё сливается в быстро меняющуюся смазанную картинку, требующую простоты реакции и решительности… Ведь мы не размечали дистанцию, не ставили вешки по берегу. Но Лёша не внемлел. Ходил, считал, бормотал: «Тут надо правее, здесь на полметра влево,.. поворот на двадцать градусов вот отсюда»… «Лёша, хватит смотреть, время идёт!» - кричал его закадычный друг. Мы тянули Лёшу назад, но от этого он только громче бормотал…
Когда мы, опростав байдарки от вещей и перенеся их в конец порога, оправили свои доспехи и двинулись в порог, то, как и думалось, увидали картину весьма непохожую на взгляд с берега. Те опасные камни куда-то скрылись, зато зловеще выросли неприметные раньше. Брызги и пена закрывала общую картину, ориентироваться по дистанции приходилось почти интуитивно. Да, тут нужна была разметка, да и страховка с камней по берегу ох как не помешала бы. Но всего этого не было. Как не было у нас фартуков, не было юбок и страховочных концов. Но мы вошли в порог.
И пошли, работая по обстановке, насколько возможно на неуклюжей тройке, выгребая от коварно проявляющихся в сыром дыму чёрных каменных призраков. Три раза мы всем брюхом наезжали на спрятавшие под крутыми валами обливняки, но, дружно навалившись на вёсла, перескакивали их на скорости. Дрались то правым, то левым бортом о каменный наждак. А потом, разогнавшись в потоке, уходили от опасной сучковатой вершины упавшего с левого берега дерева. И в конце – скоростной дриблинг в шивере. Есть! Мы слёту выскочили на спокойную воду.
Сергей пошёл один. Марина заблаговременно покинула его двойку и встала на берегу с видеокамерой, мы долго лазили по заросшим камням, - выбирали ей нужный ракурс.
Было видно, что двойка гораздо маневреннее нашей посудины. А поднявшийся разгруженный нос её легко взлетал на гребни волн. Также легко она перескакивала через обливняки (вода высокая!). И вот, - мы всей командой пристали к берегу за порогом. Покорённый Кривой яростно, но уже не страшно бушевал позади. А нам надо было осмотреть шкуры своих судов, вылить воду из нашей тройки. А мне – поснимать, запечатлеть путь нашей боевой славы. И никакие прибалтийские комары мне в этом не могли помешать.
Прошло время. Оборудование было приведено в порядок, мы уселись на свои места и оттолкнулись вёслами. Нам навстречу выплыло озеро Столбовое. Конечно, здешние озёра по сути всего лишь расширения русла своенравной Воньги. Они не могут тягаться со своими верхними сёстрами, свободными и раздольными. С холодными блюдцами кристально прозрачной воды. С их длинными светло-зелёными мысами, живописными островками в разноцветных каменных ожерельях. С молчаливыми северными фиолетовыми озёрами. Но была своя прелесть и в этих маленьких оазисах спокойствия. Иногда даже неожиданных среди бурных вод Воньги. В них взбаламученная многочисленными преградами вода успокаивалась и вновь превращалась в тот карельский нектар с непередаваемым особым вкусом, что мы ощутили в первый наш день.
Столбовое было одним из таких озёр, - аккуратным, с низкими правильными берегами. Начиналось оно камышовыми зарослями. Были и стоянки на его берегах. Мы ловили минуты тишины, а спереди уже приближался грозный шум. Это готовился принять нас трёхкатегорийный Горбатый. И этот, - длинный и с тремя изгибами, - был куда опаснее своего первого тёзки.
Начинался он с группы маленьких островков. Перед ними мы и высадились для осмотра. Но не так-то просто, оказалось, посмотреть его. Основная средняя часть порога была видна очень плохо. Мешали заросли, ямы на берегу, камни и болотце… Но ясно было, что русло здесь не очень широкое, камней много и они весьма большие, опасные. И поток, разбитый на несколько извилистых струй, очень силён. Волны в пороге достигали полутора метров, такие утопят нежного Тайменя и не заметят! Конечно, порог требовал разметки по трассе и страховки, но мы опять надеялись на «авось» (значит, мы были русскими). Мы смотрели на картину разгула Воньги и поёживались. Но не от холода. Просто мы убедились, что Горбатый по сложности превосходил своих давешних коллег.
Но, закалённые следовавшими один за другим препятствиями, мы и не помышляли об обносе. Мы были готовы встретиться с новой силой.
Вещи мы вновь перенесли в конец порога, приготовились, настроились и, с криком «а теперь – Горбатый» скрылись в бурлящей воде.
Но нашему крику предшествовал эпизод, очень хорошо характеризующий стиль команды тройки. У начала Горбатого из воды возвышается солидная скала. Нам следовало пройти слева рядом с ней (план был совместно разработан и принят). До скалы оставалось ещё метров тридцать, и ничто не предвещало неожиданностей, когда Леша вдруг (может, вспомнив давешнюю критику своей заторможенности) содрогнулся и принялся изо всех сил грести правым веслом. Лодка живо и радостно (а куда ей деваться-то!) начала поворачиваться бортом к камню. А Лёша, не видя ничего вокруг, (так это выглядело со стороны) продолжал яростно выгребать правым… И вот тут мы с Мишей, навалившись на левые вёсла, скомпенсировали завал байдарки. И - испустили тот крик.
Проход по телу порога был исполнен в том же специфическом стиле. Наш капитан производил непонятные нам действия в виде спорадических гребков в неожиданное время в неожиданных направлениях. Это походило на панику. И мы, уже совсем не ориентируясь на него, выгребали сами, пытаясь пройти вскользь рядом с коварно возникающими на пути камнями и как-то сгладить вред, наносимый броуновской силой «рулевого». Было не до команд, всё происходило на уровне «глаза-руки», минуя мыслительный аппарат. Удивительно, что, несмотря на всё, мы прошли порог красиво. Наверное, нам помог мобилизовавший нас мощный выброс («в сторону Лёши») адреналина.
Порог был полновесным, с двумя поворотами, с множеством камней, высокими водяными валами. Разнонаправленные струи неудержимо стремили байдарку в отбой, мы только успевали маневрировать. А на тройке это было сделать очень непросто. Да ещё с нашими отягчающими обстоятельствами… Три раза мы с налёта драли днище на обливняках, но успешно проскакивали их благодаря большой инерции нашего тяжёлого Тайменя.
Но вот, когда прошло время боя, и страсти улеглись, мы с Мишей познали, благодаря чему (и кому) мы так искусно преодолели порог. Узнали мы, как правил Лёша, как он «отслеживал» и как он «в последний момент»… И у нас не было слов: мы лишь растеряно молча переглянулись.
Горбатый не смог справиться с нами, нам удалось переиграть его у него дома. Он глухо ревел нам вслед, уже бессильный помешать, но он смог отыграться, и совсем скоро. На втором Таймене.
Сергей опять решил пройти в одиночку на своём дредноуте. Ему понравилась поворотливость при разгруженном высоком носе, и он стремился вновь испытать свою ловкость. Он был уверен в успехе и лишь частично разгрузил свою двойку. Пошёл за нами, отслеживая нашу траекторию, ориентируясь по ней. Но… нет, может, его двойке не хватило массы, может он ушёл немного в сторону, но байдарка налетела на камень, вылезла на него брюхом и начала заваливаться на борт. Уже черпала воду... Сергей успел среагировать: выскочил в воду и ухватил байдарку руками, сумев удержать от опрокидывания. Она набрала полный трюм воды, но оверкиля не случилось.
Мы, пристав к берегу и поняв, что там приключается что-то нехорошее, выскочили из байдарки, схватили Л1 и бросились вверх по реке, - на помощь. Но навстречу нам уже шла обвешанная фото-видео техникой Марина. «У него всё нормально, он не перевернулся», - успокоила она нас. «Он стоит там, воду выливает». Так и было. Сергей подтащил свою многострадальную байдарку к берегу и стоял, манипулировал руками над ней.
Мы вернулись и успели полюбоваться, как из порога одна за другой выплывали вещи. Плёнки, подстилки, всё, что было вынесено из байдарки бурлящими водами Воньги, но не смогло утонуть. Напрасно, напрасно их хозяин не разгрузил своё судно. Вещи выскакивали из порога и тут же включались в лихо закрученный рекой хоровод.
Лёша сел в тройку и принялся вылавливать добро. Наконец он собрал всё, что было в пределах нашей видимости и, пристав к противоположному берегу, отправился на помощь потерпевшему аварию. И они уже вдвоём производили там маневры. Спасали байдарку и оставшиеся вещи. Долго, трудно. Хорошо, что случилось всё недалече от конца порога. Я взял фотокамеру, это надо было запечатлеть, да и сам порог тоже.
Да, поток здесь был силён,.. и мы только что шли по нему.
Итак, Горбатый всё-таки взял своё. Но наш пострадавший товарищ был далёк от уныния. Едва появившись на месте сбора, он принялся всем телом показывать своё счастье, он его просто излучал. Его глаза светились, шлем съехал в сторону, он размахивал руками и радостно кричал:
- Наконец-то! Здорово! Это должно было случиться, вот это да! Авария! А то будто и не ходил!
И требовал, требовал от нас восторженной взаимности. Мы согласно кивали головой:
- Конечно,.. а как же,.. ну ещё бы!..
Старались.
Но вот, обе байдарки приведены в порядок, загружены. Мы решили добить сегодняшний день ещё одним порогом, а потом уж искать место для стоянки. Этим порогом должен был стать Чек (категории 2 «б» - 3). Посему мы поспешили и, оттолкнувшись вёслами, вошли в стремнину.
Почти подряд мы проскочили ещё три порога. После Горбатого они не заслуживали внимания таких мастеров экстремального сплава как мы. Мы проследовали без просмотра, почти не заметив препятствия. И, не оглядываясь, двинулись дальше – к Чекозеру.
Озеро было похоже на предыдущие. Небольшое, с низкими берегами, аккуратное. Наполненное рыбой… Нет, нет, нам поймать опять ничего не удалось (хоть были, были попытки), но сам рыбный дух… Мы прошли по Чекозеру направо, срезав путь прямо по камышам. Они мягко шуршали по бортам байдарок, как будто приглашали в свой мир, - мир спокойствия и неги. И так хорошо становилось под их дремотный шёпот, так… лениво. А вот и стоянка была рядом, совсем рядом, – на той стороне озера. Славная стоянка, тихая… Но нет, прочь наваждение! Нас ждал Чек!
Метров за триста до порога я нажал кнопку своего навигатора, – зафиксировал ещё один перекат. За ним по левому берегу тянулось противное болотце. Туда мы и устремили свои судна, - надо было посмотреть, что это за Чек.
Он оказался похожим на своего Горбатого брата. Но показался нам попроще. Ростом метров шестьсот, тоже два поворота (направо - налево), русло Воньги тут было пошире, было, где поманеврировать в случае чего. Потоки Чека были сильны, но где тут были слабенькие? Основной струи тоже не было, - значит, требовалась реакция и маневренность. И большие подводные камни в конце, все в бурунах и в пене.
Порог был красивым. После Горбатого он казался нам вполне по зубам. А ведь ещё совсем недавно, в начале пути, этот, пожалуй, предстал бы перед нами непроходимым препятствием. И уж тем более - для наших нежных Тайменей. Теперь - даже Лёша без тени сомнения был готов встретиться со стихией. Стихией воды и камней Чека. Вещи были перенесены, даже Сергей, наученный Горбатым, освободил свою двойку. Мы были готовы.
