Лёша ещё не показался. Я медленно обошёл недвижимое тело Тайменя, внимательно оглядел подступы. Камни вокруг выстраивались в затейливые узоры. Большие и маленькие, они заполняли всё пространство, не оставляя ни малейшего шанса для проводки. Местами казалось, что вот там или здесь есть щель, что по ней удастся протолкнуть байдарку. Но стоило чуть поднять глаза, чтобы убедиться, что проход упирается в какой-нибудь скальный обломок или кучу зловещих острых зубьев, торчащих в разные стороны. Очередной тупик. Хода не было, это было ясно. Выход был один – тащить лодку через камни.
Я решил не терять времени и взялся за холодный шпангоут Тайменя. Может, что смогу сделать и в одиночку... Поставив ноги поустойчивей, я попытался сдвинуть его синюю тушу. Напрягся, и мне удалось. Сантиметров на пять… От шпангоута послышался треск… Он явно не был предназначен для тяговых нагрузок. Таких нагрузок: хоть мы и разгрузили лодку, но в ней осталось много чего распиханного в нос, корму, да и на дне виднелись вещи. Килограмм 80 весила её синяя тушка. Восемьдесят килограмм облегающего камни нежного на разрыв тела.
Долго я бился над байдаркой, пытаясь подвинуть её вглубь шиверы. Она скрипела, трещали шпангоуты и стрингеры, шкура лодки издавала стоны, обдираясь о наждак. Но байдарка двигалась чуть, а сил уходило… Когда на горизонте появилась унылая Лёшина фигура, я уже был весь покрыт потом, а ладони горели, хоть вода была свежа.
Лёша встал у байдарки и со скорбью посмотрел на меня.
- Ну, Лёша, - сказал я ему. – Потащили! Время, время идёт!
- Мы не успеем,.. – в голосе Лёши бодро звучала обречённость. Взгляд его был светел, Лёша был готов ко всему. Самому плохому…
- Будем стоять, вообще никогда никуда не успеем! – я поймал себя на мысли, что в последние часы мне постоянно приходилось говорить это.
Мы взялись за байдарку, один спереди, другой сзади, и потащили. Прямо по камням, через их острые зубья, шкуродёрные бока, с треском, скрипом… Мы делали по шагу, нащупывали в воде устойчивое положение, и р-р-р-раз – продвигали тело Тайменя. Потом делали ещё шаг, опять приноровлялись и – р-р-р-раз! Тупо, тяжело двигалось дело. Силы уходили. Лёша уже не мог тянуть, а не падал он, похоже, только благодаря мёртвому хвату за шпангоут.
- Ладно, так дело не пойдёт, - сказал я, с трудом разогнув спину, - надо подумать.
Лёша молча выпрямился и встал. Он просто смотрел на меня, и на лице у него уже не было никаких эмоций, в голове, казалось, никаких мыслей. Он просто использовал минуту отдыха. Вдруг стало жалко его, так безропотно переносившего всё это…
- Лёша! – я отбросил в сторону жалость. Такие мысли всегда были частыми гостями в моей голове, я знал об этом, знал о своей склонности к сантиментам, и когда-то научился справляться с ними. Вынужден был.
- Лёша, так дело не пойдёт! Давай попробуем по другому.
Лёша по-прежнему стоял и молча смотрел на меня.
- Байдарку надо нести, так дело пойдёт быстрее. Толкать – не идёт. Сам видишь…
Что видел Лёша, было неизвестно, он молчал, ждал.
- Бери сзади, а я нос!
Лёша поковылял назад, взялся за корму двумя руками. Я ухватил нос лодки.
- Взялся? – Лёша кивнул. – Поднимаем!
Лёша оторвал лодку от камней, немного приподнял… И так, согнувшись, удерживая перед собой в вытянутых руках корму, попытался двинуться вперёд на полусогнутых ногах. Тут же споткнулся, лодка вырвалась из рук, глухо плюхнулась на камни, а на неё и сам Лёша… И долго не мог встать…
- Лёша, надо на плечо, ты что пошёл-то, - обратился я к нему.
- На плечо? – Лёша смотрел на меня с сомнением.
- Конечно! Тогда и видно, что под ногами будет. Только не торопиться, ориентироваться друг на друга. Ведь если свалишься…
- Тогда насмерть. Головой об камень, точно, - деловито констатировал Лёша. Он уже встал, и теперь стоял, руки его болтались как плети.
- Ну давай, давай Лёша! Взялись!
Я выдернул нос байдарки вверх, взвалил на плечо. Байдарка перекосилась – её корма не поднималась. Лёша ухватил байдарку обоими руками и тянул, тянул её вверх. Она не шла выше пояса.
Он опустил её:
- Не могу…
- Попробуй ещё раз, рывком!
Лёша попытался. Получилось ещё хуже. Лодка сразу вырвалась из его ослабевших рук. У меня в голове мигом проскочил целый хоровод мыслей…
- Давай поменяемся. Может твой конец тяжелее, - предложил я ему, и направился к корме. Лёша едва добрался до носа, взялся за него… И всё повторилось. Лёша не мог взвалить на плечо этот груз. Он стоял согнутый у своего судна, на лице его блуждала виноватая улыбка.
- Что-то никак…
Мне подумалось, может удастся затащить нос байдарки на высокий камень, а там Лёша примет его на спину… Осмотревшись, я понял, что рисковать не стоит. Если это и удастся, Лёша не сможет нести её в таком состоянии, он уже не вполне контролировал свои действия. А падать здесь… с байдаркой на плечах… Лучше и не представлять такого.
- Ну что ж, попробуем нести так. Тогда ты сзади, по крайней мере, лицом вперёд пойдёшь!
Лёша со вздохом двинулся к корме.
Мы подняли наше многострадальное судно и сделали первые шаги. Очень тяжело. Ноги не поднимались, руки оттягивал груз. Вода, камни… Я не успел полностью сравнить недостатки такого способа против прямого протаскивания, как Лёша рухнул меж камней в воду. Сел с байдаркой в руках. Силы совсем оставили его.
- Понял, - сказал я. – Так тоже не пойдёт. Ладно, передохни и мы продолжим. По-старому.
Лёшу моё предложение не обрадовало. Кажется, его бы не обрадовало сейчас уже ничего. Он просто слегка раскачивался в стороны, равнодушно и обречённо ожидая чего-то. Очередной команды, всё равно какой. Лёшу было жалко очень…
- Взялись, - сказал я ему, поехали! И – р-р-р-раз! И – р-р-р-раз!
Мы тащили байдарку долго, тащили, что было сил. Камней, казалось, только прибывало. Солнце заваливалось к горизонту, начинало темнеть. Мы пребывали в полном цейтноте. Я подгонял своего напарника. Но он уже не реагировал на слова. Мы с нашей байдаркой находились где-то в самом сердце каменного царства. А за двойкой так никто и не шёл…
Тянуть становилось всё труднее, труднее, труднее… И однажды наступил момент, когда при очередных «р-р-раз» лодка почти не двигалась с места. Я посмотрел на Лёшу внимательней и понял. Он уже не тянул, но держался за борт. Держался, чтобы не упасть. Ноги у него подкашивались, он едва волочил ноги и спотыкался при каждом шаге. В глазах у него стояло… спокойное отчаяние. «Да, я умираю, но я всё равно буду толкать байдарку… пока не скажут…или пока не умру…»
Я прочитал это в его взгляде и сказал:
- Всё, Лёша, стоп!
Лёша не встал, он навалился на байдарку и застыл.
- Я думаю, что это всё, - сказал я ему. – Если мы хотим добраться хоть куда и поставить палатку, надо идти.
- А байдарка? – тихо произнёс Лёша.
- Оставляем прямо тут. Только надо поставить повыше на камень, вдруг ночью пойдёт какой поток с гор.
Весть об окончании сегодняшних работ ободрила Лёшу. Мы затащили лодку на большой плоский камень у берега. Взяли кое-какие вещи из байдарки. Позднее выяснилось, что оставили кое-что из самого важного. Котелок и ложки…
- Ну, пошли, - сказал я Лёше. – Торопись, но осторожней иди, не поломай ноги. Сейчас быстро стемнеет, ничего не увидим. А я пошёл вперёд, надо подумать о палатке. Наши-то куда-то пропали, может, нашли место…
Мы тронулись вниз по реке. Я не стал ждать Лёшу, спешил, как мог. И опять, по знакомому уже маршруту, прыгая по подворачивающимся камням. Скользя по влажным валунам. То забираясь вверх на камни, то соскакивая вниз в тягучую тёмную воду.
Темнело очень быстро, я торопился, но уже было понятно, что добраться до конца шиверы засветло мне не успеть. А ведь где-то там нужно было найти наших пропавших друзей… Эх, где же рации!
Когда последний солнечный луч, сверкнув жёлтой искрой, исчез за чёрным горным абрисом, стало немного не по себе. Чёрными мягкими языками на реку заструила темень. Неприятная влажная прохлада коснулась открытой кожи, и по спине тотчас пробежали первые мурашки. Идти приходилось наощупь. Берега сливались в неясный контур. Вода чудилась чёрными чернилами, камней под её поверхностью и вовсе не было видно. Сапоги скользили, и я едва удерживал равновесие, камни стали особенно коварными. И вот я остановился, потеряв ориентировку…
- Да… И куда тут?
Недавно ясная перспектива стёрлась. Контуры размылись. Тёмные туманные сгустки двигались, мешались… Кажется где-то тут должно было быть окончание шиверы… Где же тогда оставленные вещи? Они были на заросшем бугре у излучины с открытой водой… (И думалось - всё ли там в порядке у Лёши…)
Я двинулся прямо по воде, пытаясь разглядеть что-то на её матовой поверхности. Надо идти поближе к берегу, ориентироваться по нему. Но там начались ямы… И –рраз! Нога не встретила дна, и я чуть не рухнул в глубину! Руки у меня были заняты вещами, нечем было даже ухватиться за камни… Но и на этот раз мне повезло: каким-то чудом я удержался на ногах. (Как там Лёша?!..)
Так, тут глубина. Значит, я у конца шиверы. Вещи где-то здесь…
Но совсем непросто дались мне их поиски. Ни яркий синий цвет рюкзака, ни желтизна мешка с фотосумкой в ночной темени не помогли мне. Темнота скрадывала все цвета, всё было одинаково чёрным и серым. И эти заросли, заросли, заросли на береговых валунах… И где тот выступ-бастион, где мы оставили вещи? Вот этот… или тот? Ориентиры? Ничего не видно! Брызгая водой, чертыхаясь, я пробирался вдоль берега, забирался на него, тут же начинались ямы, я проваливался в них… Но – вот! Нашёл! Теперь совсем незаметные вещи, серые на фоне серой поросли берёзки, лежали уже влажные от ночной сырости. И - никаких признаков пропавших коллег…
- Лёша! – крикнул я назад в надежде, что он услышит меня. – Рюкзаки здесь! Ориентируйся по зарослям на берегу!
Я прислушался… Ничего, кроме плеска воды.
- Лёша! Здесь вещи, здесь! – крикнул ещё, что было мочи. Движение воздуха вверх по реке давало надежду, что Лёша всё-таки слышит меня…
Но вот,.. почудилось, что мои уши уловили какой-то звук… Я попытался разобрать его, но он затих. Показалось? Нет… вот опять… Кто-то кричал. Повертев головой, я убедился, что звук доносился спереди, значит, - не Лёша.
Вглядевшись в густую темноту, я заметил какую-то искорку. Она, то пропадая, то появлялась вновь, металась далеко впереди по течению Бур-Хойлы. Да, это был фонарь. Нам подавали сигналы. Наверное наши, подумалось, нашли место для стоянки, ждут… куда мы пропали… А искать… где тут найдёшь. И с мыслью «догадаются уж встретить», я принялся подбирать имущество. Понятно, что всё не возьмёшь, но следовало прихватить поболе. Конечно, свой рюкзак (Лёша уж возьмёт свой, он лёгкий), фотосумку – само собой (это самое ценное из того, что было), ну и, безусловно, палатку. Больше рук не имелось, я подхватил вещи повыше и выступил.
Тут выбора не было. По воде двигаться было невозможно: непроглядная темень, сбивающая с ног струя, глубокие ямы и занятые руки делали это просто бессмысленным. Надо было идти берегом. Берегом! Им именовалось то же, что и в реке, скопление валунов, но вышедшее из воды и обросшее колючей растительностью. Камни лежали не встык, между ними зияли ямы и целые провалы. Оканчивающиеся водой, острыми каменными клыками, какой-то жижей, ещё Бог знает чем. Некоторые вообще были без дна. Как угадать куда ступаешь?
Кочки растительности на валунах были неустойчивыми и напоминали болотные, свалиться с них не доставляло труда. Я шёл, прыгал со всем своим грузом, с размаху падал грудью на обросшие камни, с плеском проваливался в коварные ямы, выползал из провалов, карабкаясь на локтях, держа выше свои фотодрагоценности. До искр из глаз бился о камни щиколотками, локтями, коленками, что-то на мне трещало, что-то рвалось на многострадальном рюкзаке… Казалось, что я попал в ад. Мной овладели злость и… – азарт! И – я ругался в полный голос, кричал, кричал в сторону далёкого сигнального фонарика:
- Да подойдите же кто-нибудь! Помогите дотащить! Чёрт бы вас!!
Действительно ветерок был в мою сторону? Или существовала какая-нибудь другая причина, но я их слышал, они меня – нет…
- Давайте,.. давайте! – докатывалось до меня. – Подгребайте сюда!
- Помогите же кто-нибудь!! – надрывался я в ответ.
И слышал из-за туманной дымки:
- Подгреба-а-айте! Подгреба-а-айте!
И время от времени появлялся светлячок фонарика, выписывая сложную траекторию. Это выглядело как издевательство…
Порой мне казалось, что пройти здесь со всеми этими вещами просто невозможно! Но мне это казалось, а сам я шёл, проваливался, вылезал, ковылял, падал, полз… Пот заливал глаза, колючки полосовали руки, на лицо налипла какая-то дрянь. Было очень плохо, так плохо, что тяжесть происходящего достигла предела и, перевалив за него, превратилось в нечто иное. Это было особое, хорошо знакомое мне славное состояние. Состояние просветления и чудной, отчаянной радости.
- Эгей!... Чёрт вас... А-а-а-а-а!... Хорошо-о-о-о-о! – орал я в никуда. И рвался вперёд, раскидывая в стороны гружёные, отрывающиеся от тела, руки.
В такие мгновенья мне было неважно, где я иду, что происходит со мной, опасно тут, нет ли… Провалы, колючая проволока проклятой берёзки, камни, всё это осталось за гранью водоворота моего сознания, за гранью моей счастливой натуры…
Пару раз я, проваливаясь в ямы, топил фотосумку, палатку, но тут же выдёргивал их из воды. И подвигался, подвигался к выраставшим на фоне освободившегося от облаков неба тёмных контуров. Я узнал эти деревья, это были те самые, что я подметил днём, единственные на берегу Бур-Хойлы. Оттуда и слышались издевательские крики, там и полосовал ночь насмешливый луч фонарика.
И, кажется, там уже горел костёр…
- Да подойти же кто-нибудь!! – не может быть, чтобы они до сих пор не слышали меня…
Я добрался до них. Добрался только благодаря своей диковинному душевному состоянию. Тому чудной тонусу - смеси счастливой злости с радостным отчаянием... И вылез на свет из темноты - мокрый, весь обвешанный мешками, с прерывающимся дыханием.
- Кричите?! Да вы что… Вы что! Совсем оглохли… Сколько я вас звал!...
- Да мы,.. – растерялся Сергей, - не слышали!
- Как не слышали! Я охрип, вас призывая… Подгребайте, видишь ли… Тут… ноги переломаешь, рёбра все. С этими мешками! Вот… Чёрт… чёрт!.. – слов уже не было. Я никак не мог отдышаться, слишком тяжело дались мне эти проклятые камни.
Все трое растерянно смотрели на меня, пока я бесновался, скидывая с себя ставший свинцовым рюкзак.
- А разве вы не на байдарке? – спросил Миша осторожно. И, удивлённо помаргивая и кивая головой, добавил. – А мы думали вы с воды придёте, на байдарке. Сигналили вот…
- Да! На байдарке! Идите-ка, протащите её! Вы бы встретили лучше!... – я никак не мог успокоиться. И ещё мне почему-то ужасно хотелось… смеяться! Сергей всё пытался оправдаться, что-то говорил. Много. Миша вставлял отдельные фразы.
Евгений искоса смотрел на происходящее, согнувшись над кострецом, и грея над ним ладони. Он молчал.
- Так вы не пронесли байдарку? – Сергей был настойчив.
- Нет, ядрена вошь! И там где-то Лёша, - я показал в темноту, откуда только что выпал. – Встретьте его хоть, и вещи заберите с берега.
- Да, да, пойдём, Миша! – Сергей засуетился, подтягивая сапоги, вынимая фонарик. И через пару минут они с Мишей растворились в темноте. А я, наконец, немного пришёл в себя и смог осмотреться.