И вошли в порог весело. Весело пошли по нему, лихо отгребая от вырастающих на пути каменных препятствий, шумно пробивая водяные валы. Мы старались править легче, проходя камни вскользь, чтобы байдарка держала курс (помнили о своенравном характере лёшиной тройки). Так мы прошли первый поворот, преодолели второй, вышли на финишную прямую… И тут Чек постарался показать нам, кто здесь хозяин. Мы шли на очередной вал, когда в его недрах заметили широкую блестящую каменную голову. Она вдруг проступила сквозь белые пенные кудри и начала приближаться быстро и неумолимо. Увы, нам было уже не среагировать. Лодка со скрипом вылезла на мокрую лысину. Мы с двойным усердием навалились на вёсла и сумели столкнуть байдарку. Она, чуть черпнув пенной воды, устремилась дальше… на второй камень – близнец. И он, мощный, бугристый, тёмно-серый был уже рядом. Ближе, ещё ближе,.. под нами! Напирающие воды своей массой провернули Таймень на камне как на вертеле и накрепко притёрли к нему бортом. Мы втроём, тяжело дыша, пытались сдвинуть байдарку в поток. Наши попытки даже не шевелили её, насмерть сидящие на каменном постаменте. Тогда я покинул судно и прямо в одежде влез в кипящий у камня бурун. Покрепче пристроившись на плоской вершине, я предпринял попытки сдвинуть наше судно. Нет! Перебрался на другой камень, попытался оттуда. И вновь неудача! Упираясь ногами в каменную поверхность, изо всех своих сил я тянул неподатливую тушу. Ещё, ещё, и вот, кажется, она сдвинулась! И я, воспрянув духом, рывками, по сантиметру стал разворачивать байдарку прямо на её каменном пирсе. Мои соратники, что есть силы, помогали вёслами, уперев их в бока каменной туши. Пена и брызги заливали глаза, слепили, но, в конце концов, судно развернулось по потоку. Кормой вперёд… Но это было неважно, байдарка по-прежнему сидела на камне. Тогда я поднялся по скале выше, ухватился за борта покрепче и принялся протаскивать Таймень вперёд. Опять понемногу, по чуть-чуть. Ещё, ещё… Вот руки встретили неожиданную лёгкость, байдарка сорвалась и рванулась вперёд. Ещё мгновение и я бы остался на камне, один среди водяного вулкана. Но я как-то сумел поймать мгновение и, нырнув вперёд, оказался на своём месте (теперь сзади!). Сразу за весло и править, ибо теперь от моей ловкости зависела судьба нашего дальнейшего слалома.
Идущий же за нами Сергей на двойке проследовал мимо нас безопасным путём, вовремя уклонившись от роковых обливняков. И когда мы красовались на полюбившихся камнях, он уже завершил сплав и, отдыхая, с любопытством наблюдал за нами снизу.
Здесь, вполне благополучно, закончилась история о том, как мы чуть не «чекнулись» на Чеке.
Обмен мнениями состоялся бурный. Но лёгкий. Всё обошлось, и вспоминалось теперь весело. Даже Лёша пошутил, этак флегматично, но всё же... Сергей кричал о чём-то своём, глядя, как мы с Мишей в лицах разыгрывали мизансцену «на скале». А Марина смотрела на нас счастливо, приговаривая: «Ничего, ребята, ничего, главное, что все живы - здоровы»… Конец, занавес.
В нашей байдарке воды было довольно, и, прежде, чем загрузить имущество, пришлось порядочно вычерпывать её.
Мы выполнили свою задачу на сегодня, пора было вставать. Но хорошую стоянку найти удалось не вдруг. Мы вошли в озеро Медвежье и двинулись вдоль его низких болотистых берегов, вглядываясь в невысокую растительность, колеблющуюся от сероватой комариной массы.
Нам приглянулось высокое место на правом берегу. Там мы и пришвартовались.
Разгружали байдарки, вынимали рюкзаки, вытаскивали заткнутые в нос и корму котелки, мешки и свёртки. Как всегда, особенно тяжёл и неудобен был брезентовый продуктовый рюкзак. Вес его был таков, что тянуть его просто за лямки было нельзя, они начинали трещать и отрываться от рюкзачьего тела (а ведь я даже заклепал эти места). Так что не всё просто было даже с таким простым занятием. Байдарки выволокли повыше, перевернули, и быстрей, быстрей – костёр! Сушить вещи. Опять.
Рюкзак мой на этот раз подмок частично – только снизу. И эта мокрая часть оказалась неожиданно… белой - белой. Я недолго искал причину. Это таблетки сухого топлива превратились в топливо жидкое, покрыв жирным белоснежным слоем всю доступную поверхность. Пришлось черпать воду, мыть рюкзак, и – сушить, сушить, сушить. Просушка вещей уже давно стала для нас естественным фоном карельских похождений.
Мы ходили по рыжей от камней и сухой хвои почве, по круглым сосновым шишкам. Взгляд натыкался на большие муравейники, тоже рыжие, шевелящиеся от тел миллионов крупных муравьёв. Редкие сосны украшали стоянку стройными подсвеченными солнечными лучами светло-коричневыми стволами. Картина сложилась, получился «этюд в багровых тонах.
Комаров здесь было с избытком. Спасало, что, как и ранее, они были не бойцами. Но много, много… Их разноголосые тембры сливались в общий гул, преследующий нас повсеместно. И лезли, лезли эти твари во все щели по принципу «не укусим, так затопчем». Мы щедро опрыскивали себя репеллентами, и хоть это держало на расстоянии основную массу крылатых вампиров-доходяг.
Марина нащипала вермишели, варево закипело. Миша в бейсболке на лбу стоял у костра, подбрасывая дрова и помешивая в котелке. Хозяева байдарок копошились ниже к воде, проверяя и подклеивая что-то на толстых брюхах своих кораблей. Но вот, запах из котелка достиг туристических носов, и те мгновенно развернулись в сторону источника долгожданного аромата, так флюгер разворачивается под напором ветра. Все дела были отложены, наступило время еды. Не вечернего ужина, - ночного… придумайте сами название приёма пищи.
Суп! С чесноком! С салом!
Вновь разговоры стихли, и слышались только специальные звуки. Ложечные и жевательно – глотательные.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Маринин спальник стал свидетелем тесленковского катаклизма на Горбатом, и сейчас он был полон воды, он висел на протянутой между деревьев верёвке, а вода капала, капала. Лёша оказался настоящим рыцарем. Он отдал свой мешок, сам же облачился в свои бесчисленные одежды, завершив их ватником и ватными штанами. И неизвестно, кому ночью было теплее. Хотя известно, что Лёше тепло не бывает… Сергей радостно и громко зарылся во все возможные покровы и, как обычно, устроился наружи на своей индивидуальной лежанке. Была уже глубокая солнечная ночь, когда в лагере наступил отбой.
Может и снились этой ночью сны, но они мгновенно вылетели из ещё заторможенного сознания, когда в него сквозь сон пробились очень знакомые звуки. Дробь дождя, барабанящего по палатке. Было уже начало одиннадцатого, когда мы выскочили из своих нагретых гнёзд и бросились прятать разложенные для просушки вещи. Но дождь, оказалось, лишь пугнул нас: просто ему надоело ждать, когда мы проснёмся сами. Ещё минутку постучав по влажному холсту палатки, он спрятал свои музыкальные пальцы.
Утро встретило нас недовольно. Сильный холодный ветер раскачивал пышные ветви пихт, его порывы шумели в кронах сосен. Ровное и спокойное вчера тело Воньги стало пятнистым от ряби. Неприятные встречные волны метались вслед за порывами ветра, срывающими пенистые барашки с их верхушек. А небосвод был низким, слепым, затянутым сплошной серой пеленой. Я без надежды посмотрел в небо, - оно дышало холодом. Зябко поёжившись, мы принялись за утренние дела.
Когда походная каша была готова, мы взяли ложки и уселись вокруг котелка. Даже дополнительные одежды не могли защитить от холодного ветра. Контраст был удивительным: обжигающая нёбо гречка и холод, проникающий сквозь одежду, плотно обнимающий наши спины. Чай пили тоже – почти кипящим. Так хотелось погреться.
Постепенно, постепенно у нас зрело мнение, что в такую пору идти на серьёзные пороги ну… не стоит, что ли. Сильный встречный ветер, волна, да ещё этот холод. Решили подождать, - хотя бы солнца. И солнце появилось почти сразу. Ветер надырявил затянувший небо серый покров, и светило, понемногу, принялось выглядывать из рваных дыр. Первые солнечные пятна побежали по нашему лагерю, выхватывая кусками палатку, очаг, разбросанные вещи. Вода в Воньге тут же просветлилась, и нашим глазам предстала праздничная картина ярко-жёлного речного дна. Лёгкие стайки мальков весело плясали в неожиданном солнечном свете. Но нам радоваться не хотелось: ветер ещё усилился, стало ещё холодней – даже на стоянке. А на воде?.. Мы решили подождать.
А пока мы занялись насущными делами. То есть завалились спать… Если уж нам суждено ждать, то надо набираться сил для грядущего штурма стихии. А ждало нас немалое испытание. Первейшие пороги: знаменитый опаснейший Собачий с водопадом и страшноватый Вяккер.
Сон быстро слепил наши глаза, склонил наши головы, а над лагерем в кронах сосен метался и злобно завывал неутомимый ветер.
Не раз за день мы прикладывались к своим спальникам. Но между этими дремотными сеансами я покидал блесну (впрочем, безуспешно) и походил по негустой тайге вокруг стоянки с фотоаппаратом. Почва как почти везде тут была каменистой. Седые мхи и лишайники весёлой зеленью расцвечивали ягодники. То тут, то там встречались мощные каменные глыбы, когда-то принесённые сюда ледником. Ледник давно стаял, а эти свидетели его былой мощи стояли поныне, молчаливые, бугристые, белесые от лишайника. Солнце выхватывало их каменные бока, и гнало, гнало желтые пятна дальше в тайгу. Если бы не гул ветра, то стояла бы полная тишина. Птиц не было слышно, только треск сухих сучьев под ногами оживлял эту лесную страну. Казалось, вот откроется поляна, а на ней избушка на курьих ножках… Это была особая, неброская, неяркая северная красота, с которой не сравниться вызывающему тропическому блеску. Хотелось идти и идти по этим мягким мхам, среди пихт и невысоких сосен, меж седых камней. И не думать ни о чём. Идти, идти… И я шёл, зачарованный…
Так наступило время ужина. Вечерняя трапеза – суп. Ужинали в хорошем настроении, хоть в сознании занозой сидела мысль: «Теряем время». Было уже поздно. Мы допивали чай, оставшийся в котелке, после того как Сергей зачерпнул оттуда «немного» своей кастрюлькой в виде кружки. Рука тянется написать «темнело», но вот как раз этого здесь было не дождаться.
Мы думали, - что делать дальше. Ложиться спать? И тут – вдруг – ветер стих. Вот он только что бушевал в лагере, раскачивал деревья, гудел в их ветвях. И вдруг ослабел, порывы стали слабее и всё реже, реже. Наступал штиль. Карелия сама сделала нам предложение. И мы не смогли от него отказаться.
«Пошли сейчас! Пошли в ночь! Что нам ждать! Больше пройдём! Всё равно светло! Какая разница!» - бушевал Сергей. Глаза его горели, руки ходили мельницей… Другими словами, он вёл себя как всегда.
«Да, пошли, светло. Хватит ждать», - поддержал его Миша.
«А вдруг опять начнётся ветер? А может, он ещё не закончился там, на воде? Кажется, на реке ещё волны… Как вы решите»,.. – это Лёша. Он флегматично взирал на реку, и сложно было заметить в его глазах энтузиазм.
«Собираться?» - это всё, что спросила Марина.
Решено: мы идём в ночь. Покорять Собачий.
Походные фото можно посмотреть здесь:
Проснулись мы от истошных криков. Это в 8 утра Сергей, едва продрав глаза, возопил: «Рыба плещет!!» Он схватил мой спиннинг и, кинувшись к воде, мгновенно спутал всю леску в большой живописный колтун… Потом он, сам опутанный желтоватой нитью лески, пытался возвратить мне остатки снастей со словами: «Ну откуда я знаю, как тут распутывать!» Но пришлось ему самому, долго и упорно ликвидировать последствия своего неуправляемого темперамента.
Я искупался. Утро было нежарким, солнце то ныряло за облака, то вновь выкатывалось на синее небо. Слабый ветерок шевелил пушистые иглы светло-зелёных пихт. Над озером стояла благодать. Со всех берегов острова открывались прекрасные виды на Энгозеро. Я взял фотокамеру и вышел на пленер. Каменное тело острова было покрыто плотными упругими ягодниками. Они вязали ноги, не давали шагать. Но были и тропы, по одной такой тропе я вышел ещё на одну оборудованную стоянку. На северном берегу островка. Заметно было, что в сезон на Энгозере водились туристы, и в избытке.
Я фотографировал, любовался и наслаждался прозрачным карельским воздухом, полной грудью набирая его холодный живительный эфир. И мне уже чудилось, что я вижу её - благодать…
Когда спиннинг был приведён в рабочее состояние, я забросил блесну. Вот она, коротко всплеснув, маленькой блестящей рыбкой помчалась к берегу, но через мгновение ход катушки затормозился, леска напряглась, спиннинг согнулся: рыба? Нет, застряла! Я попытался поддёрнуть блесну под разными углами, всё без толку. И - полез в воду. Так состоялось купание номер два.
Лёша же всё это время, кряхтя и кашляя, потерянный бродил вокруг вещей, подбирая то один, то другой предмет и тяжело вздыхал. Было очевидно, что тяжёлое несчастье если и не произошло у него ещё, то должно было случиться вот-вот. И он наверняка знал об этом, он предчувствовал.
Приняв утреннюю кашу, мы свернули лагерь. Пока остальные походники утрамбовывали последнее имущество в щели байдарок, я решил ещё разок забросить спиннинг. И вдруг, рука, вращающая катушку, почувствовала сопротивление, - уж не добыча ли? Я плавно выбрал леску: здоровенный окунь качался на ней! Да, это была общая радость. Марина бросилась за своей «мыльницей», Миша – за камерой. А потом – советы, советы, советы… Общим напряжением мысли решили – подсолить, и в котелок до следующей стоянки.
Отчалили в хорошем настроении. Я включил навигатор, и мы, попрощавшись с гостеприимным безымянным островком (теперь он для нас – остров Окунёвый) двинулись дальше, отмеряя последние километры южной части Энгозера. Начался четвёртый день пути. Шли, держась левого берега: где-то там должен был быть проход в Пайозеро. Небольшой ветерок подгонял нас в спину. И солнце: оно вновь светило опасно, а гребцы радостно и незаметно обгорали.
Вот и проход в Пайозеро, когда-то здесь была возведена небольшая плотина, а теперь она зияла пустыми проёмами двух больших ворот. Туда и устремлялась струя воды из Энгозера. Мы прошли свободно и просто - в левый проём.
В Пайозере стало менее мило. Теперь ветер бил нам в борт и поднимал неприятную боковую волну. Пришлось увеличить прикладываемое к вёслам усилие, тут уж не расслабишься, требовалась настоящая гребля. Несмотря на это, я сумел поснимать и здесь. Было очевидно, что пейзажи заслуживали этого. Но где-то внутри шевелилась досада: высокая вода скрыла ожерелья камней, опоясывающие островки Пайозера… А они должны были украсить мои снимки. Эти же камни, то и дело проступающие сквозь тонкий слой воды по курсу байдарки, заставляли нас быть в постоянном напряжении.
Незаметно, постепенно наш караван втянулся в узкое горло Чогозера. Оно, длинное и узкое, вытянулось на восток. Итак, мы завершали начатую утром петлю и теперь двигались навстречу ветру. Волны выросли ещё. Мы гребли в полную силу. Что же, не всё нам отдыхать, нужно было когда-то проявить и свою силу. Байдарка зарывалась во встречные валы, разбивая их на миллионы брызг, которые мы встречали своими и так уже мокрыми телами. Останавливаться было нельзя: волны и ветер тут же снесли бы нас назад, развернули, захлестнули. А оверкиль с вещами, да далеко от берега нам был совсем не нужен. Так мы отработали Чогозеро и встали в его конце, - надо было подождать сильно отставшую команду двойки.
Здесь, на этой нежданной остановке, было чудесно. Нас встретил длинный пляж с чистым золотым песком. Ветер тут не чувствовался, будто и не было его вовсе. На берегу мы обнаружили отлично оборудованную стоянку, с очагом, импровизированной баней из сложенных камней (впрочем, подобные мы встречали повсюду), большим столом из жердей, местом для палатки.
Пейзаж тут был так хорош, а солнце светило так завлекательно, что мы с Мишей, пока двойка была ещё далеко, скинули с себя всю одежду и бросились в искрящуюся прохладную влагу. Тут было мелко, и нам даже пришлось пробежаться до глубины по приятному песчаному дну. Вода гостеприимно приняла наши натруженные тела. Она мгновенно успокоили обожжённые лица и смыла усталость. Мы ощущали, как она делилась с нами своей силой, своими крепостью и здоровьем. Снова захотелось жить, и жить весело. Казалось, тут не северная Карелия – Чёрное море! Мы плескались в лёгкой фиолетовой жидкости, пока двойка не подошла на опасное расстояние, и только тогда мы нехотя вернулись к брошенной одежде.
Лёша пристально смотрел на нас, а на его лице отражался весь спектр чувств, доступный для человека разумного… Ему и хотелось, и он опасался, он и завидовал, и осуждал… Кончилось всё тем, что он, разоблачившись (уже частично), внедрил-таки себя в озеро. На мгновение… И кинулся обратно. Миссия была выполнена, и его совесть перед ним самим была чиста, - он искупался!
Ну и, конечно, я фотографировал (и Марина своей «мыльницей»), Миша снимал видеокамерой, - без этого в таком прекрасном уголке было не обойтись.
Привал прибавил нам бодрости, мы снова были готовы к свершениям.
Пока мы отдыхали, за мыском нас ждала ещё одна разрушенная плотина на выходе из Чогозера. И тут всё было серьёзней, чем на первой.
Слив был скоростной, а сразу за ним две продолжительных гряды перекатов в длинной узкой горловине пролива. Вошли на скорости, хоть Лёша и пытался всеми силами затянуть момент начала сплава, вставая на корме и вновь вглядываясь, вглядываясь… В струе пришлось полавировать.
Километра через два нас ждало ещё одно испытание. Это был безымянный порог на выходе в Пильдозеро.
Необходим был осмотр с берега. Мы высадились на небольшой холмик и принялись изучать порог. Он лежал перед нами, шумящий, катающий валы от валунов-отбойников, - такой… привлекательный.
Мы разработали стратегию прохождения, решили, что первой на этот раз пойдёт двойка. Лёша всё не хотел уходить, он смотрел на порог, морщил лоб, а в голове его зрело что-то грандиозное. Но мы, торопливые, не дали созреть этому нечто.
В начале порога нужно было сделать маневр влево-вправо, уворачиваясь от камней-отбойников, а потом идти по центру.
Сергей так и вошёл в порог – налево, но тут, вместо поворота направо, его байдарку повело ещё левее и стало разворачивать. И так, боком, понесло на мощный отбойник с большим страшноватым буруном! Как-то ему удалось в последний момент довернуть байдарку, и он проскочил мимо камня - задом. Так, задом (это, похоже, становилось у нас традицией), пару раз задев подводные камни, он и пронёсся до конца порога. Хорошо, что порог не был длинным.
Лёша после созерцания экзерсисов своего коллеги неуверенно произнёс: «Может обнесём»… Но мы с Мишей уже вгребали в порог. Удивительно, но наша длинная неповоротливая и весьма опрокидистая баржа преодолела порог чётко - по плану. Видно три пары крепких рук всё-таки имеют решающее значение. Лёшин Таймень, конечно, попытался совершить суицид на первом же камне, выбросившись на него подобно киту, но мы сумели, напрягшись, увернуться, проскребя по камню правым бортом. Была и вторая попытка, уже в конце порога, тогда мы попытали устойчивость камня левым бортом.
И ещё раз – это уже я пожертвовал сухостью своей одежды, отбив ногой здоровенный вал, накрывающий незащищённый фартуком раскрыв байдарки, ещё бы чуть, и захлестнуло. Мы вышли из порога победителями и долго слушали восторженные (конечно, - громогласные) комментарии Сергея, а Марина сидела у него в байдарке и только застенчиво улыбалась.
Немного успокоив нашего громкого друга (да, да, классно ты прошёл порог, да ещё задом, вот это мастерство, ух ты…) мы двинулись дальше. Узкие берега пошли в стороны, и перед нами возникло Пильдозеро. Большое, с сильно изрезанными берегами. И очень живописное.
Мы приняли бой, лишь только борта наших байдарок ощутили большую воду. Сильный ветер прямо в лоб гнал встречную волну. И мы потрудились на славу, изо всех сил орудуя скользким алюминием вёсел. Километра два мы шли на восток вдоль долгого узкого мыска, далеко выдающегося в тело озера.
Природа не позволяла нам отдаться созерцанию окрестностей, поэтому мы не сразу заметили, что на берегу над водой стоит олень... Он застыл и был бы похож на статую, если бы медленно не поворачивал за нами свою гордо вздёрнутую голову. После короткого всплеска эмоций замерли и мы: так и смотрели друг на друга – мы и олень. А я лихорадочно доставал фотокамеру, менял объектив. Но стоило мне вскинуть фотоаппарат в предвкушении удачи,.. раздался дикий вопль. «Олень, олень!» - это Сергей, размахивая руками и, казалось, даже ногами, метался по байдарке. Красивое животное, в отличие от нас, не было готово к подобному поведению двуногого существа, и, надо думать, испытало сильнейший стресс. Олень взбрыкнул и в один прыжок исчез за деревьями. Прильнув к видоискателю камеры, я увидал лишь раскачивающиеся пушистые ветви пихт… И было бесполезно корить нашего дикого друга. «Ведь это же был олень, олень, вы что, не видели!» - повторял он в ответ на наши «эх ты…» Так не состоялся снимок, который точно украсил бы наши воспоминания.
Так или иначе, мы дошли-таки до окончания мыска и, обогнув, начали обратное движение. И вновь вдоль него. Теперь ветер помогал, дул нам в спину, зато солнце, воспрянув от безделья, принялось жарить в упор. Оно висело прямо перед нашими лицами и слепило, как только могло. Я много раз пожалел о не взятых хоть каких-нибудь защитных очках.