Костёр едва освещал убогий, горбатящийся каменными кочками берег, на котором нам, судя по всему, выпало провести эту ночь. Евгений по-прежнему копошился у костра, грелся, раскладывал вещи на просушку. Я посмотрел на костёр. Он был непривычно открытым, без рогатин и… котелка! Вот я и вспомнил о котелке. Он остался в байдарке! Впрочем, как и вся посуда…
Но об этом пожалеем позже, сейчас же надо было ставить палатку. Но где?! Всё, что я видел вокруг, было решительно непригодно для этого. Не было ни одной мало-мальски приемлемой под палатку участка. Камни бугры, колючая клочковатая растительность, мокрая, плотная, и, самое досадное, – провалы. Провалы! Они не допускали размещения нашего жилища. Палатка просто не умещалась между ямами и выпирающими каменными рёбрами. И темнота,.. она всё осложняла! Казалось совершенно не возможным найти хоть насколько пригодное место… Но где-то же палатку всё равно ставить было надо! И я кружил с мокрым мешком палатки в руках между тёмными деревьями, то приближаясь к костру, то уходя в темноту, опять рискуя сломать ноги в ямах, пробираясь сквозь колючие ветви. Не доверяя глазам, я искал площадку ногами, и, кажется, утоптал всё в радиусе пары десятков метров… Площадки не было! И я продолжал своё броуновское движение, когда из темноты послышались голоса возвращающейся группы спасения.
Они нашли-таки Лёшу на бескрайних просторах каменной долины, уже еле живого, бредущего куда-то с плёнкой в руках… Захватив оставшиеся на холмике наши с Лёшей вещи, Сергей с Мишей возвратились.
Лёша медленно, не произнося ни слова, дотащился до пляшущего пламени костра и свалился возле него. Он сидел и смотрел на огонь. Мокрый, измученный и несчастный. Он всё-таки прошёл эту шиверу, он даже захватил с собой плёнку – «надо же чем-то укрывать палатку». И ни стона, ни единого слова жалобы от него никто так и не услышал. Он сидел, а в его больших глазах плясали огоньки, отражаясь от костра. Трудно ему дался этот день, ему досталось больше, чем остальным.
Ну а я всё-таки вписал палатку в наше каменное неудобье. Растеряв половину колышков, поставил её наискось меж провалов и крутых камней. А утром, внимательно осмотревшись, мы с изумлением убедились, что это и было единственное пригодное место на берегу. Я до сих пор удивляюсь, как удалось найти его тогда в темноте…
И вот мы все были в сборе. Можно было подсчитать потери. Их было немного, так, кое-что по мелочи мы растеряли на этом, выдающемся, участке нашего пути. И – много, много сил. Все члены нашей компании были измучены. Крайняя усталость была отпечатана на смятых лицах. Но главное было не в этом: особенным было моральное состояние. Растерянность - это самое слабое слово, для описания его. Не просто растерянность, а временами ступор, не раз овладевал сегодня душами походников. Похоже было, что сегодняшнее приключение изменило сознание, и они пребывали в необычном разбросанном состоянии. Не слышно было криков Сергея, на время прекратилось бурчание Евгения, и только Миша улыбался… Но в его улыбке было что угодно, только не его обычная жизнерадостность. Я смотрел на Лёшу, он сутулился у огня и тянул к его обжигающим лепесткам свои скрюченные руки. Взгляд его был бесстрастен, все чувства, переживания остались там, на шивере, ни одной мысли не читалось в его глазах, он смертельно устал.
Я прислушался к себе. После сегодняшних тараканьих бегов по камням тело ныло. Усталость наваливалась скоро, наполняя свинцом конечности. Это состояние мне было знакомо, оно следовало за большой тяжкой работой, стоило лишь немного расслабиться. Нельзя было давать ему воли, иначе мышцы перестанут слушаться, и наступит тупое безразличие. Стоп, не расслабляться!
Я укладывал вещи в палатку, пытаясь хоть чем-то накрыть голый пол. В байдарках остались и коврики и много чего ещё нужного. Но главное – котелки!
Голод догонял нас, делая усталость особенной. Хотелось и пить, нынче мы обильно полили потом камни Бур-Хойлы. Мы рылись в вещах, вспоминая где была кружка для отчерпывания воды, вроде не в котелке. Нам повезло. Очнулся Лёша и выудил её из сваленной под лиственницей мокрой кучи. Это была его кружка, и он отслеживал её путь даже в беспамятстве. Эта алюминиевая радость нас и спасла.
Миша порылся в мешках и нашёл чай и пакетики быстрого приготовления вермишели. Это означало, что уже не помрём. Он долез до бурлящей в темноте воды и, рискуя свалиться в несущейся у берега поток, зачерпнул кружкой. Почти не расплескав, он донёс её до костра и поставил в огонь. Оставалось ждать.
Не для всех из нас эта задача оказалась по силам. Лёша, встал и, качаясь, побрёл в палатку.
- Лёша, а ужин? – спросил его Михаил.
- Уже не могу, - еле ответил тот, забираясь под полог.
- Сейчас уж вскипит…
Но Лёша уже не чал. Сергей посмотрел на костёр с тоской. На нос ему свешивались чёрные поля его шляпы, измазанный шнурок от очков бессильно качался, задевая обвисшие усы. Весь его облик говорил о безмерной усталости.
- Я тоже пойду, - негромко произнёс он, - ничего мне не надо.
- Ну вот, - сказал Миша, проводив глазами своего капитана. – Ещё один боец пал! А вы, господа, нас не покинете? – спросил он нас с Евгением.
- Нет, надо что-нибудь съесть, - послышалось откуда-то из-за костра, там Женя манипулировал своими вывернутыми дымящимися сапогами.
А я добавил:
- Процесс должен быть завершён. А без ужина, какого-нибудь хоть, день не может быть окончен.
- И это правильно! – одобрил Миша, он вытаскивал из огня кипящую кружку воды. – Чай готов, господа!
Он сыпанул в кружку чёрную горсть и задумчиво посмотрел в сторону палатки.
- Ты не против, если мы сначала напоим слабых членов команды? – спросил он меня. – Ты ведь ещё не собираешься в палатку?
- Да нет, я ещё посушусь, - сказал я, выставляя к костру полы мокрой куртки. – Да ещё и сапоги надо обработать.
Миша кивнул:
- А мы следующую партию с тобой поделим.
- А Евгений-то что? – спросил я
- А я пил уже, - неожиданно послышалось с другой стороны костра, и из глубин неясного контура блеснули внимательные глаза.
- Да, остались мы с тобой, - подтвердил Миша.
Я мотнул головой, когда уж он успел… Видать я совсем закружил тут с палаткой, ничего не видал вокруг.
И наш медик принялся за лечение обессиленных. Он взял в одну руку плитку шоколада, другой прихватил огненную кружку и направился к палатке.
- Господа, принимайте ужин в постель!
- Да не надо, Миша, не беспокойся, - послышался оттуда слабый голос Сергея. – Пейте сами…
- Ничего! – с ударением возразил Михаил. – Пользуйтесь случаем, когда вам ещё принесёт ужин в постель кандидат наук! Ну-ка, делите шоколад и чай!
В палатке послышалось слабое движение, глухие стоны Лёши.
- Да я не буду чай, хватит шоколада, полплитки,..- произнёс несчастным голосом Сергей.
- А мне только чаю... полкружки,.. – сказал Лёша, кажется умирая.
- А почему по пол? – поинтересовался Мишин голос.
- Хватит… нам…
- Отлично! Разбирайте согласно заявкам!
Голоса стихли, послышалось чавканье. И не успел наш нечаянный официант вернуться к костру, как из палатки раздалось чьё-то похрапывание. Им там стало уже совсем хорошо…
Миша допил чай, доел шоколадку и вновь, рискуя здоровьем, зачерпнул воды. Мы все устроились у костра.
- Так всё-таки, - возвратился я к недавним событиям, - куда вы все делись? Вы
ведь шли сюда, когда я возвращался к байдаркам. Так я Лёшу ждал, потом мы с ним до ночи боролись с ней, а потом блуждали по шивере в темноте уж… А вы где были, я думал вы присоединитесь, когда обнесёте вещи?
Миша посмотрел на меня, склонившись над костром. Его бандана с остатками белого цвета выделялась на фоне обветренного заострившегося лица, на котором покрасневший, ставший неожиданно большим, нос казался неуместной, инородной частью.
Миша коснулся его рукой, поморщился и, пожав плечами, произнёс:
- Да я даже не знаю… Когда ты ушёл ничего было не ясно. Куда ты пошёл, что было делать?
- Я же сказал куда!
- Ну да. Но всё равно было как-то не по себе. Мы попытались что-то сделать с байдаркой – бесполезно, да другие ещё обстоятельства…
Миша подумал, и непроизвольно бросил взгляд за костёр. Туда, где невозмутимо манипулировал Женя…
- В общем, мы взяли по мешку и пошли, а пока прошли всю шиверу, по этому всему безобразию… Ещё вставать приходилось, поджидать, - он опять глянул в сторону Евгения. Видно было, что сейчас всё он мне не мог рассказать… Только потом, постепенно, фрагментами, выяснилось, что же им выпало на той шивере.
Стоило мне удалиться с мешками на достаточное расстояние, как речь взял Женя. Он поведал им, что во всём виноват я.
- Ему одному это нравится, - говорил он своим неподражаемо заунывным тоном. – Это всё никому не надо! Куда он нас привёл… Ну давайте, давайте теперь, тащите! Тут нельзя протащить байдарки, вы разве не видите! Зато это ему одному приносит удовольствие, все остальные только мучаются! Он специально притащил нас сюда, не сказал как будет!..
Лёша не выдержал сразу, он заискрил, кинул верёвку в воду, лихорадочно схватил свой рюкзак и бросился вдогонку за мной. Это я наблюдал тогда.
- Ну вот, теперь давайте, давайте, разбегайтесь… Мы вообще останемся здесь все и никуда не выйдем! – удовлетворённо кинул ему вслед Евгений.
Но оставался ещё экипаж двойки. Он пребывал в полной растерянности. Все куда-то разбегаются, прохода нет… Что происходит? Что делать?.. Вот, попали… А тут ещё эти комментарии!..
Сергей предложил ещё попробовать с байдаркой – втроём.
И они попытались, честно и… безрезультатно. Гружёная нашими пожитками, байдарка не шла…
- Я же говорил! Видите? Видите? – продолжил Женя. – Здесь просто невозможно пройти! Да поймите же – невозможно!
- Ну погоди, - возражал Миша, - делать-то что-то надо!
- Да нет! Вы не поймёте… Это просто нереально! Не-ре-аль-но! Кто так делает!
Организатор… Надо же было подготовиться к походу, узнать какая сейчас вода, позвонить и выяснить! Но ему ничего не надо, он ничего не сделал! Ему-то всё равно! И мы теперь просто никуда не дойдём… Поймите же – не дой-дём!
- Ну ты чего, ну попали в такое место, ну что же, надо как-то выбираться…
- Да нет, никуда мы не выберемся, это просто невозможно! Посмотрите сами! Вы все просто под гипнозом у него, он вас загипнотизировал… Не видите элементарных вещей. Не понимаете… Надо что-то решать!
Евгений призывал к бунту? Было это реакцией на несбывшиеся ожидания, или на затянувшиеся страдания, или всё это было просто частью его натуры, но воззвания его не достигли ожидаемого им эффекта. Сергей и Миша лишь со страхом косились на него, отодвигаясь подальше…
В конце концов, видимо окончательно охмелев от дурманящей смеси накопившейся усталости и комментариев Жени, они бросили свой Таймень на камнях и решили последовать нашему с Лёшей примеру. Прихватив с собой, что удалось, они выступили. Уже вскоре они поняли, что переборщили с грузом, и часть его осталась по пути их движения, разложенной по камням…
Они долго тащились по скользким каменным головам, смотрели, где же мы оставили пожитки. Женя отставал, он двигался уже на пределе своих возможностей, и бормотал, бормотал, бормотал… И всё клял эту реку, этот поход, ну и, главным образом, его совершенно ненормального организатора...
- Ну куда вы идёте! Ну надо же было правее… Ну, не видите что ли, там же глубина! А теперь куда? О! Левее же, левее! Нет, они не понимают куда идут… Да мы и не выйдем отсюда… Всё бесполезно! Все вы у него под гипнозом, как очарованные… Только я вижу реальность, а вы как зомби! Как зомби! Посмотрите же вокруг! Что? Это может нравится? И это называется поход? Ну и поход… И не предупредил никого, не узнал о воде! Да ему всё равно! Главное, что ему нравится…
Нелегко приходилось Сергею с Мишей. И слушать тяжко, и бросить нельзя. И понемногу, подобно змеям вползали в оглушённый усталостью мозг всякие мысли. А может действительно?.. Разве это… может нравиться?.. Вот же, есть человек, который видит реальность!.. Неужели так и есть? Тогда что? Нам не выйти отсюда?.. Вот он, и на самом деле ушёл куда-то, бросил всех…
Лишь повстречавшись со мной, возвращавшимся к байдаркам, Женя чуть затих, чтобы обрушить новый поток слов, чуть проводив меня красноречивым взглядом.
Сил оставалось всё меньше, ноги цеплялись, результат не замедлил. Миша рухнул в воду… Встал, пошёл, чертыхаясь, упал ещё… Но удача не покинула его на той шивере, и напрасно ждали добычи каменные враги, - всё обошлось...
Но всё когда-нибудь кончается. Когда они дошли до нашей с Лёшей импровизированной базы, то решили не вставать тут, а разведать окрестности, пока не стемнело, и найти место под стоянку. На разведку вышел капинан-2, Миша же, наконец, разоблачился – надо было когда-то вылить воду из сапог, выжаться и подсчитать потери. И подождать Евгения, который уже был не в состоянии держать темп товарищей.
Подобравшись к единственному хвойному оазису на этом берегу, Сергей решил, что это и есть место для стоянки. Он оказался прав, ничего более пригодного для лагеря, чем это непригодное место здесь попросту не существовало.
Они развели огонь, пришли в чувства и… стали ждать, когда же из-за поворота выгребем мы с Лёшей на байдарке, которую мы, наверняка, уже протащили.
Совершенно непонятно, откуда в экстремальной обстановке у людей берётся уверенность в некоторых вещах, возникают мысли, которые никогда бы не пришли им в голову в трезвом рассудке. Ведь они только что преодолели, еле-еле, пешком эту шиверу. Они точно знали, что она такое, насколько непросто просто пройти её, не говоря уж о том, чтобы протащить там лодку… И вот, они уже уверены в чьей-то (нашей с Лёшей) непостижимой силе и умении, в том, что эти люди каким-то волшебным образом всё решат, сделают как надо, преодолеют всё «на раз-два»… Так или иначе, но трое у костра ждали нас именно на байдарке. Не сомневались в нас ни минуты. Они были так уверены в этом, что когда наступила темнота, сигналили нам на реку фонариком и кричали: «Подгребайте, подгребайте!» А я в это время, весь обвешанный мешками, вовсю таранил заросшие надолбы береговых укреплений Бур-Хойлы…
Всё это выяснилось потом, а пока мы сидели в желтоватом круге нашего костерка, протягивая озябшие руки к его почти не греющему колеблющемуся пламени. И – звук струящейся Бур-Хойлы. Он наполнял пространство вокруг нас, проникал в наши тела, в мозг. Мы сидели у огня и… уходили куда-то... И казалось, что нет больше никого в этом диком краю, и на всём белом свете остались только этот неверный круг света и мы. И не было больше ничего. Всё остальное навсегда потонуло в глухой черноте ночи.
Сон наступил мгновенно, стоило лишь опустить голову на голый пол палатки. Не было сказано ни слова об острых каменных углах под рёбрами, ни о ямах, ни об обычной нашей тесноте. В этот раз всем было удобно… Спать! Спать! Требовало тело. Какие дикие звери ходили вокруг стоянки… нам неведомо. В эту ночь нас было не разбудить и из пушки. Мы спали. Набирались сил. Нас ожидал новый день. Нам предстояло - продолжение.
10 день
Ночью нас разбудил крик Сергея:
- Ребята, медведь!
Сначала никто не среагировал, но он продолжал.
- Медведь! Точно… Медведь, медведь! У палатки ходит!
- Да успокойся ты! – пытался я его урезонить.
- Да точно!
- Мы всё равно ничего не сделаем. Он нас всех разорвёт, - раздался бесстрастный лёшин голос. – Если захочет.
- Правильно, - согласился Михаил, - а посему, можем спокойно спать!
- Ну, медведь же! – настаивал неугомонный.
- Ну, хватит уже! – возмутился Женя. – Спать хочется, что ты всех поднял! Медведь у него… Как дети…
Сергей обиженно замолчал, пошептал ещё немного и уснул. Уснули и мы.С чего он взял это, утром Сергей пояснить не смог. Наверное, дурной сон…
В шесть утра он ещё раз взбаламутил народ криком «пора вставать», и мне пришлось вновь урезонивать его беспокойную душу. Нужно было дать людям отдохнуть перед трудным днём. Но и долго залёживаться мы не могли, нас ждала та шивера. И в семь мы поднялись.
Всё тело болело, будто весь день вчера мы подвергались пыткам. Впрочем, это было совсем недалеко от истины.
- Пойдём сразу, - сказал я потягиваясь. – Не будем тянуть время.
- Раньше сядем, раньше выйдем! – грустновато поддержал меня так и не нашедший ночью медведя Сергей.