Нашу тройку постоянно вело в сторону, и мы с Мишей едва-едва, упираясь правыми вёслами, выгребали, удерживая курс. Лёша же, сидя на месте капитана, размерено и невозмутимо водил обеими руками, даже не пытаясь как-то поправить курс. На предложения погрести правым он не реагировал, отвечая что-то вроде «я и так правлю». Эксперимент же показал, что он так и будет не глядя безмятежно грести, до тех пор, пока байдарка не врежется в берег. А Лёша печально смотрел на нас и очень, очень обижался на замечания. И в этой его обиде чувствовалось что-то глубоко личное… Вот такой у нас был капитан.
В южную половину Пильдозера мы проходили под нижним мостом, судя по описанию тут путь был попроще. Но и здесь нам пришлось постараться, чтобы пропихнуть байдарки под мостом у самого берега. Я вышел, вытащил на мост рюкзак, а потом ловил нос байдарки с другой стороны моста.
Вид у моста был замечательным, и мы сделали краткую остановку чтобы размяться и подсушить на ветру сырые от брызг вещи. А ветер был очень силён, он тут же попытался скинуть вещи в воду, и пришлось срочно прижимать их камнями.
Солнце уже клонилось на горизонт, тени удлинялись, а значит, пейзажи приобретали необходимую для съёмки готовность. И я фотографировал. Ветер выбивал на воде замысловатую рябь, и нервные дрожащие круги разбегались от травы, поднимающейся из воды. Листья нечастых здесь лиственных деревьев отчаянно бились на ветру, и был отчётливо заметен каждый листик, каждая травинка, ничто не сливалось, всё жило своей отдельной жизнью. Обильная зелень трепетала, искрилась солнечными отражениями, будто в ней заблудились блёстки праздничного фейерверка.
Дорога, ведущая через мост, была гравийной, было видно, что используется она совсем редко. Тем более удивительно для нас было явление Нивы, прогромыхавшей мимо нас по мосту. Удивительно было и наше появление для седоков этой железной кибитки, их чувства отлично читались на лицах с открытыми ртами… Медленно поравнявшись с нами, они медленно поздоровались, казалось, они чего-то ждали… Что же, любопытно, такого странного было в нас? Ещё немножко поспорив с Сергеем (вернее, это он спорил с вялыми нами) о направлении дороги, мы двинулись дальше.
Идти пришлось опять против ветра. И идти долго. Выход из Пильдозера нашли едва. Он был хорошо замаскирован среди каменистого озёрного берега. Но вот и сама Воньга, отсюда, говорила карта, начиналась сама река с её многочисленными порогами. А один из них уже встречал нас. Это был порог Горбатый. Длинный, аж из 3 ступеней, да с мостом. Мы высадились, посмотрели с берега. Бурлит, конечно, камни раскиданы по всему фарватеру, но ничего замечательного мы в этом пороге не обнаружили. Он, удивительное дело, соответствовал описанию. Даже Лёша тут, глядя на Горбатый, не взволновался, а только вздохнул, пожевав губами.
Всё равно, несмотря на явный перебор, мы облачились в боевые доспехи: шлемы, спасательные жилеты. Шли почти по центру, повторяя изгибы реки. Только начало второй ступени требовало особой аккуратности. Там, проскользнув впритирку с большим камнем, возвышающимся справа, надо было суметь не напороться на маленький камень-нож шестью метрами ниже и левее. Оба наших крейсера прошли удачно, - просто и легко, мы праздновали очередную победу.
Распалённые, мы входили в Синдамозеро. Пора было останавливаться, и где-то здесь, в заливчике, должна была быть хорошая оборудованная стоянка, а мы - ну никак - не могли найти её! «Где она, ну где!! - кричал Сергей. - Ты говорил, что здесь стоянка! Пора останавливаться, скорее!» Везде были низкие подтопленные, болотистые берега. Пошли вдоль берега, - нет, да и всё! Уже подумалось, что она ушла под воду, как, наконец, искомое место выплыло нам навстречу. Это была отличная стоянка, с пляжем, столом, очагом и непременной каменной банной печкой. И мы, наконец, с чувством выполненного на сегодня долга, встали.
На деревьях, на столе, везде были надписи, оставленные нашими предшественниками, была среди них и ещё не потемневшая от времени надпись «Нижний Новгород».
Пляж был просторным: длинным, а не в высокую воду, наверняка, и широким. В метре от воды тянулась золотая полоса сухой травы, выброшенной озером во время ненастья. Окаймляли пляж плоские каменные выступы, метров на 15 выступающие в воду. Небольшие разнокалиберные камешки, усыпавшие песчаную полосу, не позволяли порезвиться босиком.
Бухточка была живописна, как почти всё, что мы видели в Карелии. Посему, после того, как лагерь был разбит, я отправился на поиски видов, красок и ракурсов. Я забирался на камни, влезал в кусты, ложился на землю. В голове, толкаясь, роились мысли: отсюда, кажется, лучше,.. а может отсюда,.. попробую ещё вот так… Снимал взахлёб, счётчик только и успевал отсчитывать кадры на камере. И очень хотелось думать, что какие-то из них – получатся.
Мои сотоварищи, сбросив, наконец, гребную заботу, обратили внимание на себя, а главным образом, - на свои лица. Тут же выяснилось, что Сергей стал нашим краснокожим братом, точнее же, - ярко краснокожим. А ещё красношеим и красноруким. Да и остальные выглядели не намного белее. Меня же, «старого многомудрого походника» в шляпе с большими полями эта беда обошла. Я помнил, что такое яркое солнце на воде, да в холодных брызгах-линзах: обгорания не почувствовать ни за что. Вот и пригодился мой медицинский набор с «противопригарным» Витаоном, - началось самолечение (как бы, наверное, были недовольны дипломированные врачи). А у Марины, кроме обгоревшего носа, ещё разболелась кисть правой руки, не вынесла такой гребли… Только Лёша держал марку, принципиально не принимая лечения из моих рук, шарахаясь от мазей как чёрт от ладана. Наверное, опять какие-то воспоминания далёкого детства не позволяли ему пользоваться лекарствами.
Появились комары, немало, но всё те же, вялые доходяги, типичные представители прибалтийских племён. Они роились вокруг нас, бестолково тыкались в кожу, и всё похлопывали и похлопывали по ней прозрачными крыльями. Становилось даже страшновато за них, казалось ещё немного, и они упадут от бессилья.
Во время ужина, когда мы уже приканчивали котелок чая, двое охотников подошли к нам на лодке. А перед этим невесть откуда появились две собаки, оказалось, что они сопровождают по берегу лодку с хозяевами. Охотники, завидев огонь, захотели погреться. Наверное, они не отказались бы и от чая, но мы им, к своему стыду, даже не предложили. К тому времени он практически весь уже был в наших довольно урчащих желудках.
Охотники сказали, что сами «с севера», сюда приехали поохотиться. Что рыбу надо было ловить сразу после схода льда (недели три (всего!) назад), или уж позже, сейчас – мёртвый сезон. Вот только если окуньки (тут мы самодовольно переглянулись)... Своего утреннего окуня мы, очистив и выпотрошив, пожарили на крышке от котелка, и каждому досталось по полтора укуса. Но как он был вкусен, наш первый (и последний, как мы узнали позже) окунь!
А охотники, отогревшись, свистнули собак и, пожелав нам удачи, погребли дальше.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Сон был быстр и крепок. Вчетвером в палатке. Сергей вновь лишил нас удовольствия слышать, засыпая, междометия его правильного русского языка. Он оборудовал себе мощный лежак на воле, там, зарывшись в глушащий звуки спальник, он и спал.
Было уже около половины десятого, когда мы окончили свой сон. Что делать, даже организм туриста требовал отдыха.
Рука у Марины за ночь опухла и стала похожа на боксёрскую перчатку. Непривычная нагрузка оказалась слишком велика для неё. И вновь я выступил главным лекарем: йодная сетка, бальзам, тугая повязка. Марина смотрела на меня жалобными глазами, но ни слова жалобы не слетело с её языка. Я посмотрел ей в лицо и догадался, что она представляла себя в гестаповском застенке… Если бы этот настоящий герой ещё не потерял способность удерживать весло! Марина, надо признаться, и раньше, и сейчас, и потом до конца нашего путешествия ни разу не дала повода усомниться в своей стойкости «оловянного солдатика», ни разу не пожаловалась. Она всегда, что было сил, неуклонно и точно выполняла сверхзадачу нашего похода. Марина оказалась настоящим бойцом нашего туристического (не для всех видимого) фронта.
Прибалтийские комарики, из последних сил мотающиеся по берегу, не помешали мне окунуться в прохладные воды Синдамозера. Скинув одежду, я долго бежал по затопленному пляжу до глубины и с размаху упал в свежую чистую влагу. Миллионы мелких брызг мгновенно полыхнули солнечными отблесками, а я погрузился в озёрную благодать. Подумалось, что стоило ехать в такую даль только для того, чтобы здесь сейчас окунуться в эти тихие воды.
Жаль только было, что народные массы не поддержали наше с Мишей предложение затеять походную баню. «Да зачем,.. и так обгорели,.. кому это надо,.. время нет…»… Вот так, просто и прозаично, произошло крушение голубой мечты о парной.
Рыба вновь не ловилась, когда из Воньги в Синдамозеро вошла группа из пяти байдарок. Это было полной неожиданностью для нас, теперь мы не единственные в этом краю! Наверное, со станции Энгозеро. Не думаю, чтобы они шли, повторяя наш уникальный путь. Байдарки были разнотипными, они, не останавливаясь, прошли в озеро. Прошли далеко от нас, не заметив нашей стоянки. Их разноцветные вёсла, удаляясь, мерно вздымались над водой. Да,.. теперь мы были не одни.
Было так покойно и уютно, что уйти нам никак не удавалось. «Рука не брала!» Так мы и поставили рекорд лени: старт сегодняшнего перехода состоялся в два по полудни!
И вот мы снова в объятиях водной стихии. Синдамозеро по красоте не уступало своим давешним товарищам. И мы любовались бы его красотами, но не отпускающий нас ветер раскачал его только что тихую гладь. И опять, опять нам пришлось своё главное внимание уделять стихии. Лишь временами, не выдержав испытания красотой, я, заслоняя технику от брызг, делал какие-то снимки.
Так мы, от мыска к мыску, и подвигались, лопастями вёсел, как волшебными палочками, творя переливающуюся в солнечных лучах радугу.
Мы не сразу пошли в проход к очередному озеру, сначала сделали крюк, зашли в губу Безрыбью, чтобы посетить знаменитое место, отмеченное во всех описаниях. Это было ритуальное дерево у большого песчаного пляжа.
Каждая из проходящих по здешним озёрам групп считала своим долгом оставить на этом дереве свой знак. Ими были части от байдарок, элементы одежды, походной утвари, цепи, таблички, просто вырубленные надписи, всё что угодно. Ещё в прошлом году это дерево гордо возвышалось над малорослым окружением… А сейчас оно, всё усыпанное предметами походного культа, встретило нас лежащим на песке. Оно было свалено топором туристического Герострата! Что тут добавишь!.. Можно только гадать, что заставило его совершить этот акт экологического вандализма. Ненависть к туристам, или вообще к туризму? Временное (или постоянное) помешательство? А может это комплексы из далёкого детства (здравствуй, Фрейд)?
Походники же - народ неунывающий. И дерево рядом уже начало обрастать символами походной веры. Приложили и мы руку к этому процессу. Я достал заготовленную ещё дома, тщательно проолифленную, табличку и найденным рядом шурупом закрепил её на стволе. И мы запечатлелись на её фоне, радостные и полные сил. Так мы сделали свой вклад в статистику нижегородского присутствия в мире. А о том, что мы не первые из Нижнего побывали здесь, свидетельствовала деревянная доска с надписью «Горький – 1997», прибитая на лежащем стволе.
Мурамозеро мы нашли ой, каким не ласковым. Ветер ещё усилился. Его порывы срывали верхушки ставших весьма значительными волн и швыряли в нас водяные снаряды. Байдарку захлёстывало. Одежда промокла почти сразу. Было сложно держать курс, но деваться нам было некуда, и мы яростно махали мокрым алюминием.
В начале Мурамозера мы приметили те пять утренних байдарок. Они, как привиделось, беспорядочно крутились далеко справа, в тупиковом ответвлении озера. Странно, что мы так скоро нагнали их, что за это время они не ушли дальше. Наверное, они искали путь. Заблудились? Вообще-то заблудиться тут немудрено, даже с картой и компасом. Если бы не навигатор, нам тоже много где пришлось бы поискать путей. Но вскоре мы потеряли из виду наших неизвестных коллег, и в последствии не видели ни их, ни каких других походников.
Ветер не стихал, мы так и шли, выгребая против него и наперекор строптивой лёшиной байдарке. Лишь раз остановились на голом валуне у заросшего мыска - подождать далеко отставшую двойку. Там я успел и поснимать, и сделать кое-какие записи в походном дневнике.
Экипаж двойки подошёл, полный живых впечатлений. «Что вы нас кинули! - возмущалась Марина, - а этот всё кричит и кричит!» И замахнулась на радостного, даже восторженно-счастливого Сергея. Воистину, даже их приближение мы сначала услышали, только потом увидали блёстки вёсельных взмахов, и уж совсем близко – бледно зеленоватую тушу байдарки. Несмотря на опухоль, Марина приноровилась: ухватила весло, не сжимая, так и гребла. Наш стойкий оловянный солдатик…
Отдохнув и поделившись впечатлениями на каменном горбике, мы продолжили. Всё прямо и прямо, не сворачивая, мы таранили грудью ветер и разбивали в пыль водяные дюны (хотя было уже, казалось, легче, - привыкли или ветерок чуть стих?).
Лебеди. Их была тут бездна. Они качались на волнах флотилиями белых корабликов. Мы любовались издалека. Близко они не подпускали: тут же мощно разбегались по воде и зигзагом уходили вверх. Взлетали и жемчужным ожерельем вытягивались куда-нибудь за очередной мысок и опускались, вновь превращаясь в белую флотилию. Несколько раз мы безуспешно пытались приблизиться поближе, чтобы снять крупнее этих белоснежных красавцев, увы!
И вот конец Мурамозера: губа Домашняя. Что же, это был рубеж. Здесь заканчивался дивный каскад живописных карельских озёр, и начинался самый напряжённый участок пути - порожистая Воньга.
Перед началом решительного штурма мы устроили краткий военный совет в Домашней, облачились в доспехи. И осторожно вошли в раскрыв русла Воньги. Где-то тут, почти сразу, должен был быть порог Поганьдом. Но сначала нас встретил нежданный и неописанный перекат. Пройдя сходу (мы даже не успели его обсудить), мы услыхали, как из-за поворота донёсся сильный шум. Поганьдом нас ждал!
С трудом сошедши в какое-то болотце на правом берегу, мы отправились на осмотр.
Порог был симпатичным, но вполне доступным для нас. Мы осмотрели препятствия и двинулись к байдаркам. Все, но не Лёша. Он продолжал осмотр. Свой, настоящий. Он стоял неподвижно, гордо возвышающийся над кипящей водой, и строго смотрел на бушующую стихию. Смотрел. Смотрел, смотрел… И очнулся, когда мы вернулись, испугавшись за душевное здоровье друга, чтобы силой сдвинуть его с места. Что он видел там, какие стратегические решения принимал, навсегда останется для нас загадкой. А порог показал, что и для него самого…
Было очевидно, что, входя в порог, чтобы увернуться от двух опасных скал нужно было совершать энергичный маневр влево и сразу вправо. Осторожно развернувшись, мы пошли. И тут Лёша, наш капитан и рулевой, привстал сзади и устремил взгляд в приближающиеся камни.
- Ну, куда? – спросил его я, когда пришло время решать и править. Лёша не среагировал, только досадливо прищурился.
- Ну что, будешь править!? – это уже Миша не дождался Лешиного ответа. Он подождал секунду и удивлённо спросил уже меня. - Он вообще слышит?
Я только пожал плечами. Миша говорил что-то недоброе, к счастью шум заглушал его слова. Камни приближались, байдарку несло прямиком на большой обливной валун. А Лёша… он смотрел, деловито пожёвывая губами.
- Ты будешь грести! – крикнули мы с Михаилом вместе, и уже не дожидаясь реакции и не сговариваясь, вонзили вёсла в воду. Поздно. Нам, сидящим на носу судна, не удалось отвернуть его нос он мощного обливняка. Лёша же, имеющий такую возможность, «продолжал наблюдение»…
Таймень неуклюже, лениво взгромоздил нос на мощный обливняк и начала опасно крениться на борт, ещё немного… Нет, фортуна повернулась к нам лицом, - потоком воды байдарку снесло с камня. Оверкиль не состоялся. Уж не знаю, правил ли там дальше Лёша или всё ещё наблюдал, знаю, что мы выгребали, уже не полагаясь на «рулевого». Спустя пару минут, с размаха перелетев через нижние валуны, мы вышли на спокойную воду.
Итак, простой Поганьдом сумел-таки нанести нам урон. Душевный. А это серьёзней тривиального пробоя.
«Обмен мнений», состоявшийся сразу после порога внёс желанную ясность. Лёша сообщил нам, что он правил, что ему сзади было виднее, что у него был план… Вот так, ни больше - ни меньше. Вероятно, этот тайный план был настолько секретен, что к огромному лёшиному сожалению его нельзя было довести до нас. А предполагал этот план таран валуна с последующим килянием, чему мы, не владея информацией, так безобразно воспрепятствовали… И мы высказали, что думаем обо всём происшедшем. Лёша обиделся, нет, он был оскорблён до глубины души, и долго молча нёс в себе эту незаживающую рану.
Двойка же миновала порог без помарок, видно тамошний рулевой, почему-то правил.
Но одно событие отвлекло нас от недобрых мыслей. Сразу после порога на левой берегу нас приветствовал местный лесной житель, - матёрый бурый медведь! Он стоял у воды, застыв огромной коричневой тушей. И мы не сразу разобрали его на фоне зелени, когда сзади услышали отчаянный вопль Сергея и Маринин возглас: «Медведь!» И вновь я не успел запечатлеть зверя. Хозяин, увидав нас и услыхав страшный рёв неизвестного ему животного, подобрался и вразвалку бросился в чащу. Пара мгновений, и шум ломающихся сучьев стих. Наша встреча с косолапым состоялась.
За Поганьдомом нас ждал целый ряд разнокалиберных перекатов. Описание упоминало лишь о трёх. Я отмечал все встречные препятствия, чтобы позже описать их; ставил на своей «Гармине» координатные точки. Хотелось составить настоящее точное описание нашего пути. Это было порой непросто, иногда прямо на порогах и перекатах приходилось орудовать одновременно веслом и кнопками навигатора, а в голове держать сведения о многочисленных преградах, чтобы при первой возможности перенести их на бумагу.
Перекаты были не особенно сложны, но проходили мы их в растерянных чувствах и второй из них, мы всё же отметили плотной посадкой на валун. Не сумели сманеврировать на скорости, байдарку развернуло боком и так прибило к большому камню.
Мы долго втроём пытались снять байдарку, она лишь глубже насаживалась днищем на каменное основание. Нос и корму её загибал мощный обходной поток, байдарка начала выгибаться и потрескивать. Тогда я выскочил на камень, разгрузив судно. И всё равно сразу развернуть и снять байдарку не удалось. Я хотел продёрнуть её вдоль камня, когда Лёша остановил меня: «Надо вычерпать воду», - сказал он. Он неспешно извлек кружку, и процесс начался. На предложения снять, наконец-то байдарку, он неизменно отвечал: «Подожди. Надо вычерпать воду!» И, сидя в ореоле летящих в байдарку пены и брызг черпал, черпал, черпал…
Я уж и не могу сказать, что подвигло его однажды прекратить это самое любимое (теперь мы в этом убедились) для него занятие. И тогда мы продёрнули-таки байдарку, я, уже совершенно промокший к тому времени, успел прыгнуть в неё, и мы продолжили.
Потом был ещё перекат, ещё и ещё. Мы подступали к порогу Кошке. Я смотрел на экран навигатора, - где он, Кошка? Описан он был как не то что очень сложный, а скорее неприятный. Электронная карта не помогла, там его просто не было. И мы влетели в порог прямо из пятого переката. Без подготовки, рекогносцировки и так далее. Так, экспромтом, наперекор рекомендуемым описанием методам прохождения препятствия, мы преодолели порог сходу: сначала у левого берега, затем ушли резко вправо. Пришлось, правда, покрутиться на частой и действительно неприятной шивере, даже слегка потаранить камни бортами. В завершение – славный слив на разрушенном мосту. И опасные камни в конце слива, они чуть было не испортили нам радость успеха.
Оказывается и так, слёту вполне можно проходить пороги. Мы бурно обсуждали форсирование, да и чувствовали себя прекрасно. «А там мы пошли,.. а потом резко,.. надо было здесь,.. но может лучше»…
Воньга не дала нам насладиться успехом вполне. Едва мы отошли от Кошки, как тут же опять попали в объятия перекатов. Опять неизвестных, неописанных.
Нам было уже не до красот, смотри, не зевай! Даже в спокойном русле реки нет-нет, да блеснёт бурунчик с влажной проплешиной в центре. А ведь нас уже ждал следующий порог. Порог под гордым названием Гагаринский. Три ступени порога требовали нашего внимания. Особенно вторая. Гагаринский был самым сложным из пока пройденных.
Положившись на этот раз на описание, первую ступень пошли сходу, без просмотра. Лёша всё пытался выйти, посмотреть, но не смог справиться с нами. Поманеврировав влево-вправо, разбив кое-какие из бурунов, мы, напрягшись, ткнулись в правый берег. Сложную вторую ступень смотреть было обязательно. А она представляла собой красивое зрелище,.. и опасное. Тут не было явного хода, камни вздымались по всей ширине русла, вздымая солидные сверкающие буруны. Камни поменьше прятались в волнах, подстерегая из засады нежные животы байдарок. Порог ждал нас, предвкушая поживу. Всё блестело и искрило под громкую однотонную музыку порога.
Понурившегося Лёшу мы увели почти под руки вовремя, не дали на этот раз превратиться с соляной столб. Встрепенувшись, он заявил: «Конечно, обносить!» Взор его был светел и ясен: он принял решение. Я не мог решать за хозяев байдарок, им потом шить и клеить порванные днища, им чинить сломанные рёбра. Я сказал лишь, что готов идти с кем и на чём угодно. Миша сказал, что этот, пожалуй, пропускает, утомившись предыдущими порогами (и, наверняка,. Лёшей). Марина лишь смотрела просторно раскрытыми глазами и была готова выполнить любое указание. А вот Сергей… Он метался, глаза его смотрели то на порог, то на байдарку. Ему и хотелось, и было не по себе: порог-то был – походя не проскочишь! И… решился!