- Да, пожалуй, хорошо бы помучиться, - добавил Миша. – Сегодня объявляется день мазохиста!
Женя ничего не сказал. Похоже, он так и не отошёл от ночных страстей, и силы ещё не вернулись к нему.
А Лёша и вовсе ещё никак не мог вылезти из палатки…
- Пойдём вчетвером, - сказал я, поглядев на Евгения, - пятый там явно лишний. Ты, Женя, оставайся и займись костром и едой.
- Котелок сходи возьми, он на полпути сюда остался, – на камнях стоит у вещей, - сказал капитан двойки.
- А мы протащим байдарки по очереди. Сначала одну, потом вторую. Вчетвером, - продолжил я. – Как думаете?
Никто не возражал.
- А ты как, Лёша? – спросил я у появившейся из темноты палатки головы Лёши.
- А? – сказала голова. Сам Лёша никак не появлялся…
Что же, мы слегка привели себя в порядок и отправились по камням уже знакомой дорогой.
Путь описывать не стоит. Опять были эти скользкие камни, ямы… Но отличие было. Вокруг было прекрасное солнечное утро, мы поспали, нас было четверо, и, наконец, – всем было предельно ясно, что делать.
Часть пути, правда, мы преодолели по острову, разделяющие две протоки, что не облегчило нам путь. Поверхность острова была похожа на разорванную бомбёжкой передовую, к тому же уже заросшую на редкость высокой густой берёзкой (чтобы не видеть зияющих под ногами провалов-воронок).
Наша компания растянулась. Перескакивая с камня на камень, я передвигался быстрее всех – видать сказывался богатый ночной опыт. Правда Лёша, с таким же опытом, тащился сзади. Осторожность и ещё раз осторожность – это был его девиз. Что тут сказать, правильно!
Наши суда стояли, сиротливо приткнувшись в камнях. Вещи в красочном беспорядке лежали в их сырых трюмах.
Тройка была в паре сотнях метров ближе, на середине самого поганого участка самой нехорошей шиверы. Значит, вот это расстояние мы и преодолели вчера – вместе с умирающим Лёшей...
- Ну что же, начнём с тройки! – сказал я подошедшим наконец напарникам. Пришлось, правда, немного подождать Сергея, пошедшего своим особенным путём.
Мы рьяно взялись за дело, по двое с борта. Всем нам хотелось быстрее расстаться с этим проклятым местом.
- Куда тащим? – спросил Михаил.
- Просто тащим, - ответил я. – Тут нет хороших мест. Главное быстро, и не тормозить!
- Ясно, - ответил он, - просто тащим. Это хорошо, когда просто!
И мы потащили. На счёт. Вчетвером дело пошло куда легче. Я с удивлением вспоминал, что происходило здесь вчера. С Лёшей… Я взглянул на него и поймал его взгляд. Лёша вяло улыбнулся… Мы поняли друг друга.
Лодка со скрипом и скрежетом продвигалась вперёд. Иногда приходилось переваливать её через особенно высокие препятствия, и тогда байдарка перегибалась на камнях, стонала, казалось, что чуть не ломалась. Мы поддерживали её по краям как могли. И – толкали, тянули, тащили. Страшно было подумать, сколько ран получила она на этой драчёвой мостовой!
Даже вчетвером было тяжело. Но мы упирались. Спешили. С шутками, прибаутками. И дело шло. Очень помогало, что некому было пояснить нам, что «всё это невозможно»…
Вот камней стало поменьше, начался участок со скользкими обломками.
Я посмотрел вокруг, прикинул, сказал:
- Тут уже можно и вдвоём, думаю… Давайте за второй! Дотащим сюда, а потом разделимся и поведём сразу обе!
- Как скажешь, - произнёс, выпрямившись, Лёша.
- Давай, давай!
И мы дали.
Сил у нас было немного. Для их полного восстановления, явно ночи не хватило. Да не хватило бы и двух, думается… Но желание наше было велико, а дух высок, и мы не останавливаясь протащили и двойку, преодолев ещё больший путь.
- Да,.. – только и сказал Миша, сняв бандану и вытирая пот. – Это вам не фунт изюма!
- А лучше бы фунт изюма, - ответил я, опёршись о борт лодки.
Лёша с Сергеем сели на камень, тяжело дыша.
Шивера ещё не кончалась, но дальше было уже проще. Мы взялись попарно за свои байдарки, повели их.
- Стойте! – крикнул я. – Забыли снять! Миша, доставай камеру!
Случилось как всегда: самое тяжёлое, а значит и самое интересное, осталось за кадром. Когда вынимались камеры, страсти заканчивались… Миша водил объективом, пытался запечатлеть каменное изобилие окружающее нас. Говорил, стараясь убедить будущих зрителей, что «там было хуже» (я бы не поверил – думалось мне)... Что-то хоть останется на плёнке!
Ещё порядочно мы бились на шивере, пока, наконец, не одолели её. И, с криками «ура» и «банзай», проскользив по венчающему шиверу сливу, в десять утра скатились на лодках прямо к стоянке. И едва не проскочили мимо, оседлав быструю струю.
На берегу, прищуриваясь от солнца, на нас смотрел Евгений. Он тут же дал нам несколько советов, как правильно привязать байдарки… Мы были «дома»!
Нам, наверное, следовало быстро поесть и двигаться дальше, но после полной приключений ночи сделать это было непросто. Да и еда была ещё не готова, хоть Евгений и хозяйничал тут с самого утра.
Наконец можно было осмотреться вокруг.
Горы были близко. Они коричневой зубчатой стеной вздымались сразу за широкой полосой тундры, похожей тут на рыжеватую бугристую пиццу. Влажные испарения, восходящие с её поверхности, колебали просвечиваемый солнцем воздух. Контуры горных вершин изгибались, дрожали. Казалось, что они двигались, приближались к нам. Тундра была безлесной, совершенно голой. Только вдалеке, у горных подножий, виднелись маленькие зелёные островки. Там, защищённые от злых полярных ветров, множились коренастые лиственницы. И, словно специально для нас, несколько деревьев выросло тут, прямо на камнях Бур-Хойлы. Я посмотрел на реку. Ни выше, ни ниже деревьев не было.
Огромные, покрытые тонким слоем земли, валуны, на которых мы расположились, сплошь заросли зелёными ягодниками. Ягод было столько, что Лёша не выдержал и, упав на колени и выставив в небо выдающуюся часть своего измотанного тела, взялся торопливо есть их горстями. Долго он ползал так, не обращая внимание на колени, постепенно окрашивающиеся в синий цвет. Вскоре к нему присоединился Миша, не устоял и чуть оттаявший Женя. Двигались все вяло, ничто, казалось, не могло заставить поспешать этих еле таскающих ноги людей…
А Сергей залез в палатку, и оттуда уже слышалось сопение.
Я вытащил фотоаппарат, приник к видоискателю. Лиственницы слегка покачивали пышными ветвями. Сверху до низу исполосованные трещинами, горы стояли близко-близко… Правее – дыбился частокол рыжих камней той самой шиверы. Я опустил объектив ниже,.. в нём тут же томно зашевелилась устремлённая в зенит часть лёшиного тела…
Наш завтрак превратился в поздний обед, зато здорово было плотно поесть после всех треволнений. Как вкусна была наша простая пища!
И ещё. Тут, на этой нашей - самой странной - стоянке, был выловлен первый хариус.
Произошло всё благодаря Сергею, с новыми силами вылезшему из палатки.
Мы уже готовились к выходу, разбирали и паковали вещи, когда Сергей вытащил свой спиннинг и, обращаясь то к Евгению, то ко мне, принялся агитировать «за рыбалку». Мы отнекивались, было лень вообще делать что-то. Сергей, заставив Женю правильно привязать ему блесну, сам отправился к ближайшей яме. Там он долго бросал сверкающую на солнце серебристую железку. Без результата.
- Да вот же, видно! Вон они! – кричал он время от времени. Наконец, он вернулся и с горящими глазами почти силой уволок с собой Евгения, вручил ему спиннинг и заставил бросать.
Через некоторое время блесна за что-то зацепилась, Евгений аккуратно подтянул леску, и вот он – первый хариус! Тяжёлый, весь искрящийся в солнечных лучах, он извивался в воздухе!
- Ура! Есть, есть! – кричал Сергей. – Я же говорил! А! А-а-а…
Мы все подбежали полюбоваться на первый улов. Хариус ловил ртом воздух, его крупная чешуя поблескивала серебром, слегка отливая красным.
Я не выдержал, достал свой спиннинг, закрепил поводок… И уже вскоре тянул из воды здоровенную рыбу! Мой лёгкий спиннинг гнулся почти до воды, так тяжёл был хариус. Этот был особенно здоров, не меньше килограмма.
Четыре штуки были выловлены в этой хариусовой яме. Начало было положено.
Мы с Евгением никак не могли оторваться от рыбалки, и только когда упаковав лодки нас звали уже все трое товарищей, мы с сожалением свернули снасти.
Хариусов мы положили в котелки, закрыв травой. Оставив до следующей стоянки. Только в три пополудни мы оттолкнулись вёслами от негостеприимного берега. Тут можно было проплыть.
Особенно нечего рассказывать о нашем пути в этот день. Бур-Хойла вначале напоминала Малую Хару в последний наш на ней день. Только вода падала не навстречу, а попутно. Но это не облегчало, увы, нам жизни. Река была ещё весьма и весьма маловодной. Нам удалось проплыть на байдарках всего ничего. Пару участков в начале пути, а дальше река превратилась в непроходимый, ушедший в камни поток. Временами вода была, мы шли по ней по колено, даже глубже, но большие камни надёжно перекрывали путь судам, они не проходили в щёли между ними, и приходилось опять протаскивать их, толкать, тянуть. Но самое неприятное для нас было не это: многочисленные небольшие «горки»-шиверы. Вот это было по-настоящему противно!
Они представляли собой опускающиеся вниз по течению мели, усеянные разнокалиберными, в основном мелкими камнями. Воды в них не было вовсе, если не считать водой разлившийся широко в стороны пятисантиметровый слой несущейся вниз влаги. Тут мы нагибались над нашими многострадальными суднами, ухватывали их покрепче за шпангоутами и – «р-р-раз»… Лодка с хрустом продиралась брюхом по крупному наждаку песчаников. Лёшины заплаты, кое-как наживлённые утром, с треском отрывались, шкура трещала, рвалась… И такие препятствия следовали одно за другим. И мы, только что преодолев такую горку и разогнувшись, видели перед собой следующую.
Не хочется и говорить, что за комментарии следовали от Евгения в процессе работы... Как он оценивал всё происходящее, как цеплял Лёшу, как в ответ брыкался тот… Лишь изредка становилось полегче, когда Женя вытаскивал спиннинг и удалялся к очередной яме, чтобы бросить блесну.
Тогда мы с Лёшей оставались вдвоём, и тот, толкая байдарку, бормотал неизменное:
- Тяжело ему, устал… хорохорится, а сил нет! Но я не знал, что он такой… Вместе работали… не ожидал, всё ему не так, ничего не нравится… Но знал ведь он куда идёт! Но он так устал!.. Как он устал!
Было даже забавно слушать эти речи, и было непонятно, не то защищал он своего коллегу, не то ругал?
На одной из хариусовых ям Евгений, чуть не потеряв постоянно цепляющуюся за камни блесну, вытащил ещё одного её обитателя, теперь для ужина у нас было пять больших хариусов… Но до ужина предстояло ещё дожить.
Из подсознания выглядывала надежда дойти сегодня до слияния двух рукавов Бур-Хойлы, хоть было очевидно, что сие, увы, вряд ли произойдёт.
Мы продвигались не просто медленно, а сверхмедленно.
- Ну, сколько прошли? – через каждые пятнадцать минут доносился голос капитана двойки.
- Восемьсот метров! – отвечал я.
- Сколько, сколько?!..
- Восемьсот десять!
Так и получилось: в этот день мы преодолели три километра… Всего три!
После шести часов Женя в присущем ему лёгком стиле завёл разговор о стоянке. Мы смогли противостоять его усиливающемуся натиску, и, наломавшись вдоволь, вконец вымотавшиеся, встали только в половине восьмого.
Конечно, наш сегодняшний путь не шёл в сравнение с ночными приключениями, но хорошо дополнил их. Много сил оставили мы в этот день на Бур-Хойле, сильно устали сами, а байдарки, думается, ещё больше (уж убогая лёшина-то точно).
Пригодных для стоянки мест на берегах Бур-Хойлы мы так и не встретили. Но появились, по крайней мере, лиственницы, то тут, то там растущие прямо на камнях. И когда наступило время, мы просто остановились, и разбили лагерь, где пришлось, лишь отойдя подальше от шумного русла.
И вновь покрытые лишайниками и ягодниками камни окружали нас со всех сторон. И вновь было неясно где ставить палатку, где устраивать очаг… Таким и получился наш лагерь, раскиданным в разные стороны. Вещи были сгружены ниже к реке, костёр разведён значительно выше, в маленькой лишённой растительности котловине, а палатку мне удалось установить на полпути между вещами и очагом, в стороне.
- Вещи украдут, - заявил Лёша, оглядев нашу дислокацию. – Мы не услышим. Слишком далеко.
- Конеч…но, укк…радут, - согласился Миша, с трудов вытягивая себя из неопрена. – И ещё придут медведи…
- Да, - невозмутимо согласился Лёша. – Могут и медведи подойти. И всё разорвут – когда еду будут искать.
- А мы не услышим, - помолчав, добавил он.
- Лёша! А если услышим? – крикнул издалека Сергей, стягивающий с себя сапоги. – И кто тут интересно украдёт-то? Кроме нас тут, по-моему никого нет!
- Геологи, например, они же бывают тут, - настаивал Лёша.
- Раз в году!
- Вот сегодня ночью и придут…
- Да что вы его слушаете! - вспыхнул копошащийся у костра Женя. – Выдумает всё время…
Солнце скрылось за стоящими перед нами горами. Холодало быстро и сильно.
Мы живо извлекли из рюкзаков тёплые одежды, у кого что было приготовлено на такой случай, и надели на себя.
Я ставил палатку, уже еле шевеля замёрзшими пальцами. Они не гнулись, немногие оставшиеся после прошлой стоянки колышки падали из рук. Натягивая стропы, я уже вовсе не чувствовал их…
Последний штрих – надо было натянуть плёнку. Я кое-как ухватил её, встряхнул, чтобы избавиться от скопившейся влаги. Послышалось мелодичное позвякивание…
Тысячи маленьких льдинок слетели с плёнки и упали в упругую поросль!
- Лёд! – крикнул я в сторону костра. – Вода замёрзла!
- Если вода замёрзла, значит это кому-нибудь надо, - издалека донёсся до меня неунывающий голос кашевара-медика.
Я потрогал промокшую одежду, разложенную Лёшей поблизости «для просушки». Она едва гнулась. Постучал по ней костяшками распухших пальцев. Послышался звонкий стук…
Я подошёл к костру, протянул к огню покрасневшие руки, и не почувствовал тепла. Прошло время, когда замороженные пальцы стали отзываться. Остальные тоже жались поближе к огню. Сам костёр уже был обвешен мокрыми одеяниями, носками, обставлен вывернутыми болотными сапогами. Покрытые плесенью обломки деревьев давали густой сизый дым. Он по очереди наваливался то на одного, то на другого путешественника. Тогда выбранный в жертву отскакивал в сторону, щурился, тёр глаза. Дым был едучим. Передо мной высилась понурая фигура Лёши. Он стоял и крупно дрожал. Даже его несуразные одежды не могли скрыть, как под ними тряслось его тело…
- Лёша, надень непромокаемую куртку, она от ветра защищает! – сказал я ему, заранее зная ответ.
- Не надо,.. – ответил он, едва попадая зуб на зуб.
- Лёша! – спохватился Сергей. – У тебя же вся одежда мокрая! Я сейчас тебе дам свитер, у меня есть запасной!
Он бросился было к рюкзаку, но Лёша оживился и закричал:
- Нет! Не надо мне ничего! Не буду ничего одевать!!
- Лёша, ну замёрзнешь же! – всплеснул руками его старый друг.
- Ну и что! На теле быстрее высохнет…
- Ну, как хочешь, - печально вернулся на место Сергей и развёл руками. – Я хотел как лучше.
- А ему не надо как лучше, - вдруг очнулся Женя. – Он же упрямый как баран! Его же не пробьешь ничем, он сдохнет, а не послушает!..
- Все мы не идеальны, - явно на что-то намекая, заметил, стиснув зубы, Миша, энергично мешая в котелке.
Что бы не происходило этим вечером, он был призван стать особенным. Нас ждала уха из хариусов. Но для этого их надо было обработать. И тут разгорелся жаркий спор. Евгений настаивал, что чистить хариусы – только портить, Сергей кричал, что он не будет есть чешую. Лёша с Мишей сказали, что лучше бы почистить, ну а мне было всё равно, лишь бы побыстрее. Я готов был съесть хариусов вместе с чешуёй и потрохами…
Евгений вдохновился моей поддержкой и, поминутно апеллируя ко мне, ринулся в бой… Бой с превосходящими силами он проиграл. И возмущённо бормотал, отворачиваясь:
- Да они вообще не понимают, что такое уха… Они и не ели никогда настоящей ухи! Что за люди… Сейчас весь вкус вычистят, ничего не останется! Ну, давайте, давайте, делайте, как вам там хочется,.. делайте, что хотите…
Сергей вытащил свой огромный ржавый нож и кровожадно склонился над серебристыми телами…
Кажется, стало ещё холоднее. Дыхание близкого Ледовитого океана ощущалось всем телом. Я уже думал, что ещё можно надеть на себя, когда уха, наконец, была готова.