А вернувшись к байдаркам мы обнаружили потерю. Не было марининого весла… Оно, видать, решило не испытывать порог на прочность и, вырвавшись на свободу, ушло в свой последний автономный поход. Было ещё запасное, но потеря была обидной…
Итак, мы заблаговременно перенесли вещи из лёшиной тройки и немного самого важного из двойки в конец ступени. Миша с Мариной заняли места по берегу со съёмочной техникой. Ну а мы с Сергеем пошли на его двойке-линкоре. С воды, как всегда, всё выглядело не так как с берега. Мы, войдя, как планировалось, у правого берега, дальше шли по обстановке, пытаясь увернуться от неожиданно вырастающих из кипящих бурунов камней. Валы шли рядами, и нам с воды было совершенно не видно, где именно среди них таится чёрная каменная опасность. Было,.. садились и на камни, но реагируя быстро и точно, тут же съезжали в струю. И – прошли! Такое удовольствие, наслаждение доставил этот сплав, что хотелось ещё и ещё повторять его.
Вернувшись за лёшиной байдаркой, я предложил ему: «А давай пройдём! На пустой-то!» И Лёша растерялся. Заходил, заходил у байдарки. То поправлял на себе симпатичные брикетики пенопласта, то растерянно смотрел на реку… «Решай скорей, комары съедят», - подтолкнул я его. И Лёша принял историческое решение, но тут же пояснил: «Только пусть сзади он сядет, он там уже сидел на Гагаринском». И протянул свой долгий красивый палец в сторону Сергея. «А ты – впереди, ты сидел там», - капризно добавил он. «Конечно, конечно!» - воскликнули мы с Сергеем. «Пошли!»
И мы пошли. При входе в порог я услыхал истошный крик: «Убери весло!» Я удивлённо оглянулся. Крик был предназначен Лёше. «Убери, тебе говорят, и больше вообще не греби!!» - донеслось сзади через несколько секунд. Не знаю уж, что там делал Лёша, наверное, решил опять поправить «по своему плану». Так мы и пошли: опять по валам, камням, с мелким водным дриблингом. Разница была, и не в пользу длинной инертной тройки.
А Лёша так и сидел, демонстративно подняв весло на уровень груди, всем видом показывая своё отношение к происходящему.
И вот байдарка вырвалась из водяной карусели и взрезала спокойную водяную гладь. Только тут я обнаружил, что насквозь промок… от пота! Не от нагрузки вспотел, от напряжения и полной концентрации внимания… А Лёша опять поругался, на этот раз с Сергеем. И ничего тут не было удивительного, ведь с кем Лёша порог преодолевает, с тем и ругается…
Они ругались, а мы, укладывая вещи в байдарки, посматривали на них, да посмеивались. С таким удовольствием, наслаждением делали они это, любо – дорого было посмотреть!
Решили идти сразу и третью ступень, хотя тут была неплохая стоянка. Заметно было, что не раз тут оживляли судна, встретившиеся с камнями Гагаринского.
Третью ступень пошли без просмотра: после предыдущей, нам всё было нипочём. Но сесть мы там смогли. Уже в конце порога. Вода была высокой, и скрывшиеся под водой камни было видно плохо. Сели крепко, пришлось в очередной раз выходить на камень и сталкивать судно руками.
Перед нами было озеро Гагаринское. Оно было совсем не похоже на те радостные верхние озёра. Низкие болотистые берега, заросшие и совсем не привлекательные.
Под конец дня мне начал доставлять заботу навигатор. Он то и дело отключался, прерывая запись трека. Исчерпались батарейки. Я заметил, что сажает их вода, попадающая в батарейный отсек. Так выяснилось: навигатор хоть и непромокаемый, но от воды его беречь надо.
Стоянку мы всё же нашли, похоже, единственную на этом озере.
Она помещалась на горбатом склоне южного берега. Недалеко, судя по карте, когда-то была деревня Гагарино. Теперь она была заброшена, как десятки тысяч подобных ей, ставших однажды ненужными в России. Но рыбаки, видно, посещали это место: со стоянки в деревню вела просека. Стоянка была правильно оборудована, была здесь даже землянка с нарами. Почва тут была неровной, испещрённой болезненными венами старых выпирающих из земли корней. Тысячи сосновых шишек поскрипывали под ногами.
А было уже половина двенадцатого ночи.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Солнце всё светило с небосклона, и мы живенько раскидали под его уже не жаркие лучи залитые карельской влагой вещи. Хотелось успеть хоть немного подсушить их. Были, были тут и комары. Много этих тварей сбилось вокруг нас... Чтобы прекратить их радостный хоровод, я вытащил из рюкзака репеллент.
Поставив и оснастив палатку, пока готовилось варево, я едва успел поснимать – сделать главное своё дело. Ночное солнце это особое явление. Это было не то знакомое раскалённое белое светило, которое мы привыкли не замечать на дневном небосводе. Сейчас он было жёлто-оранжевого кирпичного цвета, на него уже можно было смотреть. Оно было спокойным, уставшим за долгий северный день. Ему уже не нужны были приключения, и оно не стремилось превратить наши лица в поджаристые блины. Медленно, медленно и плавно уходило оно за горизонт.
Нас ждал горячий ароматный суп с запахом дыма и хвои. Мы черпали его полными ложками, отправляли в рот, обжигаясь, наслаждаясь. С луком, чесноком. И с толстым шматом розовеющего сала на крошащемся ломте чёрного хлеба… Ели, торопясь, молча. Счастье…
Похолодало. Нам тоже давно было пора на покой. Полный событиями день окончился, и наши тела требовали отдыха. Наконец, после двух часов ночи угомонился даже ушедший на выселки Сергей. И мы уснули, закутавшись в свои заслуженные спальники.
Спали мы мёртвым сном, встали к 10 утра. Ночная бодрость продолжалась, хотя солнце уже вовсю поливало землю холодным огнём.
Лёша надсадно кашлял, вздыхая и постанывая, значит, у него всё было нормально, то есть как обычно. Сергей бегал с инструментами, кусками резины и клеем, раздавая советы и указания всем встречающимся на его пути. Миша в полную силу орудовал у костра, и тонкий дымок уже окутывал готовый к приёму заправки котелок. А Марина, освобождённая от функциональных обязанностей, потягиваясь и позёвывая, только ещё выкарабкивалась из палатки. Начинался шестой день нашего путешествия.
Тело ещё помнило вчерашнюю усталость, и мы, вялые, двигались плавно и неспешно, запинаясь о корявые корни, поскальзываясь на кругляках шишек. Даже утренняя (к тому времени - условно «утренняя») каша с тушёнкой не ускорила наше броуновское движение.
Но, не смотря на вселенскую лень, окутавшую нас тёмным облаком, нам удалось свернуть лагерь и упаковаться. К без четверти двум… И это было, при нынешних обстоятельствах, не так уж и плохо.
Жара так и не подоспела, было солнечно и прохладно. Мы миновали верхнее Гагаринское, вошли в нижнее. Озёра тихие, с низкими берегами. По всему видно, что рыбные. Я время от времени вынимал спиннинг, кидал блесну, - всё тщетно. Рыбы плескала, но, видать, она, как и мы сейчас, была сытой.
На перешейке между верхним и нижним Гагаринским нас ждал ещё один обитатель здешней тайги. Им был ещё один олень. Небольшой, изящный, с красиво поднятой толовой. Он поводил острой мордочкой в нашу сторону, принюхивался. Показав кулаком в сторону двойки, я заработал пальцами. Надо было быстро сменить объектив и прицелиться. Успел,.. но не успел навести фокус!.. И этот зверь легко подпрыгнул и исчез. Меня аж передёрнуло от досады, вот ведь…
Очнувшись от обиды на оленя, я начал поиски крышки от объектива. Её нигде не было, я по несколько раз прошёлся по всем карманам и отсекам, проверил дно байдарки. Неужели утопил, – подумалось мне. И когда спустя время уже готов был принять эту мысль, крышка нашлась. За моей спиной, прижатая к рюкзаку… Совершенно непонятно, каким чудесным образом она могла оказаться там!
На выходе из Гагаринского мы встретились с первым на сегодня порогом, безымянным. Порог был простым, с чёткой струёй по центру. Мы прошли его без просмотра, сходу. Лёша, правда, долго не решался на штурм. Поднявшись на «капитанском мостике», он долго тоскливо изучал его, пока река не потащила нас в порог сама. Проскользнули по большой воде славно.
Это Воньга нам подкинула его для разминки. Ведь спустя километр, после небольшого расширения реки под названием Кодагуба, нам предстояло столкновение с серьёзными камнями. Два порога один за другим лежали у нас на пути. Прямой и Кривой. Иногда они описываются как две ступени одного порога. Да хоть горшком назови…
Надо было смотреть. Пристали, высадились, прошлись вдоль бурлящей воды, полюбовались. Порог оправдывал своё прозвание. Он был прямым как струна. Короткий, мощный, с большим перепадом высот. Проход по центру был ясно виден, - бушующая струя оставляла по своим краям две крупные бочки. А ближе к концу порога расположилась гряда стоячих волн высотой с метр. Шум был сильный, и мы переговаривались на повышенных тонах.
Мы решили не разгружать байдарки, не высаживать Марину, а устроить покатушки как есть, благо никакие маневры тут не предвиделись.
Осторожно мы вошли в порог и… ухнули вниз, - байдарка сорвалась как с горки и понеслась в бурлящем потоке. Мы только слегка подправляли её, - ни в коем случае не слететь в бочки! На выходе из Прямого нас захлестнули здоровенные стоячие волны: мы пробили их, словно прошли сквозь водяную стену. Байдарка в одно мгновение нахватала воды и осела. Совсем немного не хватило до предела её плавучести. Ещё бы одна волна,.. нет, не хотелось думать об этом! И без того одежда, рюкзаки и прочее оказалось в воньгской влаге.
Двойка прошла ещё проще. Сергей с Мариной упаковались в полиэтилен, не оставив шанса коварным стоячим волнам. И – эх!!! Под двойной восторженный крик, разбрасывая в стороны миллионы блестящих шариков, прокатились по водяной горке.
Удовольствие было таким, что куда там новомодным аквапаркам! Хотелось повторить, но нас ждал порог Кривой, и мы рванули к левому берегу. На просмотр.
Да, этот был посложнее, как и Гагаринский, он был категории 2 «б». На изгибе реки. В средней его части виднелись мощные сливы, похоже, с бочками, камней было много хороших и разных, а в конце расположилась симпатичная шивера.
И вновь стратег Лёша начал своё вечное движение вдоль порога. Он считал камни, высчитывал на каком метре дистанции на какой угол повернуть и на сколько сантиметров уклониться от каждого камня… Подробный, очень подробный план составлялся им. На века. Для всех будущих поколений. Если бы не одно «но»: Снизу, с воды, в самом пороге, никогда не отсчитать этих метров, не увидеть всех этих камней, всё сливается в быстро меняющуюся смазанную картинку, требующую простоты реакции и решительности… Ведь мы не размечали дистанцию, не ставили вешки по берегу. Но Лёша не внемлел. Ходил, считал, бормотал: «Тут надо правее, здесь на полметра влево,.. поворот на двадцать градусов вот отсюда»… «Лёша, хватит смотреть, время идёт!» - кричал его закадычный друг. Мы тянули Лёшу назад, но от этого он только громче бормотал…
Когда мы, опростав байдарки от вещей и перенеся их в конец порога, оправили свои доспехи и двинулись в порог, то, как и думалось, увидали картину весьма непохожую на взгляд с берега. Те опасные камни куда-то скрылись, зато зловеще выросли неприметные раньше. Брызги и пена закрывала общую картину, ориентироваться по дистанции приходилось почти интуитивно. Да, тут нужна была разметка, да и страховка с камней по берегу ох как не помешала бы. Но всего этого не было. Как не было у нас фартуков, не было юбок и страховочных концов. Но мы вошли в порог.
И пошли, работая по обстановке, насколько возможно на неуклюжей тройке, выгребая от коварно проявляющихся в сыром дыму чёрных каменных призраков. Три раза мы всем брюхом наезжали на спрятавшие под крутыми валами обливняки, но, дружно навалившись на вёсла, перескакивали их на скорости. Дрались то правым, то левым бортом о каменный наждак. А потом, разогнавшись в потоке, уходили от опасной сучковатой вершины упавшего с левого берега дерева. И в конце – скоростной дриблинг в шивере. Есть! Мы слёту выскочили на спокойную воду.
Сергей пошёл один. Марина заблаговременно покинула его двойку и встала на берегу с видеокамерой, мы долго лазили по заросшим камням, - выбирали ей нужный ракурс.
Было видно, что двойка гораздо маневреннее нашей посудины. А поднявшийся разгруженный нос её легко взлетал на гребни волн. Также легко она перескакивала через обливняки (вода высокая!). И вот, - мы всей командой пристали к берегу за порогом. Покорённый Кривой яростно, но уже не страшно бушевал позади. А нам надо было осмотреть шкуры своих судов, вылить воду из нашей тройки. А мне – поснимать, запечатлеть путь нашей боевой славы. И никакие прибалтийские комары мне в этом не могли помешать.
Прошло время. Оборудование было приведено в порядок, мы уселись на свои места и оттолкнулись вёслами. Нам навстречу выплыло озеро Столбовое. Конечно, здешние озёра по сути всего лишь расширения русла своенравной Воньги. Они не могут тягаться со своими верхними сёстрами, свободными и раздольными. С холодными блюдцами кристально прозрачной воды. С их длинными светло-зелёными мысами, живописными островками в разноцветных каменных ожерельях. С молчаливыми северными фиолетовыми озёрами. Но была своя прелесть и в этих маленьких оазисах спокойствия. Иногда даже неожиданных среди бурных вод Воньги. В них взбаламученная многочисленными преградами вода успокаивалась и вновь превращалась в тот карельский нектар с непередаваемым особым вкусом, что мы ощутили в первый наш день.
Столбовое было одним из таких озёр, - аккуратным, с низкими правильными берегами. Начиналось оно камышовыми зарослями. Были и стоянки на его берегах. Мы ловили минуты тишины, а спереди уже приближался грозный шум. Это готовился принять нас трёхкатегорийный Горбатый. И этот, - длинный и с тремя изгибами, - был куда опаснее своего первого тёзки.
Начинался он с группы маленьких островков. Перед ними мы и высадились для осмотра. Но не так-то просто, оказалось, посмотреть его. Основная средняя часть порога была видна очень плохо. Мешали заросли, ямы на берегу, камни и болотце… Но ясно было, что русло здесь не очень широкое, камней много и они весьма большие, опасные. И поток, разбитый на несколько извилистых струй, очень силён. Волны в пороге достигали полутора метров, такие утопят нежного Тайменя и не заметят! Конечно, порог требовал разметки по трассе и страховки, но мы опять надеялись на «авось» (значит, мы были русскими). Мы смотрели на картину разгула Воньги и поёживались. Но не от холода. Просто мы убедились, что Горбатый по сложности превосходил своих давешних коллег.
Но, закалённые следовавшими один за другим препятствиями, мы и не помышляли об обносе. Мы были готовы встретиться с новой силой.
Вещи мы вновь перенесли в конец порога, приготовились, настроились и, с криком «а теперь – Горбатый» скрылись в бурлящей воде.
Но нашему крику предшествовал эпизод, очень хорошо характеризующий стиль команды тройки. У начала Горбатого из воды возвышается солидная скала. Нам следовало пройти слева рядом с ней (план был совместно разработан и принят). До скалы оставалось ещё метров тридцать, и ничто не предвещало неожиданностей, когда Леша вдруг (может, вспомнив давешнюю критику своей заторможенности) содрогнулся и принялся изо всех сил грести правым веслом. Лодка живо и радостно (а куда ей деваться-то!) начала поворачиваться бортом к камню. А Лёша, не видя ничего вокруг, (так это выглядело со стороны) продолжал яростно выгребать правым… И вот тут мы с Мишей, навалившись на левые вёсла, скомпенсировали завал байдарки. И - испустили тот крик.
Проход по телу порога был исполнен в том же специфическом стиле. Наш капитан производил непонятные нам действия в виде спорадических гребков в неожиданное время в неожиданных направлениях. Это походило на панику. И мы, уже совсем не ориентируясь на него, выгребали сами, пытаясь пройти вскользь рядом с коварно возникающими на пути камнями и как-то сгладить вред, наносимый броуновской силой «рулевого». Было не до команд, всё происходило на уровне «глаза-руки», минуя мыслительный аппарат. Удивительно, что, несмотря на всё, мы прошли порог красиво. Наверное, нам помог мобилизовавший нас мощный выброс («в сторону Лёши») адреналина.
Порог был полновесным, с двумя поворотами, с множеством камней, высокими водяными валами. Разнонаправленные струи неудержимо стремили байдарку в отбой, мы только успевали маневрировать. А на тройке это было сделать очень непросто. Да ещё с нашими отягчающими обстоятельствами… Три раза мы с налёта драли днище на обливняках, но успешно проскакивали их благодаря большой инерции нашего тяжёлого Тайменя.
Но вот, когда прошло время боя, и страсти улеглись, мы с Мишей познали, благодаря чему (и кому) мы так искусно преодолели порог. Узнали мы, как правил Лёша, как он «отслеживал» и как он «в последний момент»… И у нас не было слов: мы лишь растеряно молча переглянулись.
Горбатый не смог справиться с нами, нам удалось переиграть его у него дома. Он глухо ревел нам вслед, уже бессильный помешать, но он смог отыграться, и совсем скоро. На втором Таймене.
Сергей опять решил пройти в одиночку на своём дредноуте. Ему понравилась поворотливость при разгруженном высоком носе, и он стремился вновь испытать свою ловкость. Он был уверен в успехе и лишь частично разгрузил свою двойку. Пошёл за нами, отслеживая нашу траекторию, ориентируясь по ней. Но… нет, может, его двойке не хватило массы, может он ушёл немного в сторону, но байдарка налетела на камень, вылезла на него брюхом и начала заваливаться на борт. Уже черпала воду... Сергей успел среагировать: выскочил в воду и ухватил байдарку руками, сумев удержать от опрокидывания. Она набрала полный трюм воды, но оверкиля не случилось.
Мы, пристав к берегу и поняв, что там приключается что-то нехорошее, выскочили из байдарки, схватили Л1 и бросились вверх по реке, - на помощь. Но навстречу нам уже шла обвешанная фото-видео техникой Марина. «У него всё нормально, он не перевернулся», - успокоила она нас. «Он стоит там, воду выливает». Так и было. Сергей подтащил свою многострадальную байдарку к берегу и стоял, манипулировал руками над ней.
Мы вернулись и успели полюбоваться, как из порога одна за другой выплывали вещи. Плёнки, подстилки, всё, что было вынесено из байдарки бурлящими водами Воньги, но не смогло утонуть. Напрасно, напрасно их хозяин не разгрузил своё судно. Вещи выскакивали из порога и тут же включались в лихо закрученный рекой хоровод.
Лёша сел в тройку и принялся вылавливать добро. Наконец он собрал всё, что было в пределах нашей видимости и, пристав к противоположному берегу, отправился на помощь потерпевшему аварию. И они уже вдвоём производили там маневры. Спасали байдарку и оставшиеся вещи. Долго, трудно. Хорошо, что случилось всё недалече от конца порога. Я взял фотокамеру, это надо было запечатлеть, да и сам порог тоже.
Да, поток здесь был силён,.. и мы только что шли по нему.
Итак, Горбатый всё-таки взял своё. Но наш пострадавший товарищ был далёк от уныния. Едва появившись на месте сбора, он принялся всем телом показывать своё счастье, он его просто излучал. Его глаза светились, шлем съехал в сторону, он размахивал руками и радостно кричал:
- Наконец-то! Здорово! Это должно было случиться, вот это да! Авария! А то будто и не ходил!
И требовал, требовал от нас восторженной взаимности. Мы согласно кивали головой:
- Конечно,.. а как же,.. ну ещё бы!..
Старались.
Но вот, обе байдарки приведены в порядок, загружены. Мы решили добить сегодняшний день ещё одним порогом, а потом уж искать место для стоянки. Этим порогом должен был стать Чек (категории 2 «б» - 3). Посему мы поспешили и, оттолкнувшись вёслами, вошли в стремнину.
Почти подряд мы проскочили ещё три порога. После Горбатого они не заслуживали внимания таких мастеров экстремального сплава как мы. Мы проследовали без просмотра, почти не заметив препятствия. И, не оглядываясь, двинулись дальше – к Чекозеру.
Озеро было похоже на предыдущие. Небольшое, с низкими берегами, аккуратное. Наполненное рыбой… Нет, нет, нам поймать опять ничего не удалось (хоть были, были попытки), но сам рыбный дух… Мы прошли по Чекозеру направо, срезав путь прямо по камышам. Они мягко шуршали по бортам байдарок, как будто приглашали в свой мир, - мир спокойствия и неги. И так хорошо становилось под их дремотный шёпот, так… лениво. А вот и стоянка была рядом, совсем рядом, – на той стороне озера. Славная стоянка, тихая… Но нет, прочь наваждение! Нас ждал Чек!
Метров за триста до порога я нажал кнопку своего навигатора, – зафиксировал ещё один перекат. За ним по левому берегу тянулось противное болотце. Туда мы и устремили свои судна, - надо было посмотреть, что это за Чек.
Он оказался похожим на своего Горбатого брата. Но показался нам попроще. Ростом метров шестьсот, тоже два поворота (направо - налево), русло Воньги тут было пошире, было, где поманеврировать в случае чего. Потоки Чека были сильны, но где тут были слабенькие? Основной струи тоже не было, - значит, требовалась реакция и маневренность. И большие подводные камни в конце, все в бурунах и в пене.
Порог был красивым. После Горбатого он казался нам вполне по зубам. А ведь ещё совсем недавно, в начале пути, этот, пожалуй, предстал бы перед нами непроходимым препятствием. И уж тем более - для наших нежных Тайменей. Теперь - даже Лёша без тени сомнения был готов встретиться со стихией. Стихией воды и камней Чека. Вещи были перенесены, даже Сергей, наученный Горбатым, освободил свою двойку. Мы были готовы.