Еда всегда умиротворяла участников нашей экспедиции. И этот вечер был не исключением.
Обжигающая наваристая уха была ароматна. Она сразу наполнила теплом желудок, а оттуда тепло начало распространяться по всему телу. Вечер приобретал романтические краски. А когда я достал тюбик с горчицей…
Евгений и Сергей начерпали дымящегося варева себе в тарелки, и отделились от нас. Мы втроём сгрудились вокруг котелка. Большие белые куски хариуса всплывали из густой жидкости. Я задевал их ложкой, отваливался назад и долго объедал горячую гору, парящую на ложке. Заедал хлебом с горчицей… Потом черпал полную ложку наваристого бульона, хлебал его, вкусный, душистый. И прикрывал от удовольствия глаза… Вкус хариуса был особым, удивительным, и не с чем было сравнивать, ибо ничего похожего я не пробовал.
Со всех сторон доносились характерные звуки и стоны.
- Эх… вот это…
- А там вон кусок… Голову дай… о-о…
- Горчички… спасибо! Вкус-то… дааа…
Евгений, доев свою плошку, произнёс:
- А там голову… Головы никто не видел? Может, осталась?..
- Любишь… голову? – давясь куском, спросил Миша. – Их есть у нас…
И, растолкав ложкой разваливающиеся белые куски, он изъял из котелка большую тёмную голову хариуса.
- Ещё?
- Ну, если есть…
- Бери, Женя, бери, тут полно, - черпал Лёша из котелка в тарелку Евгения.
- Голова… это самое вкусное… Самое вкусное в рыбе, просто надо понимать,.. – бормотал Женя, удаляясь с дымящейся на холоде тарелкой.
Сказать, что уха нам пришлась по вкусу, значит не сказать ничего. Мы были в полном восторге. Хорошо, что я подумал о приправах - думалось мне. Я взял их довольно. Перец, лаврушка, травы, всё пошло в дело.
Но ухи оказалось очень много! Мы уже насытились, а она ещё плескалась в котелке. Первым завершил я. Облизнув ложку, я произнёс:
- Всё, спасибо!
- Ешь, тут ещё много, - всполошился Лёша, вынув ложку изо рта.
- Доедайте, я прогуляюсь.
Вскоре один за другим отпали Женя, Сергей. Лёша с Михаилом уселись друг перед другом и продолжали водить ложками по стенкам котелка.
- Вот это уха!.. – отдуваясь произнёс Сергей. – Вкусная, наваристая… Где ещё такого поешь!
- Надо было не счищать чешую! Рыбу надо готовить в чешуе, только тогда уха будет настоящей, а это так,.. – отреагировал Женя.
- Ну ладно тебе, Женя! Ну может я и не ел настоящей ухи, не буду спорить,.. но не порть настроения! Согласись, что вкусно же! – сказал Сергей.
- Вкусно… вкусно,.. – в перерыве между двумя ложками заметил Миша.
- М-да… Ничего,.. – добавил Лёша.
- Да нет же, надо было не так готовить…
Я встал и шагнул в сторону.
Вокруг нас сгустилась плотная чернота. Огонёк пламени, бившейся среди камней, только добавлял её. Рядом слышался ровный говор неукротимой Бур-Хойлы. Где-то совсем недалеко, невидимые, но ощущаемые, недвижно покоились древние горы. Мы сидели плотной группкой у костра, кутаясь в одежды. Неспешно беседовали – негромко, в полголоса. А из ночи на нас смотрела огромная холодная тундра, и мы чувствовали её ледяное дыхание.
Я снова вошёл в круг света. У котелка остался один Миша. Он больше не мог…
- Как же так, Лёша? – спросил я его. – Ведь это твоя работа – добивать котелки!
Лёша лишь виновато улыбнулся, пробормотав:
- Да что-то…
- Да, Лёша, не тот ты уже стал, не тот! Зато Миша молодец! – веселился Сергей.
- Кто-то должен это сделать! – оторвавшись на секунду, бросил тот. Но и он не сделал это, не осилил: уха так и осталась недоеденной…
Казалось, что выпавший мороз уж не так страшен. И никто даже не вспомнил на этот раз о сале.
Наконец, горячий чай с конфетами завершил славный ужин.
И вот, мы в палатке. Усталость была такой, что хотелось упасть как есть и заснуть. Глаза сами закрывались, не поддаваясь указаниям мозга. Спать, скорее спать! Мы ждали этого момента так долго. Скорее раздеться, разложить одежду, сунуть что-то из неё под голову, залезть в спальник, проверить – уже из последних сил – на месте ли сумка с фотооборудованием и…
11 день
Вставали тяжело. Сил оставалось с каждым днём всё меньше. Ночного сна катастрофически не хватало для их восстановления. Но надо было двигаться, надо было спешить. Сроки нашего путешествия были ограничены временем выхода на работу. Только у меня оставалось в запасе ещё дня три. Но это ничего не меняло. Мы не успевали, это становилось очевидным. График не выполнялся. При таких дневных переходах – в три километра… Чего было ожидать!
Евгений уже не просто бормотал «не успеем», он стенал, будоража психику окружающих, выводя их из равновесия, подстрекал к бунту... Чего он добивался? Улететь отсюда всё равно бы не получилось… Он действительно не понимал, что теперь надо было только трудиться, что его стоны расслабляли команду, вносили разброд в мысли и, в конечном итоге тормозили движение? Не понимал? Или делал это сознательно? Это при том, что он быстрее всех стремился попасть в цивилизацию… Вряд ли. Всё это было отражением его настоящей натуры. Он просто был таким.
Здесь, на этих каменных полях, когда путешественников покидали последние силы, когда не было больше ни малейшей возможности надувать щеки, казаться кем-то, каждый становился собой. Слетали внешние оболочки, покрывающие настоящую натуру и маскирующие сущность человека. И он оставался голым перед собой и перед товарищами. Тут уж неважно было, кто он – директор или мусорщик, интеллектуал или крестьянин.
Всё это было важным где-то там, далеко, в другой жизни. Здесь же имело значение лишь одно – кто ты такой на самом деле. Один такой поход как выпавший нам, и человека можно узнать куда лучше, чем за долгие годы общения в обычной жизни. Теперь мы знали друг друга, знали, что ожидать от товарищей и, что было ещё важнее, – от самого себя…
Лёша был давним моим походным соратником. От него нельзя было ждать сюрпризов. Он был спокоен и флегматичен, рассудителен и осторожен. Он не любил рисковать, а если приходилось, нервничал и решения принимал сомнительные. И проходить порог, имея Лёшу капитаном судна, было предприятием рискованным… Великим здоровьем он не обладал, но никогда не стонал, если приходилось туго. Я знал, что в пределах его возможностей на него всегда можно было положиться. Этот не предаст.
Сергей впервые появился в нашей компании в Карелии. Громкий человек с неуёмной энергией. Щедрый и добрый, откровенный и весёлый. Неунывающий… ну почти никогда. Он всегда был готов поделиться с товарищем тем, что имел. Сергей пытался брать на себя самое тяжёлое, порой не рассчитывая своих сил. Готов был рискнуть, а иногда был склонен и к авантюре, и порой его инициативы было опасно пускать на самотёк… Кажется все, кто общался с ним, проникался симпатией к этому человеку.
Ну а Миша вообще возник внезапно. Никто не знал его. Совсем. Но тут, на Бур-Хойле, он уже был нашим. Было ясно, что он «то, что нужно». Не обладая богатырским телосложением, он тянул и тянул свинцовые баулы бесконечные километры волока, без устали тащил байдарку по камням, а на стоянке первым бросался в любую заявленную работу. И всё это – с улыбкой, даже если уже с жалостной… Жалобы – это не про него. Похоже, что ему действительно нравилось всё это, трудности, усталость… Если это было действительно так, то он первый, встреченный мной, похожий на меня… И та шивера со всей очевидностью доказала его душевную крепость.
Я готов был пойти в разведку с этими людьми. Но Женя… Он наверное сам не пойдёт с нами больше… И, думается, уж точно – со мной.
Я вытащил фотоаппарат и отправился побродить по окрестностям. Берег реки, на котором мы разбили лагерь, представлял собой широкий пологий склон. Он был сложен из каменных плит и острых обломков, слегка укатанных временем сверху.
Сплетения ягодников и берёзки были накручены на камнях подобно колючей проволоке. То тут, то там в этом рыжевато-зелёном покрове виднелись проплешины. Там пестрели навалы покрытых лишайниками камней. Встречались сухие обломки давным-давно упавших деревьев, тянущие вверх белые руки частых сучьев. Сразу за блестящей полосой реки высилась бурая стена уральских гор. Тяжёлые, приземистые, казалось, они заслоняли нам полнеба, нависали над Бур-Хойлой, над нашим лагерем… Серая пелена, лишь изредка прорывающаяся небесным светом, дополняла суровую картину. Было по-прежнему холодно. В этом полярном краю только яркое солнце могло на время прогреть прозрачный эфир, струящийся с океана.
Я поднялся повыше. Отдельные невысокие лиственницы росли здесь прямо из камней. Размеченная ими тундра поднималась тут до самого горизонта. Голые каменные развалы, светлели посреди сплошняком испещрённого ягодами неровного упругого ковра. Неожиданно выглянуло солнце, местность мгновенно изменилась. Я проворно поднял камеру…
Вернувшись к нашему лагерю, я застал его обитателей за делами. Миша возился у очага, рубил и подкидывал дрова, помешивал, Лёша орудовал тюбиком с клеем и нагретым в костре булыжником у зияющего рваными ранами брюха своего судна, Сергей, чернея широкой шляпой, склонился над грудой вещей, а вдалеке у реки с самого утра взмахивал спиннингом Евгений. Я тоже пробовал сегодня забросить блесну, но только чуть не потерял её, и даже спускал лодку, чтобы отцепить от камня.
Разложив карты, я сел на ближайший булыжник, взял в руку карандаш… Нужно было принимать решение. Похоже, мы окончательно выбились из графика, и представлялось очень сомнительным, что упущенное можно было наверстать. Вчерашний день показал, что такое сейчас Бур-Хойла: движение по ней было почти невозможно. Нарастало внутреннее напряжение – неужели придётся ломать маршрут? Идти по Тань-Ю и дальше вниз, до Оби… У нас не было нужных карт, да и километраж такого спуска впечатлял… Но какой ещё был выход? Мои сотоварищи смотрели на меня с надеждой. Ждали, что скажу. Что ж!
- Внимание! Всем, всем, всем! Надо обсудить кое-что! – громко объявил я, когда все члены нашей команды были в сборе. Я увидел четыре лица, обернувшихся на меня.
- Мы не укладываемся в график, и не успеваем к сроку! – сказал я.
- Ну! Что я говорил!.. – тут же среагировал Женя. – Мы никуда не успеем! Надо было заранее…
- Да погоди, ты! – оборвал его Сергей. – И что ты предлагаешь?
- Как я понимаю, увеличить сроки невозможно.
Все согласно закивали, Женя досадливо мотнул головой.
- Маршрут придётся изменить. Есть два варианта. Первый, простой – дойти до Пятиречья, и просто сплавиться по рекам до Оби. Это расстояние дай Бог! Но – по воде. Чтобы успеть, надо просто ломить, и всё.
- А второй? – спросил Михаил.
- Всё-таки перевалить через хребет, но по варианту покороче – через Лагорту-Ю.
Тут будет поменьше километров.
- По Лагорте вверх? – уточнил невозмутимый Лёша.
- Да.
Лёша удовлетворённо кивнул, и с удовольствием добавил:
- Значит, тащить вверх по камням.
- По каким камням, вы что! Хватит уже, наверно… Надо идти вниз – и всё! Какие перевалы, кому это надо! Да мы и так не успеем… Сколько километров получится?
- Вниз? Всё вместе около четырёх сотен.
- Вот! – обрадованно воскликнул Евгений. – Не успеем! Да мы и до Пятиречья-то не дойдём! Это нереально! Просто невозможно!
- Ну ты, Женя, опять начинаешь! – протянул Сергей. – Дойдём как-нибудь! Хариусов поедим, и дойдём!
- А не дойдём, так всегда можем обратно вернуться, - поддел наш медик.
- Куда обратно… Вы что!.. Да вы не понимаете ничего что ли!!..
- Ну ладно, куда идём? Я бы пошёл через перевал, - оборвал я женину речь.
- Тяжеловато будет, может всё-таки вниз, - неуверенно произнёс Лёша и с надеждой поглядел на остальных.
- Боюсь, не потянем вверх,.. тяжёло… Давай уж до Оби! – согласился с Лёшей капитан двойки.
- Пожалуй… я присоединюсь к ранее выступавшим товарищам, - завершил Миша. – Странно, конечно, но почему-то не хочется лезть вверх.
Женя досадливо махнул рукой:
- Да как хотите, всё равно не успеть…
Решение было принято, я посмотрел на карты, и половину засунул в угол кармана рюкзака. Эти нам не пригодятся, они вели нас на Пагу. Вздохнув, просмотрел на оставшиеся… Хорошо, догадался взять – так, на всякий случай – обзорную, там, хоть и очень мелко, был наш будущий путь. Были ещё схемы от руки из древнего отчёта наших земляков-путешественников. Кто мог знать, - а вот пригодились!
С неба опять заморосило. Вставив батарейки в навигатор, сделав записи, я подошёл к очагу.
Народ оживлённо беседовал. Новые планы вдохновили собравшихся у огня людей, появилась надежда –успеем, теперь успеем!
Доели уху. Холодная, она была очень хороша. Тут уж все вместе выскоблили ёмкость. Добавили кашей. Лук, чеснок, хрен, всё это было у нас, и шло весьма неплохо. Чай с карамельками завершил завтрак. Надо было собираться, а вот с этим у нас были проблемы…
Расслабившись от перспективы «лёгкого сплава», путешественники начали лениться. Сказывалась тут, конечно, и огромная усталость, накопившаяся к этому времени, но, главным образом, причина была психологическая. Зачем было спешить, напрягаться.
Долго, долго, долго собирались. Паковали рюкзаки, шутили и смеялись.
Складывалось ощущение, что мы подходили к финишу.
- Давайте живее! Не тормозить, не тормозить! – пытался я растормошить народ. – Времени у нас в обрез, ещё пахать и пахать….
- Да… да, конечно…
И потом, когда все уже были готовы, стояли у снаряжённых суден, ещё долго, медленно и плавно, ходил по берегу Лёша. Бродил, глядя под ноги, и только невозмутимо поглядывая в нашу сторону после очередного призыва поторопиться. Он искал что-то, носил к байдарке свои носки. Какие-то тряпочки, кусочки проволоки, всё это по-отдельности… Медленно и неспешно…
Так наш выход состоялся только к двум пополудни! И на этот раз без всяких уважительных причин.
Характер Бур-Хойлы не изменился к лучшему. Только чуть шире стало её русло. Нам это не помогло ничуть. Вода просто распределилась на большем пространстве, больше стало камней, но не стал глубже обтекающий их водяной слой. Зато ещё отчётливее проявилась регулярная структура этой бегущей с гор реки. Каждые пару-тройку сотен метров возникало малюсенькое озерцо, накапливающее ледяную воду беспокойной Бур-Хойлы. Затем следовал длинный широкий склон, густо заваленный разнокалиберными камнями – знаменитая здешняя «горка».
Вода вырывалась из озерца и с шумом скатывалась вниз, пробиваясь между каменными глыбами. Шума было много, а вот воды - нет. Местами байдарка тяжёлым брюхом мёртво сидела на камнях, а там, где её можно было бы провести, камни были навалены так часто, что предполагаемый проход был похож на до предела закрученный лабиринт. Развернуть лодку там было невозможно, тем более нашу тройку. Так и волокли мы её – снова и снова - прямо по камням. Где-то протаскивая, а где-то просто перенося через камни. Так, шаг за шагом, метр за метром, мы преодолевали трудные и длинные километры Бур-Хойлы.
Было бы проще, если бы нас не подстерегали ещё и ямы-ловушки, скрывающиеся между обломками скал. И так приходилось нелегко, каждый шаг приходилось выверять, нога ежесекундно могла скользнуть в щель между камнями, пойти на излом. Так я повредил себе щиколотку на правой ноге, и считал, что мне ещё повезло, хоть нога припухла, и я хромал. Мои напарники, угодив в срытые под водой ямы, нахватали воды в сапоги, но ноги их тоже, слава Богу, остались целыми.
Они шли теперь, хлюпая стекающей с промокших штанин в сапоги влагой. Лёша воспринимал всё это как должное, с философским спокойствием выливая из сапог очередную порцию воды. Женя не был настолько безмятежен, черпнув воды, он кривился, негромко чертыхался, на лице его отражалось всё, что он думал… о чём?
Технология нашего передвижения была предельно проста. Два человека брели рядом с лодкой. Один спереди, протаскивал её, ухватив за шпангоут, второй – сзади. И третий был на подхвате. Он вступал в дело, когда требовалось занести нос или корму байдарки, перетащить её через камни, протащить через какую-нибудь особо вредоносную мель…
То есть, в работе он был почти постоянно… Лишь изредка, на небольших озерообразных блюдцах реки, можно было чуть расслабиться. И – взять в руки спиннинг, забросить блесну. Большей частью этим занимался Евгений, рыбак со стажем. Ну и, по временам, я. Кидать следовало сразу в конце «горки»-шиверы, где взбаламученная падением вода только приходила в порядок. Там и обитали эти удивительные серебристые создания – хариусы.
Время от времени, нам удавалось вытянуть их из воды. Однажды мы даже сделали короткий привал на одном из таких шлюзиков Бур-Хойлы, и покидали блесну подольше. Тут надо было суметь выбрать именно то место, где ходил хариус, ибо еды у них хватало, и бегать за блеснувшей в воде искоркой, эти пресытившиеся рыбы не собирались. Под самым сливом, в камнях, только и удавалось их подцепить. Вскоре целый ворох серебристых тел, извивались прямо на дне нашего Тайменя. А блёсна то и дело вонзались в подводные камни, и тогда Лёша садился в лодку, и плыл на их спасение.
А когда время вышло, и пора было продолжить путь, Женя всё кидал и кидал, не в силах оторваться от любимого занятия. Может, стоило его не трогать? Ведь казалось, что только во время рыбалки он не жаловался на жизнь…
Второму экипажу приходилось тащить лодку вдвоём. Бескомпромиссный труд… Но было им и полегче в том, что лодка их была короче, и часто пролезала там, где нам оставалось только перетаскивать через камни.
Не так много времени прошло, когда Женя затянул о своём, значит, силы его уже кончались. Кажется, мы уже должны были научиться работать под его аккомпанемент. Он говорил вроде ни к кому и не обращаясь, негромко, но вполне отчётливо, с явным расчётом, чтобы его услышали. Говорил, говорил, говорил… Когда наступала грань, взрывался Лёша, затем я пытался развести их… Короткое, очень короткое молчание,.. и до нас вновь доносилось недовольное бормотание…
Так мы и шли. Фотографировать было некогда. Некогда было даже посмотреть по сторонам, чтобы ощутить вкус этих прекрасных мест. Очень редко выдавалась минута, когда я мог достать камеру…
Тут лежат наши фото: [URL=http://brodyaga.org/club/club.php/user/933/photo/
Я решил не терять времени и взялся за холодный шпангоут Тайменя. Может, что смогу сделать и в одиночку... Поставив ноги поустойчивей, я попытался сдвинуть его синюю тушу. Напрягся, и мне удалось. Сантиметров на пять… От шпангоута послышался треск… Он явно не был предназначен для тяговых нагрузок. Таких нагрузок: хоть мы и разгрузили лодку, но в ней осталось много чего распиханного в нос, корму, да и на дне виднелись вещи. Килограмм 80 весила её синяя тушка. Восемьдесят килограмм облегающего камни нежного на разрыв тела.
Долго я бился над байдаркой, пытаясь подвинуть её вглубь шиверы. Она скрипела, трещали шпангоуты и стрингеры, шкура лодки издавала стоны, обдираясь о наждак. Но байдарка двигалась чуть, а сил уходило… Когда на горизонте появилась унылая Лёшина фигура, я уже был весь покрыт потом, а ладони горели, хоть вода была свежа.
Лёша встал у байдарки и со скорбью посмотрел на меня.
- Ну, Лёша, - сказал я ему. – Потащили! Время, время идёт!
- Мы не успеем,.. – в голосе Лёши бодро звучала обречённость. Взгляд его был светел, Лёша был готов ко всему. Самому плохому…
- Будем стоять, вообще никогда никуда не успеем! – я поймал себя на мысли, что в последние часы мне постоянно приходилось говорить это.
Мы взялись за байдарку, один спереди, другой сзади, и потащили. Прямо по камням, через их острые зубья, шкуродёрные бока, с треском, скрипом… Мы делали по шагу, нащупывали в воде устойчивое положение, и р-р-р-раз – продвигали тело Тайменя. Потом делали ещё шаг, опять приноровлялись и – р-р-р-раз! Тупо, тяжело двигалось дело. Силы уходили. Лёша уже не мог тянуть, а не падал он, похоже, только благодаря мёртвому хвату за шпангоут.
- Ладно, так дело не пойдёт, - сказал я, с трудом разогнув спину, - надо подумать.
Лёша молча выпрямился и встал. Он просто смотрел на меня, и на лице у него уже не было никаких эмоций, в голове, казалось, никаких мыслей. Он просто использовал минуту отдыха. Вдруг стало жалко его, так безропотно переносившего всё это…
- Лёша! – я отбросил в сторону жалость. Такие мысли всегда были частыми гостями в моей голове, я знал об этом, знал о своей склонности к сантиментам, и когда-то научился справляться с ними. Вынужден был.
- Лёша, так дело не пойдёт! Давай попробуем по другому.
Лёша по-прежнему стоял и молча смотрел на меня.
- Байдарку надо нести, так дело пойдёт быстрее. Толкать – не идёт. Сам видишь…
Что видел Лёша, было неизвестно, он молчал, ждал.
- Бери сзади, а я нос!
Лёша поковылял назад, взялся за корму двумя руками. Я ухватил нос лодки.
- Взялся? – Лёша кивнул. – Поднимаем!
Лёша оторвал лодку от камней, немного приподнял… И так, согнувшись, удерживая перед собой в вытянутых руках корму, попытался двинуться вперёд на полусогнутых ногах. Тут же споткнулся, лодка вырвалась из рук, глухо плюхнулась на камни, а на неё и сам Лёша… И долго не мог встать…
- Лёша, надо на плечо, ты что пошёл-то, - обратился я к нему.
- На плечо? – Лёша смотрел на меня с сомнением.
- Конечно! Тогда и видно, что под ногами будет. Только не торопиться, ориентироваться друг на друга. Ведь если свалишься…
- Тогда насмерть. Головой об камень, точно, - деловито констатировал Лёша. Он уже встал, и теперь стоял, руки его болтались как плети.
- Ну давай, давай Лёша! Взялись!
Я выдернул нос байдарки вверх, взвалил на плечо. Байдарка перекосилась – её корма не поднималась. Лёша ухватил байдарку обоими руками и тянул, тянул её вверх. Она не шла выше пояса.
Он опустил её:
- Не могу…
- Попробуй ещё раз, рывком!
Лёша попытался. Получилось ещё хуже. Лодка сразу вырвалась из его ослабевших рук. У меня в голове мигом проскочил целый хоровод мыслей…
- Давай поменяемся. Может твой конец тяжелее, - предложил я ему, и направился к корме. Лёша едва добрался до носа, взялся за него… И всё повторилось. Лёша не мог взвалить на плечо этот груз. Он стоял согнутый у своего судна, на лице его блуждала виноватая улыбка.
- Что-то никак…
Мне подумалось, может удастся затащить нос байдарки на высокий камень, а там Лёша примет его на спину… Осмотревшись, я понял, что рисковать не стоит. Если это и удастся, Лёша не сможет нести её в таком состоянии, он уже не вполне контролировал свои действия. А падать здесь… с байдаркой на плечах… Лучше и не представлять такого.
- Ну что ж, попробуем нести так. Тогда ты сзади, по крайней мере, лицом вперёд пойдёшь!
Лёша со вздохом двинулся к корме.
Мы подняли наше многострадальное судно и сделали первые шаги. Очень тяжело. Ноги не поднимались, руки оттягивал груз. Вода, камни… Я не успел полностью сравнить недостатки такого способа против прямого протаскивания, как Лёша рухнул меж камней в воду. Сел с байдаркой в руках. Силы совсем оставили его.
- Понял, - сказал я. – Так тоже не пойдёт. Ладно, передохни и мы продолжим. По-старому.
Лёшу моё предложение не обрадовало. Кажется, его бы не обрадовало сейчас уже ничего. Он просто слегка раскачивался в стороны, равнодушно и обречённо ожидая чего-то. Очередной команды, всё равно какой. Лёшу было жалко очень…
- Взялись, - сказал я ему, поехали! И – р-р-р-раз! И – р-р-р-раз!
Мы тащили байдарку долго, тащили, что было сил. Камней, казалось, только прибывало. Солнце заваливалось к горизонту, начинало темнеть. Мы пребывали в полном цейтноте. Я подгонял своего напарника. Но он уже не реагировал на слова. Мы с нашей байдаркой находились где-то в самом сердце каменного царства. А за двойкой так никто и не шёл…
Тянуть становилось всё труднее, труднее, труднее… И однажды наступил момент, когда при очередных «р-р-раз» лодка почти не двигалась с места. Я посмотрел на Лёшу внимательней и понял. Он уже не тянул, но держался за борт. Держался, чтобы не упасть. Ноги у него подкашивались, он едва волочил ноги и спотыкался при каждом шаге. В глазах у него стояло… спокойное отчаяние. «Да, я умираю, но я всё равно буду толкать байдарку… пока не скажут…или пока не умру…»
Я прочитал это в его взгляде и сказал:
- Всё, Лёша, стоп!
Лёша не встал, он навалился на байдарку и застыл.
- Я думаю, что это всё, - сказал я ему. – Если мы хотим добраться хоть куда и поставить палатку, надо идти.
- А байдарка? – тихо произнёс Лёша.
- Оставляем прямо тут. Только надо поставить повыше на камень, вдруг ночью пойдёт какой поток с гор.
Весть об окончании сегодняшних работ ободрила Лёшу. Мы затащили лодку на большой плоский камень у берега. Взяли кое-какие вещи из байдарки. Позднее выяснилось, что оставили кое-что из самого важного. Котелок и ложки…
- Ну, пошли, - сказал я Лёше. – Торопись, но осторожней иди, не поломай ноги. Сейчас быстро стемнеет, ничего не увидим. А я пошёл вперёд, надо подумать о палатке. Наши-то куда-то пропали, может, нашли место…
Мы тронулись вниз по реке. Я не стал ждать Лёшу, спешил, как мог. И опять, по знакомому уже маршруту, прыгая по подворачивающимся камням. Скользя по влажным валунам. То забираясь вверх на камни, то соскакивая вниз в тягучую тёмную воду.
Темнело очень быстро, я торопился, но уже было понятно, что добраться до конца шиверы засветло мне не успеть. А ведь где-то там нужно было найти наших пропавших друзей… Эх, где же рации!
Когда последний солнечный луч, сверкнув жёлтой искрой, исчез за чёрным горным абрисом, стало немного не по себе. Чёрными мягкими языками на реку заструила темень. Неприятная влажная прохлада коснулась открытой кожи, и по спине тотчас пробежали первые мурашки. Идти приходилось наощупь. Берега сливались в неясный контур. Вода чудилась чёрными чернилами, камней под её поверхностью и вовсе не было видно. Сапоги скользили, и я едва удерживал равновесие, камни стали особенно коварными. И вот я остановился, потеряв ориентировку…
- Да… И куда тут?
Недавно ясная перспектива стёрлась. Контуры размылись. Тёмные туманные сгустки двигались, мешались… Кажется где-то тут должно было быть окончание шиверы… Где же тогда оставленные вещи? Они были на заросшем бугре у излучины с открытой водой… (И думалось - всё ли там в порядке у Лёши…)
Я двинулся прямо по воде, пытаясь разглядеть что-то на её матовой поверхности. Надо идти поближе к берегу, ориентироваться по нему. Но там начались ямы… И –рраз! Нога не встретила дна, и я чуть не рухнул в глубину! Руки у меня были заняты вещами, нечем было даже ухватиться за камни… Но и на этот раз мне повезло: каким-то чудом я удержался на ногах. (Как там Лёша?!..)
Так, тут глубина. Значит, я у конца шиверы. Вещи где-то здесь…
Но совсем непросто дались мне их поиски. Ни яркий синий цвет рюкзака, ни желтизна мешка с фотосумкой в ночной темени не помогли мне. Темнота скрадывала все цвета, всё было одинаково чёрным и серым. И эти заросли, заросли, заросли на береговых валунах… И где тот выступ-бастион, где мы оставили вещи? Вот этот… или тот? Ориентиры? Ничего не видно! Брызгая водой, чертыхаясь, я пробирался вдоль берега, забирался на него, тут же начинались ямы, я проваливался в них… Но – вот! Нашёл! Теперь совсем незаметные вещи, серые на фоне серой поросли берёзки, лежали уже влажные от ночной сырости. И - никаких признаков пропавших коллег…
- Лёша! – крикнул я назад в надежде, что он услышит меня. – Рюкзаки здесь! Ориентируйся по зарослям на берегу!
Я прислушался… Ничего, кроме плеска воды.
- Лёша! Здесь вещи, здесь! – крикнул ещё, что было мочи. Движение воздуха вверх по реке давало надежду, что Лёша всё-таки слышит меня…
Но вот,.. почудилось, что мои уши уловили какой-то звук… Я попытался разобрать его, но он затих. Показалось? Нет… вот опять… Кто-то кричал. Повертев головой, я убедился, что звук доносился спереди, значит, - не Лёша.
Вглядевшись в густую темноту, я заметил какую-то искорку. Она, то пропадая, то появлялась вновь, металась далеко впереди по течению Бур-Хойлы. Да, это был фонарь. Нам подавали сигналы. Наверное наши, подумалось, нашли место для стоянки, ждут… куда мы пропали… А искать… где тут найдёшь. И с мыслью «догадаются уж встретить», я принялся подбирать имущество. Понятно, что всё не возьмёшь, но следовало прихватить поболе. Конечно, свой рюкзак (Лёша уж возьмёт свой, он лёгкий), фотосумку – само собой (это самое ценное из того, что было), ну и, безусловно, палатку. Больше рук не имелось, я подхватил вещи повыше и выступил.
Тут выбора не было. По воде двигаться было невозможно: непроглядная темень, сбивающая с ног струя, глубокие ямы и занятые руки делали это просто бессмысленным. Надо было идти берегом. Берегом! Им именовалось то же, что и в реке, скопление валунов, но вышедшее из воды и обросшее колючей растительностью. Камни лежали не встык, между ними зияли ямы и целые провалы. Оканчивающиеся водой, острыми каменными клыками, какой-то жижей, ещё Бог знает чем. Некоторые вообще были без дна. Как угадать куда ступаешь?
Кочки растительности на валунах были неустойчивыми и напоминали болотные, свалиться с них не доставляло труда. Я шёл, прыгал со всем своим грузом, с размаху падал грудью на обросшие камни, с плеском проваливался в коварные ямы, выползал из провалов, карабкаясь на локтях, держа выше свои фотодрагоценности. До искр из глаз бился о камни щиколотками, локтями, коленками, что-то на мне трещало, что-то рвалось на многострадальном рюкзаке… Казалось, что я попал в ад. Мной овладели злость и… – азарт! И – я ругался в полный голос, кричал, кричал в сторону далёкого сигнального фонарика:
- Да подойдите же кто-нибудь! Помогите дотащить! Чёрт бы вас!!
Действительно ветерок был в мою сторону? Или существовала какая-нибудь другая причина, но я их слышал, они меня – нет…
- Давайте,.. давайте! – докатывалось до меня. – Подгребайте сюда!
- Помогите же кто-нибудь!! – надрывался я в ответ.
И слышал из-за туманной дымки:
- Подгреба-а-айте! Подгреба-а-айте!
И время от времени появлялся светлячок фонарика, выписывая сложную траекторию. Это выглядело как издевательство…
Порой мне казалось, что пройти здесь со всеми этими вещами просто невозможно! Но мне это казалось, а сам я шёл, проваливался, вылезал, ковылял, падал, полз… Пот заливал глаза, колючки полосовали руки, на лицо налипла какая-то дрянь. Было очень плохо, так плохо, что тяжесть происходящего достигла предела и, перевалив за него, превратилось в нечто иное. Это было особое, хорошо знакомое мне славное состояние. Состояние просветления и чудной, отчаянной радости.
- Эгей!... Чёрт вас... А-а-а-а-а!... Хорошо-о-о-о-о! – орал я в никуда. И рвался вперёд, раскидывая в стороны гружёные, отрывающиеся от тела, руки.
В такие мгновенья мне было неважно, где я иду, что происходит со мной, опасно тут, нет ли… Провалы, колючая проволока проклятой берёзки, камни, всё это осталось за гранью водоворота моего сознания, за гранью моей счастливой натуры…
Пару раз я, проваливаясь в ямы, топил фотосумку, палатку, но тут же выдёргивал их из воды. И подвигался, подвигался к выраставшим на фоне освободившегося от облаков неба тёмных контуров. Я узнал эти деревья, это были те самые, что я подметил днём, единственные на берегу Бур-Хойлы. Оттуда и слышались издевательские крики, там и полосовал ночь насмешливый луч фонарика.
И, кажется, там уже горел костёр…
- Да подойти же кто-нибудь!! – не может быть, чтобы они до сих пор не слышали меня…
Я добрался до них. Добрался только благодаря своей диковинному душевному состоянию. Тому чудной тонусу - смеси счастливой злости с радостным отчаянием... И вылез на свет из темноты - мокрый, весь обвешанный мешками, с прерывающимся дыханием.
- Кричите?! Да вы что… Вы что! Совсем оглохли… Сколько я вас звал!...
- Да мы,.. – растерялся Сергей, - не слышали!
- Как не слышали! Я охрип, вас призывая… Подгребайте, видишь ли… Тут… ноги переломаешь, рёбра все. С этими мешками! Вот… Чёрт… чёрт!.. – слов уже не было. Я никак не мог отдышаться, слишком тяжело дались мне эти проклятые камни.
Все трое растерянно смотрели на меня, пока я бесновался, скидывая с себя ставший свинцовым рюкзак.
- А разве вы не на байдарке? – спросил Миша осторожно. И, удивлённо помаргивая и кивая головой, добавил. – А мы думали вы с воды придёте, на байдарке. Сигналили вот…
- Да! На байдарке! Идите-ка, протащите её! Вы бы встретили лучше!... – я никак не мог успокоиться. И ещё мне почему-то ужасно хотелось… смеяться! Сергей всё пытался оправдаться, что-то говорил. Много. Миша вставлял отдельные фразы.
Евгений искоса смотрел на происходящее, согнувшись над кострецом, и грея над ним ладони. Он молчал.
- Так вы не пронесли байдарку? – Сергей был настойчив.
- Нет, ядрена вошь! И там где-то Лёша, - я показал в темноту, откуда только что выпал. – Встретьте его хоть, и вещи заберите с берега.
- Да, да, пойдём, Миша! – Сергей засуетился, подтягивая сапоги, вынимая фонарик. И через пару минут они с Мишей растворились в темноте. А я, наконец, немного пришёл в себя и смог осмотреться.
Костёр едва освещал убогий, горбатящийся каменными кочками берег, на котором нам, судя по всему, выпало провести эту ночь. Евгений по-прежнему копошился у костра, грелся, раскладывал вещи на просушку. Я посмотрел на костёр. Он был непривычно открытым, без рогатин и… котелка! Вот я и вспомнил о котелке. Он остался в байдарке! Впрочем, как и вся посуда…
Но об этом пожалеем позже, сейчас же надо было ставить палатку. Но где?! Всё, что я видел вокруг, было решительно непригодно для этого. Не было ни одной мало-мальски приемлемой под палатку участка. Камни бугры, колючая клочковатая растительность, мокрая, плотная, и, самое досадное, – провалы. Провалы! Они не допускали размещения нашего жилища. Палатка просто не умещалась между ямами и выпирающими каменными рёбрами. И темнота,.. она всё осложняла! Казалось совершенно не возможным найти хоть насколько пригодное место… Но где-то же палатку всё равно ставить было надо! И я кружил с мокрым мешком палатки в руках между тёмными деревьями, то приближаясь к костру, то уходя в темноту, опять рискуя сломать ноги в ямах, пробираясь сквозь колючие ветви. Не доверяя глазам, я искал площадку ногами, и, кажется, утоптал всё в радиусе пары десятков метров… Площадки не было! И я продолжал своё броуновское движение, когда из темноты послышались голоса возвращающейся группы спасения.
Они нашли-таки Лёшу на бескрайних просторах каменной долины, уже еле живого, бредущего куда-то с плёнкой в руках… Захватив оставшиеся на холмике наши с Лёшей вещи, Сергей с Мишей возвратились.
Лёша медленно, не произнося ни слова, дотащился до пляшущего пламени костра и свалился возле него. Он сидел и смотрел на огонь. Мокрый, измученный и несчастный. Он всё-таки прошёл эту шиверу, он даже захватил с собой плёнку – «надо же чем-то укрывать палатку». И ни стона, ни единого слова жалобы от него никто так и не услышал. Он сидел, а в его больших глазах плясали огоньки, отражаясь от костра. Трудно ему дался этот день, ему досталось больше, чем остальным.
Ну а я всё-таки вписал палатку в наше каменное неудобье. Растеряв половину колышков, поставил её наискось меж провалов и крутых камней. А утром, внимательно осмотревшись, мы с изумлением убедились, что это и было единственное пригодное место на берегу. Я до сих пор удивляюсь, как удалось найти его тогда в темноте…
И вот мы все были в сборе. Можно было подсчитать потери. Их было немного, так, кое-что по мелочи мы растеряли на этом, выдающемся, участке нашего пути. И – много, много сил. Все члены нашей компании были измучены. Крайняя усталость была отпечатана на смятых лицах. Но главное было не в этом: особенным было моральное состояние. Растерянность - это самое слабое слово, для описания его. Не просто растерянность, а временами ступор, не раз овладевал сегодня душами походников. Похоже было, что сегодняшнее приключение изменило сознание, и они пребывали в необычном разбросанном состоянии. Не слышно было криков Сергея, на время прекратилось бурчание Евгения, и только Миша улыбался… Но в его улыбке было что угодно, только не его обычная жизнерадостность. Я смотрел на Лёшу, он сутулился у огня и тянул к его обжигающим лепесткам свои скрюченные руки. Взгляд его был бесстрастен, все чувства, переживания остались там, на шивере, ни одной мысли не читалось в его глазах, он смертельно устал.
Я прислушался к себе. После сегодняшних тараканьих бегов по камням тело ныло. Усталость наваливалась скоро, наполняя свинцом конечности. Это состояние мне было знакомо, оно следовало за большой тяжкой работой, стоило лишь немного расслабиться. Нельзя было давать ему воли, иначе мышцы перестанут слушаться, и наступит тупое безразличие. Стоп, не расслабляться!
Я укладывал вещи в палатку, пытаясь хоть чем-то накрыть голый пол. В байдарках остались и коврики и много чего ещё нужного. Но главное – котелки!
Голод догонял нас, делая усталость особенной. Хотелось и пить, нынче мы обильно полили потом камни Бур-Хойлы. Мы рылись в вещах, вспоминая где была кружка для отчерпывания воды, вроде не в котелке. Нам повезло. Очнулся Лёша и выудил её из сваленной под лиственницей мокрой кучи. Это была его кружка, и он отслеживал её путь даже в беспамятстве. Эта алюминиевая радость нас и спасла.
Миша порылся в мешках и нашёл чай и пакетики быстрого приготовления вермишели. Это означало, что уже не помрём. Он долез до бурлящей в темноте воды и, рискуя свалиться в несущейся у берега поток, зачерпнул кружкой. Почти не расплескав, он донёс её до костра и поставил в огонь. Оставалось ждать.
Не для всех из нас эта задача оказалась по силам. Лёша, встал и, качаясь, побрёл в палатку.
- Лёша, а ужин? – спросил его Михаил.
- Уже не могу, - еле ответил тот, забираясь под полог.
- Сейчас уж вскипит…
Но Лёша уже не чал. Сергей посмотрел на костёр с тоской. На нос ему свешивались чёрные поля его шляпы, измазанный шнурок от очков бессильно качался, задевая обвисшие усы. Весь его облик говорил о безмерной усталости.
- Я тоже пойду, - негромко произнёс он, - ничего мне не надо.
- Ну вот, - сказал Миша, проводив глазами своего капитана. – Ещё один боец пал! А вы, господа, нас не покинете? – спросил он нас с Евгением.
- Нет, надо что-нибудь съесть, - послышалось откуда-то из-за костра, там Женя манипулировал своими вывернутыми дымящимися сапогами.
А я добавил:
- Процесс должен быть завершён. А без ужина, какого-нибудь хоть, день не может быть окончен.
- И это правильно! – одобрил Миша, он вытаскивал из огня кипящую кружку воды. – Чай готов, господа!
Он сыпанул в кружку чёрную горсть и задумчиво посмотрел в сторону палатки.
- Ты не против, если мы сначала напоим слабых членов команды? – спросил он меня. – Ты ведь ещё не собираешься в палатку?
- Да нет, я ещё посушусь, - сказал я, выставляя к костру полы мокрой куртки. – Да ещё и сапоги надо обработать.
Миша кивнул:
- А мы следующую партию с тобой поделим.
- А Евгений-то что? – спросил я
- А я пил уже, - неожиданно послышалось с другой стороны костра, и из глубин неясного контура блеснули внимательные глаза.
- Да, остались мы с тобой, - подтвердил Миша.
Я мотнул головой, когда уж он успел… Видать я совсем закружил тут с палаткой, ничего не видал вокруг.
И наш медик принялся за лечение обессиленных. Он взял в одну руку плитку шоколада, другой прихватил огненную кружку и направился к палатке.
- Господа, принимайте ужин в постель!
- Да не надо, Миша, не беспокойся, - послышался оттуда слабый голос Сергея. – Пейте сами…
- Ничего! – с ударением возразил Михаил. – Пользуйтесь случаем, когда вам ещё принесёт ужин в постель кандидат наук! Ну-ка, делите шоколад и чай!
В палатке послышалось слабое движение, глухие стоны Лёши.
- Да я не буду чай, хватит шоколада, полплитки,..- произнёс несчастным голосом Сергей.
- А мне только чаю... полкружки,.. – сказал Лёша, кажется умирая.
- А почему по пол? – поинтересовался Мишин голос.
- Хватит… нам…
- Отлично! Разбирайте согласно заявкам!
Голоса стихли, послышалось чавканье. И не успел наш нечаянный официант вернуться к костру, как из палатки раздалось чьё-то похрапывание. Им там стало уже совсем хорошо…
Миша допил чай, доел шоколадку и вновь, рискуя здоровьем, зачерпнул воды. Мы все устроились у костра.
- Так всё-таки, - возвратился я к недавним событиям, - куда вы все делись? Вы
ведь шли сюда, когда я возвращался к байдаркам. Так я Лёшу ждал, потом мы с ним до ночи боролись с ней, а потом блуждали по шивере в темноте уж… А вы где были, я думал вы присоединитесь, когда обнесёте вещи?
Миша посмотрел на меня, склонившись над костром. Его бандана с остатками белого цвета выделялась на фоне обветренного заострившегося лица, на котором покрасневший, ставший неожиданно большим, нос казался неуместной, инородной частью.
Миша коснулся его рукой, поморщился и, пожав плечами, произнёс:
- Да я даже не знаю… Когда ты ушёл ничего было не ясно. Куда ты пошёл, что было делать?
- Я же сказал куда!
- Ну да. Но всё равно было как-то не по себе. Мы попытались что-то сделать с байдаркой – бесполезно, да другие ещё обстоятельства…
Миша подумал, и непроизвольно бросил взгляд за костёр. Туда, где невозмутимо манипулировал Женя…
- В общем, мы взяли по мешку и пошли, а пока прошли всю шиверу, по этому всему безобразию… Ещё вставать приходилось, поджидать, - он опять глянул в сторону Евгения. Видно было, что сейчас всё он мне не мог рассказать… Только потом, постепенно, фрагментами, выяснилось, что же им выпало на той шивере.
Стоило мне удалиться с мешками на достаточное расстояние, как речь взял Женя. Он поведал им, что во всём виноват я.
- Ему одному это нравится, - говорил он своим неподражаемо заунывным тоном. – Это всё никому не надо! Куда он нас привёл… Ну давайте, давайте теперь, тащите! Тут нельзя протащить байдарки, вы разве не видите! Зато это ему одному приносит удовольствие, все остальные только мучаются! Он специально притащил нас сюда, не сказал как будет!..
Лёша не выдержал сразу, он заискрил, кинул верёвку в воду, лихорадочно схватил свой рюкзак и бросился вдогонку за мной. Это я наблюдал тогда.
- Ну вот, теперь давайте, давайте, разбегайтесь… Мы вообще останемся здесь все и никуда не выйдем! – удовлетворённо кинул ему вслед Евгений.
Но оставался ещё экипаж двойки. Он пребывал в полной растерянности. Все куда-то разбегаются, прохода нет… Что происходит? Что делать?.. Вот, попали… А тут ещё эти комментарии!..
Сергей предложил ещё попробовать с байдаркой – втроём.
И они попытались, честно и… безрезультатно. Гружёная нашими пожитками, байдарка не шла…
- Я же говорил! Видите? Видите? – продолжил Женя. – Здесь просто невозможно пройти! Да поймите же – невозможно!
- Ну погоди, - возражал Миша, - делать-то что-то надо!
- Да нет! Вы не поймёте… Это просто нереально! Не-ре-аль-но! Кто так делает!
Организатор… Надо же было подготовиться к походу, узнать какая сейчас вода, позвонить и выяснить! Но ему ничего не надо, он ничего не сделал! Ему-то всё равно! И мы теперь просто никуда не дойдём… Поймите же – не дой-дём!
- Ну ты чего, ну попали в такое место, ну что же, надо как-то выбираться…
- Да нет, никуда мы не выберемся, это просто невозможно! Посмотрите сами! Вы все просто под гипнозом у него, он вас загипнотизировал… Не видите элементарных вещей. Не понимаете… Надо что-то решать!
Евгений призывал к бунту? Было это реакцией на несбывшиеся ожидания, или на затянувшиеся страдания, или всё это было просто частью его натуры, но воззвания его не достигли ожидаемого им эффекта. Сергей и Миша лишь со страхом косились на него, отодвигаясь подальше…
В конце концов, видимо окончательно охмелев от дурманящей смеси накопившейся усталости и комментариев Жени, они бросили свой Таймень на камнях и решили последовать нашему с Лёшей примеру. Прихватив с собой, что удалось, они выступили. Уже вскоре они поняли, что переборщили с грузом, и часть его осталась по пути их движения, разложенной по камням…
Они долго тащились по скользким каменным головам, смотрели, где же мы оставили пожитки. Женя отставал, он двигался уже на пределе своих возможностей, и бормотал, бормотал, бормотал… И всё клял эту реку, этот поход, ну и, главным образом, его совершенно ненормального организатора...
- Ну куда вы идёте! Ну надо же было правее… Ну, не видите что ли, там же глубина! А теперь куда? О! Левее же, левее! Нет, они не понимают куда идут… Да мы и не выйдем отсюда… Всё бесполезно! Все вы у него под гипнозом, как очарованные… Только я вижу реальность, а вы как зомби! Как зомби! Посмотрите же вокруг! Что? Это может нравится? И это называется поход? Ну и поход… И не предупредил никого, не узнал о воде! Да ему всё равно! Главное, что ему нравится…
Нелегко приходилось Сергею с Мишей. И слушать тяжко, и бросить нельзя. И понемногу, подобно змеям вползали в оглушённый усталостью мозг всякие мысли. А может действительно?.. Разве это… может нравиться?.. Вот же, есть человек, который видит реальность!.. Неужели так и есть? Тогда что? Нам не выйти отсюда?.. Вот он, и на самом деле ушёл куда-то, бросил всех…
Лишь повстречавшись со мной, возвращавшимся к байдаркам, Женя чуть затих, чтобы обрушить новый поток слов, чуть проводив меня красноречивым взглядом.
Сил оставалось всё меньше, ноги цеплялись, результат не замедлил. Миша рухнул в воду… Встал, пошёл, чертыхаясь, упал ещё… Но удача не покинула его на той шивере, и напрасно ждали добычи каменные враги, - всё обошлось...
Но всё когда-нибудь кончается. Когда они дошли до нашей с Лёшей импровизированной базы, то решили не вставать тут, а разведать окрестности, пока не стемнело, и найти место под стоянку. На разведку вышел капинан-2, Миша же, наконец, разоблачился – надо было когда-то вылить воду из сапог, выжаться и подсчитать потери. И подождать Евгения, который уже был не в состоянии держать темп товарищей.
Подобравшись к единственному хвойному оазису на этом берегу, Сергей решил, что это и есть место для стоянки. Он оказался прав, ничего более пригодного для лагеря, чем это непригодное место здесь попросту не существовало.
Они развели огонь, пришли в чувства и… стали ждать, когда же из-за поворота выгребем мы с Лёшей на байдарке, которую мы, наверняка, уже протащили.
Совершенно непонятно, откуда в экстремальной обстановке у людей берётся уверенность в некоторых вещах, возникают мысли, которые никогда бы не пришли им в голову в трезвом рассудке. Ведь они только что преодолели, еле-еле, пешком эту шиверу. Они точно знали, что она такое, насколько непросто просто пройти её, не говоря уж о том, чтобы протащить там лодку… И вот, они уже уверены в чьей-то (нашей с Лёшей) непостижимой силе и умении, в том, что эти люди каким-то волшебным образом всё решат, сделают как надо, преодолеют всё «на раз-два»… Так или иначе, но трое у костра ждали нас именно на байдарке. Не сомневались в нас ни минуты. Они были так уверены в этом, что когда наступила темнота, сигналили нам на реку фонариком и кричали: «Подгребайте, подгребайте!» А я в это время, весь обвешанный мешками, вовсю таранил заросшие надолбы береговых укреплений Бур-Хойлы…
Всё это выяснилось потом, а пока мы сидели в желтоватом круге нашего костерка, протягивая озябшие руки к его почти не греющему колеблющемуся пламени. И – звук струящейся Бур-Хойлы. Он наполнял пространство вокруг нас, проникал в наши тела, в мозг. Мы сидели у огня и… уходили куда-то... И казалось, что нет больше никого в этом диком краю, и на всём белом свете остались только этот неверный круг света и мы. И не было больше ничего. Всё остальное навсегда потонуло в глухой черноте ночи.
Сон наступил мгновенно, стоило лишь опустить голову на голый пол палатки. Не было сказано ни слова об острых каменных углах под рёбрами, ни о ямах, ни об обычной нашей тесноте. В этот раз всем было удобно… Спать! Спать! Требовало тело. Какие дикие звери ходили вокруг стоянки… нам неведомо. В эту ночь нас было не разбудить и из пушки. Мы спали. Набирались сил. Нас ожидал новый день. Нам предстояло - продолжение.
10 день
Ночью нас разбудил крик Сергея:
- Ребята, медведь!
Сначала никто не среагировал, но он продолжал.
- Медведь! Точно… Медведь, медведь! У палатки ходит!
- Да успокойся ты! – пытался я его урезонить.
- Да точно!
- Мы всё равно ничего не сделаем. Он нас всех разорвёт, - раздался бесстрастный лёшин голос. – Если захочет.
- Правильно, - согласился Михаил, - а посему, можем спокойно спать!
- Ну, медведь же! – настаивал неугомонный.
- Ну, хватит уже! – возмутился Женя. – Спать хочется, что ты всех поднял! Медведь у него… Как дети…
Сергей обиженно замолчал, пошептал ещё немного и уснул. Уснули и мы.С чего он взял это, утром Сергей пояснить не смог. Наверное, дурной сон…
В шесть утра он ещё раз взбаламутил народ криком «пора вставать», и мне пришлось вновь урезонивать его беспокойную душу. Нужно было дать людям отдохнуть перед трудным днём. Но и долго залёживаться мы не могли, нас ждала та шивера. И в семь мы поднялись.
Всё тело болело, будто весь день вчера мы подвергались пыткам. Впрочем, это было совсем недалеко от истины.
- Пойдём сразу, - сказал я потягиваясь. – Не будем тянуть время.
- Раньше сядем, раньше выйдем! – грустновато поддержал меня так и не нашедший ночью медведя Сергей.
- Да, пожалуй, хорошо бы помучиться, - добавил Миша. – Сегодня объявляется день мазохиста!
Женя ничего не сказал. Похоже, он так и не отошёл от ночных страстей, и силы ещё не вернулись к нему.
А Лёша и вовсе ещё никак не мог вылезти из палатки…
- Пойдём вчетвером, - сказал я, поглядев на Евгения, - пятый там явно лишний. Ты, Женя, оставайся и займись костром и едой.
- Котелок сходи возьми, он на полпути сюда остался, – на камнях стоит у вещей, - сказал капитан двойки.
- А мы протащим байдарки по очереди. Сначала одну, потом вторую. Вчетвером, - продолжил я. – Как думаете?
Никто не возражал.
- А ты как, Лёша? – спросил я у появившейся из темноты палатки головы Лёши.
- А? – сказала голова. Сам Лёша никак не появлялся…
Что же, мы слегка привели себя в порядок и отправились по камням уже знакомой дорогой.
Путь описывать не стоит. Опять были эти скользкие камни, ямы… Но отличие было. Вокруг было прекрасное солнечное утро, мы поспали, нас было четверо, и, наконец, – всем было предельно ясно, что делать.
Часть пути, правда, мы преодолели по острову, разделяющие две протоки, что не облегчило нам путь. Поверхность острова была похожа на разорванную бомбёжкой передовую, к тому же уже заросшую на редкость высокой густой берёзкой (чтобы не видеть зияющих под ногами провалов-воронок).
Наша компания растянулась. Перескакивая с камня на камень, я передвигался быстрее всех – видать сказывался богатый ночной опыт. Правда Лёша, с таким же опытом, тащился сзади. Осторожность и ещё раз осторожность – это был его девиз. Что тут сказать, правильно!
Наши суда стояли, сиротливо приткнувшись в камнях. Вещи в красочном беспорядке лежали в их сырых трюмах.
Тройка была в паре сотнях метров ближе, на середине самого поганого участка самой нехорошей шиверы. Значит, вот это расстояние мы и преодолели вчера – вместе с умирающим Лёшей...
- Ну что же, начнём с тройки! – сказал я подошедшим наконец напарникам. Пришлось, правда, немного подождать Сергея, пошедшего своим особенным путём.
Мы рьяно взялись за дело, по двое с борта. Всем нам хотелось быстрее расстаться с этим проклятым местом.
- Куда тащим? – спросил Михаил.
- Просто тащим, - ответил я. – Тут нет хороших мест. Главное быстро, и не тормозить!
- Ясно, - ответил он, - просто тащим. Это хорошо, когда просто!
И мы потащили. На счёт. Вчетвером дело пошло куда легче. Я с удивлением вспоминал, что происходило здесь вчера. С Лёшей… Я взглянул на него и поймал его взгляд. Лёша вяло улыбнулся… Мы поняли друг друга.
Лодка со скрипом и скрежетом продвигалась вперёд. Иногда приходилось переваливать её через особенно высокие препятствия, и тогда байдарка перегибалась на камнях, стонала, казалось, что чуть не ломалась. Мы поддерживали её по краям как могли. И – толкали, тянули, тащили. Страшно было подумать, сколько ран получила она на этой драчёвой мостовой!
Даже вчетвером было тяжело. Но мы упирались. Спешили. С шутками, прибаутками. И дело шло. Очень помогало, что некому было пояснить нам, что «всё это невозможно»…
Вот камней стало поменьше, начался участок со скользкими обломками.
Я посмотрел вокруг, прикинул, сказал:
- Тут уже можно и вдвоём, думаю… Давайте за второй! Дотащим сюда, а потом разделимся и поведём сразу обе!
- Как скажешь, - произнёс, выпрямившись, Лёша.
- Давай, давай!
И мы дали.
Сил у нас было немного. Для их полного восстановления, явно ночи не хватило. Да не хватило бы и двух, думается… Но желание наше было велико, а дух высок, и мы не останавливаясь протащили и двойку, преодолев ещё больший путь.
- Да,.. – только и сказал Миша, сняв бандану и вытирая пот. – Это вам не фунт изюма!
- А лучше бы фунт изюма, - ответил я, опёршись о борт лодки.
Лёша с Сергеем сели на камень, тяжело дыша.
Шивера ещё не кончалась, но дальше было уже проще. Мы взялись попарно за свои байдарки, повели их.
- Стойте! – крикнул я. – Забыли снять! Миша, доставай камеру!
Случилось как всегда: самое тяжёлое, а значит и самое интересное, осталось за кадром. Когда вынимались камеры, страсти заканчивались… Миша водил объективом, пытался запечатлеть каменное изобилие окружающее нас. Говорил, стараясь убедить будущих зрителей, что «там было хуже» (я бы не поверил – думалось мне)... Что-то хоть останется на плёнке!
Ещё порядочно мы бились на шивере, пока, наконец, не одолели её. И, с криками «ура» и «банзай», проскользив по венчающему шиверу сливу, в десять утра скатились на лодках прямо к стоянке. И едва не проскочили мимо, оседлав быструю струю.
На берегу, прищуриваясь от солнца, на нас смотрел Евгений. Он тут же дал нам несколько советов, как правильно привязать байдарки… Мы были «дома»!
Нам, наверное, следовало быстро поесть и двигаться дальше, но после полной приключений ночи сделать это было непросто. Да и еда была ещё не готова, хоть Евгений и хозяйничал тут с самого утра.
Наконец можно было осмотреться вокруг.
Горы были близко. Они коричневой зубчатой стеной вздымались сразу за широкой полосой тундры, похожей тут на рыжеватую бугристую пиццу. Влажные испарения, восходящие с её поверхности, колебали просвечиваемый солнцем воздух. Контуры горных вершин изгибались, дрожали. Казалось, что они двигались, приближались к нам. Тундра была безлесной, совершенно голой. Только вдалеке, у горных подножий, виднелись маленькие зелёные островки. Там, защищённые от злых полярных ветров, множились коренастые лиственницы. И, словно специально для нас, несколько деревьев выросло тут, прямо на камнях Бур-Хойлы. Я посмотрел на реку. Ни выше, ни ниже деревьев не было.
Огромные, покрытые тонким слоем земли, валуны, на которых мы расположились, сплошь заросли зелёными ягодниками. Ягод было столько, что Лёша не выдержал и, упав на колени и выставив в небо выдающуюся часть своего измотанного тела, взялся торопливо есть их горстями. Долго он ползал так, не обращая внимание на колени, постепенно окрашивающиеся в синий цвет. Вскоре к нему присоединился Миша, не устоял и чуть оттаявший Женя. Двигались все вяло, ничто, казалось, не могло заставить поспешать этих еле таскающих ноги людей…
А Сергей залез в палатку, и оттуда уже слышалось сопение.
Я вытащил фотоаппарат, приник к видоискателю. Лиственницы слегка покачивали пышными ветвями. Сверху до низу исполосованные трещинами, горы стояли близко-близко… Правее – дыбился частокол рыжих камней той самой шиверы. Я опустил объектив ниже,.. в нём тут же томно зашевелилась устремлённая в зенит часть лёшиного тела…
Наш завтрак превратился в поздний обед, зато здорово было плотно поесть после всех треволнений. Как вкусна была наша простая пища!
И ещё. Тут, на этой нашей - самой странной - стоянке, был выловлен первый хариус.
Произошло всё благодаря Сергею, с новыми силами вылезшему из палатки.
Мы уже готовились к выходу, разбирали и паковали вещи, когда Сергей вытащил свой спиннинг и, обращаясь то к Евгению, то ко мне, принялся агитировать «за рыбалку». Мы отнекивались, было лень вообще делать что-то. Сергей, заставив Женю правильно привязать ему блесну, сам отправился к ближайшей яме. Там он долго бросал сверкающую на солнце серебристую железку. Без результата.
- Да вот же, видно! Вон они! – кричал он время от времени. Наконец, он вернулся и с горящими глазами почти силой уволок с собой Евгения, вручил ему спиннинг и заставил бросать.
Через некоторое время блесна за что-то зацепилась, Евгений аккуратно подтянул леску, и вот он – первый хариус! Тяжёлый, весь искрящийся в солнечных лучах, он извивался в воздухе!
- Ура! Есть, есть! – кричал Сергей. – Я же говорил! А! А-а-а…
Мы все подбежали полюбоваться на первый улов. Хариус ловил ртом воздух, его крупная чешуя поблескивала серебром, слегка отливая красным.
Я не выдержал, достал свой спиннинг, закрепил поводок… И уже вскоре тянул из воды здоровенную рыбу! Мой лёгкий спиннинг гнулся почти до воды, так тяжёл был хариус. Этот был особенно здоров, не меньше килограмма.
Четыре штуки были выловлены в этой хариусовой яме. Начало было положено.
Мы с Евгением никак не могли оторваться от рыбалки, и только когда упаковав лодки нас звали уже все трое товарищей, мы с сожалением свернули снасти.
Хариусов мы положили в котелки, закрыв травой. Оставив до следующей стоянки. Только в три пополудни мы оттолкнулись вёслами от негостеприимного берега. Тут можно было проплыть.
Особенно нечего рассказывать о нашем пути в этот день. Бур-Хойла вначале напоминала Малую Хару в последний наш на ней день. Только вода падала не навстречу, а попутно. Но это не облегчало, увы, нам жизни. Река была ещё весьма и весьма маловодной. Нам удалось проплыть на байдарках всего ничего. Пару участков в начале пути, а дальше река превратилась в непроходимый, ушедший в камни поток. Временами вода была, мы шли по ней по колено, даже глубже, но большие камни надёжно перекрывали путь судам, они не проходили в щёли между ними, и приходилось опять протаскивать их, толкать, тянуть. Но самое неприятное для нас было не это: многочисленные небольшие «горки»-шиверы. Вот это было по-настоящему противно!
Они представляли собой опускающиеся вниз по течению мели, усеянные разнокалиберными, в основном мелкими камнями. Воды в них не было вовсе, если не считать водой разлившийся широко в стороны пятисантиметровый слой несущейся вниз влаги. Тут мы нагибались над нашими многострадальными суднами, ухватывали их покрепче за шпангоутами и – «р-р-раз»… Лодка с хрустом продиралась брюхом по крупному наждаку песчаников. Лёшины заплаты, кое-как наживлённые утром, с треском отрывались, шкура трещала, рвалась… И такие препятствия следовали одно за другим. И мы, только что преодолев такую горку и разогнувшись, видели перед собой следующую.
Не хочется и говорить, что за комментарии следовали от Евгения в процессе работы... Как он оценивал всё происходящее, как цеплял Лёшу, как в ответ брыкался тот… Лишь изредка становилось полегче, когда Женя вытаскивал спиннинг и удалялся к очередной яме, чтобы бросить блесну.
Тогда мы с Лёшей оставались вдвоём, и тот, толкая байдарку, бормотал неизменное:
- Тяжело ему, устал… хорохорится, а сил нет! Но я не знал, что он такой… Вместе работали… не ожидал, всё ему не так, ничего не нравится… Но знал ведь он куда идёт! Но он так устал!.. Как он устал!
Было даже забавно слушать эти речи, и было непонятно, не то защищал он своего коллегу, не то ругал?
На одной из хариусовых ям Евгений, чуть не потеряв постоянно цепляющуюся за камни блесну, вытащил ещё одного её обитателя, теперь для ужина у нас было пять больших хариусов… Но до ужина предстояло ещё дожить.
Из подсознания выглядывала надежда дойти сегодня до слияния двух рукавов Бур-Хойлы, хоть было очевидно, что сие, увы, вряд ли произойдёт.
Мы продвигались не просто медленно, а сверхмедленно.
- Ну, сколько прошли? – через каждые пятнадцать минут доносился голос капитана двойки.
- Восемьсот метров! – отвечал я.
- Сколько, сколько?!..
- Восемьсот десять!
Так и получилось: в этот день мы преодолели три километра… Всего три!
После шести часов Женя в присущем ему лёгком стиле завёл разговор о стоянке. Мы смогли противостоять его усиливающемуся натиску, и, наломавшись вдоволь, вконец вымотавшиеся, встали только в половине восьмого.
Конечно, наш сегодняшний путь не шёл в сравнение с ночными приключениями, но хорошо дополнил их. Много сил оставили мы в этот день на Бур-Хойле, сильно устали сами, а байдарки, думается, ещё больше (уж убогая лёшина-то точно).
Пригодных для стоянки мест на берегах Бур-Хойлы мы так и не встретили. Но появились, по крайней мере, лиственницы, то тут, то там растущие прямо на камнях. И когда наступило время, мы просто остановились, и разбили лагерь, где пришлось, лишь отойдя подальше от шумного русла.
И вновь покрытые лишайниками и ягодниками камни окружали нас со всех сторон. И вновь было неясно где ставить палатку, где устраивать очаг… Таким и получился наш лагерь, раскиданным в разные стороны. Вещи были сгружены ниже к реке, костёр разведён значительно выше, в маленькой лишённой растительности котловине, а палатку мне удалось установить на полпути между вещами и очагом, в стороне.
- Вещи украдут, - заявил Лёша, оглядев нашу дислокацию. – Мы не услышим. Слишком далеко.
- Конеч…но, укк…радут, - согласился Миша, с трудов вытягивая себя из неопрена. – И ещё придут медведи…
- Да, - невозмутимо согласился Лёша. – Могут и медведи подойти. И всё разорвут – когда еду будут искать.
- А мы не услышим, - помолчав, добавил он.
- Лёша! А если услышим? – крикнул издалека Сергей, стягивающий с себя сапоги. – И кто тут интересно украдёт-то? Кроме нас тут, по-моему никого нет!
- Геологи, например, они же бывают тут, - настаивал Лёша.
- Раз в году!
- Вот сегодня ночью и придут…
- Да что вы его слушаете! - вспыхнул копошащийся у костра Женя. – Выдумает всё время…
Солнце скрылось за стоящими перед нами горами. Холодало быстро и сильно.
Мы живо извлекли из рюкзаков тёплые одежды, у кого что было приготовлено на такой случай, и надели на себя.
Я ставил палатку, уже еле шевеля замёрзшими пальцами. Они не гнулись, немногие оставшиеся после прошлой стоянки колышки падали из рук. Натягивая стропы, я уже вовсе не чувствовал их…
Последний штрих – надо было натянуть плёнку. Я кое-как ухватил её, встряхнул, чтобы избавиться от скопившейся влаги. Послышалось мелодичное позвякивание…
Тысячи маленьких льдинок слетели с плёнки и упали в упругую поросль!
- Лёд! – крикнул я в сторону костра. – Вода замёрзла!
- Если вода замёрзла, значит это кому-нибудь надо, - издалека донёсся до меня неунывающий голос кашевара-медика.
Я потрогал промокшую одежду, разложенную Лёшей поблизости «для просушки». Она едва гнулась. Постучал по ней костяшками распухших пальцев. Послышался звонкий стук…
Я подошёл к костру, протянул к огню покрасневшие руки, и не почувствовал тепла. Прошло время, когда замороженные пальцы стали отзываться. Остальные тоже жались поближе к огню. Сам костёр уже был обвешен мокрыми одеяниями, носками, обставлен вывернутыми болотными сапогами. Покрытые плесенью обломки деревьев давали густой сизый дым. Он по очереди наваливался то на одного, то на другого путешественника. Тогда выбранный в жертву отскакивал в сторону, щурился, тёр глаза. Дым был едучим. Передо мной высилась понурая фигура Лёши. Он стоял и крупно дрожал. Даже его несуразные одежды не могли скрыть, как под ними тряслось его тело…
- Лёша, надень непромокаемую куртку, она от ветра защищает! – сказал я ему, заранее зная ответ.
- Не надо,.. – ответил он, едва попадая зуб на зуб.
- Лёша! – спохватился Сергей. – У тебя же вся одежда мокрая! Я сейчас тебе дам свитер, у меня есть запасной!
Он бросился было к рюкзаку, но Лёша оживился и закричал:
- Нет! Не надо мне ничего! Не буду ничего одевать!!
- Лёша, ну замёрзнешь же! – всплеснул руками его старый друг.
- Ну и что! На теле быстрее высохнет…
- Ну, как хочешь, - печально вернулся на место Сергей и развёл руками. – Я хотел как лучше.
- А ему не надо как лучше, - вдруг очнулся Женя. – Он же упрямый как баран! Его же не пробьешь ничем, он сдохнет, а не послушает!..
- Все мы не идеальны, - явно на что-то намекая, заметил, стиснув зубы, Миша, энергично мешая в котелке.
Что бы не происходило этим вечером, он был призван стать особенным. Нас ждала уха из хариусов. Но для этого их надо было обработать. И тут разгорелся жаркий спор. Евгений настаивал, что чистить хариусы – только портить, Сергей кричал, что он не будет есть чешую. Лёша с Мишей сказали, что лучше бы почистить, ну а мне было всё равно, лишь бы побыстрее. Я готов был съесть хариусов вместе с чешуёй и потрохами…
Евгений вдохновился моей поддержкой и, поминутно апеллируя ко мне, ринулся в бой… Бой с превосходящими силами он проиграл. И возмущённо бормотал, отворачиваясь:
- Да они вообще не понимают, что такое уха… Они и не ели никогда настоящей ухи! Что за люди… Сейчас весь вкус вычистят, ничего не останется! Ну, давайте, давайте, делайте, как вам там хочется,.. делайте, что хотите…
Сергей вытащил свой огромный ржавый нож и кровожадно склонился над серебристыми телами…
Кажется, стало ещё холоднее. Дыхание близкого Ледовитого океана ощущалось всем телом. Я уже думал, что ещё можно надеть на себя, когда уха, наконец, была готова.
Еда всегда умиротворяла участников нашей экспедиции. И этот вечер был не исключением.
Обжигающая наваристая уха была ароматна. Она сразу наполнила теплом желудок, а оттуда тепло начало распространяться по всему телу. Вечер приобретал романтические краски. А когда я достал тюбик с горчицей…
Евгений и Сергей начерпали дымящегося варева себе в тарелки, и отделились от нас. Мы втроём сгрудились вокруг котелка. Большие белые куски хариуса всплывали из густой жидкости. Я задевал их ложкой, отваливался назад и долго объедал горячую гору, парящую на ложке. Заедал хлебом с горчицей… Потом черпал полную ложку наваристого бульона, хлебал его, вкусный, душистый. И прикрывал от удовольствия глаза… Вкус хариуса был особым, удивительным, и не с чем было сравнивать, ибо ничего похожего я не пробовал.
Со всех сторон доносились характерные звуки и стоны.
- Эх… вот это…
- А там вон кусок… Голову дай… о-о…
- Горчички… спасибо! Вкус-то… дааа…
Евгений, доев свою плошку, произнёс:
- А там голову… Головы никто не видел? Может, осталась?..
- Любишь… голову? – давясь куском, спросил Миша. – Их есть у нас…
И, растолкав ложкой разваливающиеся белые куски, он изъял из котелка большую тёмную голову хариуса.
- Ещё?
- Ну, если есть…
- Бери, Женя, бери, тут полно, - черпал Лёша из котелка в тарелку Евгения.
- Голова… это самое вкусное… Самое вкусное в рыбе, просто надо понимать,.. – бормотал Женя, удаляясь с дымящейся на холоде тарелкой.
Сказать, что уха нам пришлась по вкусу, значит не сказать ничего. Мы были в полном восторге. Хорошо, что я подумал о приправах - думалось мне. Я взял их довольно. Перец, лаврушка, травы, всё пошло в дело.
Но ухи оказалось очень много! Мы уже насытились, а она ещё плескалась в котелке. Первым завершил я. Облизнув ложку, я произнёс:
- Всё, спасибо!
- Ешь, тут ещё много, - всполошился Лёша, вынув ложку изо рта.
- Доедайте, я прогуляюсь.
Вскоре один за другим отпали Женя, Сергей. Лёша с Михаилом уселись друг перед другом и продолжали водить ложками по стенкам котелка.
- Вот это уха!.. – отдуваясь произнёс Сергей. – Вкусная, наваристая… Где ещё такого поешь!
- Надо было не счищать чешую! Рыбу надо готовить в чешуе, только тогда уха будет настоящей, а это так,.. – отреагировал Женя.
- Ну ладно тебе, Женя! Ну может я и не ел настоящей ухи, не буду спорить,.. но не порть настроения! Согласись, что вкусно же! – сказал Сергей.
- Вкусно… вкусно,.. – в перерыве между двумя ложками заметил Миша.
- М-да… Ничего,.. – добавил Лёша.
- Да нет же, надо было не так готовить…
Я встал и шагнул в сторону.
Вокруг нас сгустилась плотная чернота. Огонёк пламени, бившейся среди камней, только добавлял её. Рядом слышался ровный говор неукротимой Бур-Хойлы. Где-то совсем недалеко, невидимые, но ощущаемые, недвижно покоились древние горы. Мы сидели плотной группкой у костра, кутаясь в одежды. Неспешно беседовали – негромко, в полголоса. А из ночи на нас смотрела огромная холодная тундра, и мы чувствовали её ледяное дыхание.
Я снова вошёл в круг света. У котелка остался один Миша. Он больше не мог…
- Как же так, Лёша? – спросил я его. – Ведь это твоя работа – добивать котелки!
Лёша лишь виновато улыбнулся, пробормотав:
- Да что-то…
- Да, Лёша, не тот ты уже стал, не тот! Зато Миша молодец! – веселился Сергей.
- Кто-то должен это сделать! – оторвавшись на секунду, бросил тот. Но и он не сделал это, не осилил: уха так и осталась недоеденной…
Казалось, что выпавший мороз уж не так страшен. И никто даже не вспомнил на этот раз о сале.
Наконец, горячий чай с конфетами завершил славный ужин.
И вот, мы в палатке. Усталость была такой, что хотелось упасть как есть и заснуть. Глаза сами закрывались, не поддаваясь указаниям мозга. Спать, скорее спать! Мы ждали этого момента так долго. Скорее раздеться, разложить одежду, сунуть что-то из неё под голову, залезть в спальник, проверить – уже из последних сил – на месте ли сумка с фотооборудованием и…
11 день
Вставали тяжело. Сил оставалось с каждым днём всё меньше. Ночного сна катастрофически не хватало для их восстановления. Но надо было двигаться, надо было спешить. Сроки нашего путешествия были ограничены временем выхода на работу. Только у меня оставалось в запасе ещё дня три. Но это ничего не меняло. Мы не успевали, это становилось очевидным. График не выполнялся. При таких дневных переходах – в три километра… Чего было ожидать!
Евгений уже не просто бормотал «не успеем», он стенал, будоража психику окружающих, выводя их из равновесия, подстрекал к бунту... Чего он добивался? Улететь отсюда всё равно бы не получилось… Он действительно не понимал, что теперь надо было только трудиться, что его стоны расслабляли команду, вносили разброд в мысли и, в конечном итоге тормозили движение? Не понимал? Или делал это сознательно? Это при том, что он быстрее всех стремился попасть в цивилизацию… Вряд ли. Всё это было отражением его настоящей натуры. Он просто был таким.
Здесь, на этих каменных полях, когда путешественников покидали последние силы, когда не было больше ни малейшей возможности надувать щеки, казаться кем-то, каждый становился собой. Слетали внешние оболочки, покрывающие настоящую натуру и маскирующие сущность человека. И он оставался голым перед собой и перед товарищами. Тут уж неважно было, кто он – директор или мусорщик, интеллектуал или крестьянин.
Всё это было важным где-то там, далеко, в другой жизни. Здесь же имело значение лишь одно – кто ты такой на самом деле. Один такой поход как выпавший нам, и человека можно узнать куда лучше, чем за долгие годы общения в обычной жизни. Теперь мы знали друг друга, знали, что ожидать от товарищей и, что было ещё важнее, – от самого себя…
Лёша был давним моим походным соратником. От него нельзя было ждать сюрпризов. Он был спокоен и флегматичен, рассудителен и осторожен. Он не любил рисковать, а если приходилось, нервничал и решения принимал сомнительные. И проходить порог, имея Лёшу капитаном судна, было предприятием рискованным… Великим здоровьем он не обладал, но никогда не стонал, если приходилось туго. Я знал, что в пределах его возможностей на него всегда можно было положиться. Этот не предаст.
Сергей впервые появился в нашей компании в Карелии. Громкий человек с неуёмной энергией. Щедрый и добрый, откровенный и весёлый. Неунывающий… ну почти никогда. Он всегда был готов поделиться с товарищем тем, что имел. Сергей пытался брать на себя самое тяжёлое, порой не рассчитывая своих сил. Готов был рискнуть, а иногда был склонен и к авантюре, и порой его инициативы было опасно пускать на самотёк… Кажется все, кто общался с ним, проникался симпатией к этому человеку.
Ну а Миша вообще возник внезапно. Никто не знал его. Совсем. Но тут, на Бур-Хойле, он уже был нашим. Было ясно, что он «то, что нужно». Не обладая богатырским телосложением, он тянул и тянул свинцовые баулы бесконечные километры волока, без устали тащил байдарку по камням, а на стоянке первым бросался в любую заявленную работу. И всё это – с улыбкой, даже если уже с жалостной… Жалобы – это не про него. Похоже, что ему действительно нравилось всё это, трудности, усталость… Если это было действительно так, то он первый, встреченный мной, похожий на меня… И та шивера со всей очевидностью доказала его душевную крепость.
Я готов был пойти в разведку с этими людьми. Но Женя… Он наверное сам не пойдёт с нами больше… И, думается, уж точно – со мной.
Я вытащил фотоаппарат и отправился побродить по окрестностям. Берег реки, на котором мы разбили лагерь, представлял собой широкий пологий склон. Он был сложен из каменных плит и острых обломков, слегка укатанных временем сверху.
Сплетения ягодников и берёзки были накручены на камнях подобно колючей проволоке. То тут, то там в этом рыжевато-зелёном покрове виднелись проплешины. Там пестрели навалы покрытых лишайниками камней. Встречались сухие обломки давным-давно упавших деревьев, тянущие вверх белые руки частых сучьев. Сразу за блестящей полосой реки высилась бурая стена уральских гор. Тяжёлые, приземистые, казалось, они заслоняли нам полнеба, нависали над Бур-Хойлой, над нашим лагерем… Серая пелена, лишь изредка прорывающаяся небесным светом, дополняла суровую картину. Было по-прежнему холодно. В этом полярном краю только яркое солнце могло на время прогреть прозрачный эфир, струящийся с океана.
Я поднялся повыше. Отдельные невысокие лиственницы росли здесь прямо из камней. Размеченная ими тундра поднималась тут до самого горизонта. Голые каменные развалы, светлели посреди сплошняком испещрённого ягодами неровного упругого ковра. Неожиданно выглянуло солнце, местность мгновенно изменилась. Я проворно поднял камеру…
Вернувшись к нашему лагерю, я застал его обитателей за делами. Миша возился у очага, рубил и подкидывал дрова, помешивал, Лёша орудовал тюбиком с клеем и нагретым в костре булыжником у зияющего рваными ранами брюха своего судна, Сергей, чернея широкой шляпой, склонился над грудой вещей, а вдалеке у реки с самого утра взмахивал спиннингом Евгений. Я тоже пробовал сегодня забросить блесну, но только чуть не потерял её, и даже спускал лодку, чтобы отцепить от камня.
Разложив карты, я сел на ближайший булыжник, взял в руку карандаш… Нужно было принимать решение. Похоже, мы окончательно выбились из графика, и представлялось очень сомнительным, что упущенное можно было наверстать. Вчерашний день показал, что такое сейчас Бур-Хойла: движение по ней было почти невозможно. Нарастало внутреннее напряжение – неужели придётся ломать маршрут? Идти по Тань-Ю и дальше вниз, до Оби… У нас не было нужных карт, да и километраж такого спуска впечатлял… Но какой ещё был выход? Мои сотоварищи смотрели на меня с надеждой. Ждали, что скажу. Что ж!
- Внимание! Всем, всем, всем! Надо обсудить кое-что! – громко объявил я, когда все члены нашей команды были в сборе. Я увидел четыре лица, обернувшихся на меня.
- Мы не укладываемся в график, и не успеваем к сроку! – сказал я.
- Ну! Что я говорил!.. – тут же среагировал Женя. – Мы никуда не успеем! Надо было заранее…
- Да погоди, ты! – оборвал его Сергей. – И что ты предлагаешь?
- Как я понимаю, увеличить сроки невозможно.
Все согласно закивали, Женя досадливо мотнул головой.
- Маршрут придётся изменить. Есть два варианта. Первый, простой – дойти до Пятиречья, и просто сплавиться по рекам до Оби. Это расстояние дай Бог! Но – по воде. Чтобы успеть, надо просто ломить, и всё.
- А второй? – спросил Михаил.
- Всё-таки перевалить через хребет, но по варианту покороче – через Лагорту-Ю.
Тут будет поменьше километров.
- По Лагорте вверх? – уточнил невозмутимый Лёша.
- Да.
Лёша удовлетворённо кивнул, и с удовольствием добавил:
- Значит, тащить вверх по камням.
- По каким камням, вы что! Хватит уже, наверно… Надо идти вниз – и всё! Какие перевалы, кому это надо! Да мы и так не успеем… Сколько километров получится?
- Вниз? Всё вместе около четырёх сотен.
- Вот! – обрадованно воскликнул Евгений. – Не успеем! Да мы и до Пятиречья-то не дойдём! Это нереально! Просто невозможно!
- Ну ты, Женя, опять начинаешь! – протянул Сергей. – Дойдём как-нибудь! Хариусов поедим, и дойдём!
- А не дойдём, так всегда можем обратно вернуться, - поддел наш медик.
- Куда обратно… Вы что!.. Да вы не понимаете ничего что ли!!..
- Ну ладно, куда идём? Я бы пошёл через перевал, - оборвал я женину речь.
- Тяжеловато будет, может всё-таки вниз, - неуверенно произнёс Лёша и с надеждой поглядел на остальных.
- Боюсь, не потянем вверх,.. тяжёло… Давай уж до Оби! – согласился с Лёшей капитан двойки.
- Пожалуй… я присоединюсь к ранее выступавшим товарищам, - завершил Миша. – Странно, конечно, но почему-то не хочется лезть вверх.
Женя досадливо махнул рукой:
- Да как хотите, всё равно не успеть…
Решение было принято, я посмотрел на карты, и половину засунул в угол кармана рюкзака. Эти нам не пригодятся, они вели нас на Пагу. Вздохнув, просмотрел на оставшиеся… Хорошо, догадался взять – так, на всякий случай – обзорную, там, хоть и очень мелко, был наш будущий путь. Были ещё схемы от руки из древнего отчёта наших земляков-путешественников. Кто мог знать, - а вот пригодились!
С неба опять заморосило. Вставив батарейки в навигатор, сделав записи, я подошёл к очагу.
Народ оживлённо беседовал. Новые планы вдохновили собравшихся у огня людей, появилась надежда –успеем, теперь успеем!
Доели уху. Холодная, она была очень хороша. Тут уж все вместе выскоблили ёмкость. Добавили кашей. Лук, чеснок, хрен, всё это было у нас, и шло весьма неплохо. Чай с карамельками завершил завтрак. Надо было собираться, а вот с этим у нас были проблемы…
Расслабившись от перспективы «лёгкого сплава», путешественники начали лениться. Сказывалась тут, конечно, и огромная усталость, накопившаяся к этому времени, но, главным образом, причина была психологическая. Зачем было спешить, напрягаться.
Долго, долго, долго собирались. Паковали рюкзаки, шутили и смеялись.
Складывалось ощущение, что мы подходили к финишу.
- Давайте живее! Не тормозить, не тормозить! – пытался я растормошить народ. – Времени у нас в обрез, ещё пахать и пахать….
- Да… да, конечно…
И потом, когда все уже были готовы, стояли у снаряжённых суден, ещё долго, медленно и плавно, ходил по берегу Лёша. Бродил, глядя под ноги, и только невозмутимо поглядывая в нашу сторону после очередного призыва поторопиться. Он искал что-то, носил к байдарке свои носки. Какие-то тряпочки, кусочки проволоки, всё это по-отдельности… Медленно и неспешно…
Так наш выход состоялся только к двум пополудни! И на этот раз без всяких уважительных причин.
Характер Бур-Хойлы не изменился к лучшему. Только чуть шире стало её русло. Нам это не помогло ничуть. Вода просто распределилась на большем пространстве, больше стало камней, но не стал глубже обтекающий их водяной слой. Зато ещё отчётливее проявилась регулярная структура этой бегущей с гор реки. Каждые пару-тройку сотен метров возникало малюсенькое озерцо, накапливающее ледяную воду беспокойной