И вошли в порог весело. Весело пошли по нему, лихо отгребая от вырастающих на пути каменных препятствий, шумно пробивая водяные валы. Мы старались править легче, проходя камни вскользь, чтобы байдарка держала курс (помнили о своенравном характере лёшиной тройки). Так мы прошли первый поворот, преодолели второй, вышли на финишную прямую… И тут Чек постарался показать нам, кто здесь хозяин. Мы шли на очередной вал, когда в его недрах заметили широкую блестящую каменную голову. Она вдруг проступила сквозь белые пенные кудри и начала приближаться быстро и неумолимо. Увы, нам было уже не среагировать. Лодка со скрипом вылезла на мокрую лысину. Мы с двойным усердием навалились на вёсла и сумели столкнуть байдарку. Она, чуть черпнув пенной воды, устремилась дальше… на второй камень – близнец. И он, мощный, бугристый, тёмно-серый был уже рядом. Ближе, ещё ближе,.. под нами! Напирающие воды своей массой провернули Таймень на камне как на вертеле и накрепко притёрли к нему бортом. Мы втроём, тяжело дыша, пытались сдвинуть байдарку в поток. Наши попытки даже не шевелили её, насмерть сидящие на каменном постаменте. Тогда я покинул судно и прямо в одежде влез в кипящий у камня бурун. Покрепче пристроившись на плоской вершине, я предпринял попытки сдвинуть наше судно. Нет! Перебрался на другой камень, попытался оттуда. И вновь неудача! Упираясь ногами в каменную поверхность, изо всех своих сил я тянул неподатливую тушу. Ещё, ещё, и вот, кажется, она сдвинулась! И я, воспрянув духом, рывками, по сантиметру стал разворачивать байдарку прямо на её каменном пирсе. Мои соратники, что есть силы, помогали вёслами, уперев их в бока каменной туши. Пена и брызги заливали глаза, слепили, но, в конце концов, судно развернулось по потоку. Кормой вперёд… Но это было неважно, байдарка по-прежнему сидела на камне. Тогда я поднялся по скале выше, ухватился за борта покрепче и принялся протаскивать Таймень вперёд. Опять понемногу, по чуть-чуть. Ещё, ещё… Вот руки встретили неожиданную лёгкость, байдарка сорвалась и рванулась вперёд. Ещё мгновение и я бы остался на камне, один среди водяного вулкана. Но я как-то сумел поймать мгновение и, нырнув вперёд, оказался на своём месте (теперь сзади!). Сразу за весло и править, ибо теперь от моей ловкости зависела судьба нашего дальнейшего слалома.
Идущий же за нами Сергей на двойке проследовал мимо нас безопасным путём, вовремя уклонившись от роковых обливняков. И когда мы красовались на полюбившихся камнях, он уже завершил сплав и, отдыхая, с любопытством наблюдал за нами снизу.
Здесь, вполне благополучно, закончилась история о том, как мы чуть не «чекнулись» на Чеке.
Обмен мнениями состоялся бурный. Но лёгкий. Всё обошлось, и вспоминалось теперь весело. Даже Лёша пошутил, этак флегматично, но всё же... Сергей кричал о чём-то своём, глядя, как мы с Мишей в лицах разыгрывали мизансцену «на скале». А Марина смотрела на нас счастливо, приговаривая: «Ничего, ребята, ничего, главное, что все живы - здоровы»… Конец, занавес.
В нашей байдарке воды было довольно, и, прежде, чем загрузить имущество, пришлось порядочно вычерпывать её.
Мы выполнили свою задачу на сегодня, пора было вставать. Но хорошую стоянку найти удалось не вдруг. Мы вошли в озеро Медвежье и двинулись вдоль его низких болотистых берегов, вглядываясь в невысокую растительность, колеблющуюся от сероватой комариной массы.
Нам приглянулось высокое место на правом берегу. Там мы и пришвартовались.
Разгружали байдарки, вынимали рюкзаки, вытаскивали заткнутые в нос и корму котелки, мешки и свёртки. Как всегда, особенно тяжёл и неудобен был брезентовый продуктовый рюкзак. Вес его был таков, что тянуть его просто за лямки было нельзя, они начинали трещать и отрываться от рюкзачьего тела (а ведь я даже заклепал эти места). Так что не всё просто было даже с таким простым занятием. Байдарки выволокли повыше, перевернули, и быстрей, быстрей – костёр! Сушить вещи. Опять.
Рюкзак мой на этот раз подмок частично – только снизу. И эта мокрая часть оказалась неожиданно… белой - белой. Я недолго искал причину. Это таблетки сухого топлива превратились в топливо жидкое, покрыв жирным белоснежным слоем всю доступную поверхность. Пришлось черпать воду, мыть рюкзак, и – сушить, сушить, сушить. Просушка вещей уже давно стала для нас естественным фоном карельских похождений.
Мы ходили по рыжей от камней и сухой хвои почве, по круглым сосновым шишкам. Взгляд натыкался на большие муравейники, тоже рыжие, шевелящиеся от тел миллионов крупных муравьёв. Редкие сосны украшали стоянку стройными подсвеченными солнечными лучами светло-коричневыми стволами. Картина сложилась, получился «этюд в багровых тонах.
Комаров здесь было с избытком. Спасало, что, как и ранее, они были не бойцами. Но много, много… Их разноголосые тембры сливались в общий гул, преследующий нас повсеместно. И лезли, лезли эти твари во все щели по принципу «не укусим, так затопчем». Мы щедро опрыскивали себя репеллентами, и хоть это держало на расстоянии основную массу крылатых вампиров-доходяг.
Марина нащипала вермишели, варево закипело. Миша в бейсболке на лбу стоял у костра, подбрасывая дрова и помешивая в котелке. Хозяева байдарок копошились ниже к воде, проверяя и подклеивая что-то на толстых брюхах своих кораблей. Но вот, запах из котелка достиг туристических носов, и те мгновенно развернулись в сторону источника долгожданного аромата, так флюгер разворачивается под напором ветра. Все дела были отложены, наступило время еды. Не вечернего ужина, - ночного… придумайте сами название приёма пищи.
Суп! С чесноком! С салом!
Вновь разговоры стихли, и слышались только специальные звуки. Ложечные и жевательно – глотательные.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Маринин спальник стал свидетелем тесленковского катаклизма на Горбатом, и сейчас он был полон воды, он висел на протянутой между деревьев верёвке, а вода капала, капала. Лёша оказался настоящим рыцарем. Он отдал свой мешок, сам же облачился в свои бесчисленные одежды, завершив их ватником и ватными штанами. И неизвестно, кому ночью было теплее. Хотя известно, что Лёше тепло не бывает… Сергей радостно и громко зарылся во все возможные покровы и, как обычно, устроился наружи на своей индивидуальной лежанке. Была уже глубокая солнечная ночь, когда в лагере наступил отбой.
Может и снились этой ночью сны, но они мгновенно вылетели из ещё заторможенного сознания, когда в него сквозь сон пробились очень знакомые звуки. Дробь дождя, барабанящего по палатке. Было уже начало одиннадцатого, когда мы выскочили из своих нагретых гнёзд и бросились прятать разложенные для просушки вещи. Но дождь, оказалось, лишь пугнул нас: просто ему надоело ждать, когда мы проснёмся сами. Ещё минутку постучав по влажному холсту палатки, он спрятал свои музыкальные пальцы.
Утро встретило нас недовольно. Сильный холодный ветер раскачивал пышные ветви пихт, его порывы шумели в кронах сосен. Ровное и спокойное вчера тело Воньги стало пятнистым от ряби. Неприятные встречные волны метались вслед за порывами ветра, срывающими пенистые барашки с их верхушек. А небосвод был низким, слепым, затянутым сплошной серой пеленой. Я без надежды посмотрел в небо, - оно дышало холодом. Зябко поёжившись, мы принялись за утренние дела.
Когда походная каша была готова, мы взяли ложки и уселись вокруг котелка. Даже дополнительные одежды не могли защитить от холодного ветра. Контраст был удивительным: обжигающая нёбо гречка и холод, проникающий сквозь одежду, плотно обнимающий наши спины. Чай пили тоже – почти кипящим. Так хотелось погреться.
Постепенно, постепенно у нас зрело мнение, что в такую пору идти на серьёзные пороги ну… не стоит, что ли. Сильный встречный ветер, волна, да ещё этот холод. Решили подождать, - хотя бы солнца. И солнце появилось почти сразу. Ветер надырявил затянувший небо серый покров, и светило, понемногу, принялось выглядывать из рваных дыр. Первые солнечные пятна побежали по нашему лагерю, выхватывая кусками палатку, очаг, разбросанные вещи. Вода в Воньге тут же просветлилась, и нашим глазам предстала праздничная картина ярко-жёлного речного дна. Лёгкие стайки мальков весело плясали в неожиданном солнечном свете. Но нам радоваться не хотелось: ветер ещё усилился, стало ещё холодней – даже на стоянке. А на воде?.. Мы решили подождать.
А пока мы занялись насущными делами. То есть завалились спать… Если уж нам суждено ждать, то надо набираться сил для грядущего штурма стихии. А ждало нас немалое испытание. Первейшие пороги: знаменитый опаснейший Собачий с водопадом и страшноватый Вяккер.
Сон быстро слепил наши глаза, склонил наши головы, а над лагерем в кронах сосен метался и злобно завывал неутомимый ветер.
Не раз за день мы прикладывались к своим спальникам. Но между этими дремотными сеансами я покидал блесну (впрочем, безуспешно) и походил по негустой тайге вокруг стоянки с фотоаппаратом. Почва как почти везде тут была каменистой. Седые мхи и лишайники весёлой зеленью расцвечивали ягодники. То тут, то там встречались мощные каменные глыбы, когда-то принесённые сюда ледником. Ледник давно стаял, а эти свидетели его былой мощи стояли поныне, молчаливые, бугристые, белесые от лишайника. Солнце выхватывало их каменные бока, и гнало, гнало желтые пятна дальше в тайгу. Если бы не гул ветра, то стояла бы полная тишина. Птиц не было слышно, только треск сухих сучьев под ногами оживлял эту лесную страну. Казалось, вот откроется поляна, а на ней избушка на курьих ножках… Это была особая, неброская, неяркая северная красота, с которой не сравниться вызывающему тропическому блеску. Хотелось идти и идти по этим мягким мхам, среди пихт и невысоких сосен, меж седых камней. И не думать ни о чём. Идти, идти… И я шёл, зачарованный…
Так наступило время ужина. Вечерняя трапеза – суп. Ужинали в хорошем настроении, хоть в сознании занозой сидела мысль: «Теряем время». Было уже поздно. Мы допивали чай, оставшийся в котелке, после того как Сергей зачерпнул оттуда «немного» своей кастрюлькой в виде кружки. Рука тянется написать «темнело», но вот как раз этого здесь было не дождаться.
Мы думали, - что делать дальше. Ложиться спать? И тут – вдруг – ветер стих. Вот он только что бушевал в лагере, раскачивал деревья, гудел в их ветвях. И вдруг ослабел, порывы стали слабее и всё реже, реже. Наступал штиль. Карелия сама сделала нам предложение. И мы не смогли от него отказаться.
«Пошли сейчас! Пошли в ночь! Что нам ждать! Больше пройдём! Всё равно светло! Какая разница!» - бушевал Сергей. Глаза его горели, руки ходили мельницей… Другими словами, он вёл себя как всегда.
«Да, пошли, светло. Хватит ждать», - поддержал его Миша.
«А вдруг опять начнётся ветер? А может, он ещё не закончился там, на воде? Кажется, на реке ещё волны… Как вы решите»,.. – это Лёша. Он флегматично взирал на реку, и сложно было заметить в его глазах энтузиазм.
«Собираться?» - это всё, что спросила Марина.
Решено: мы идём в ночь. Покорять Собачий.
Походные фото можно посмотреть здесь:
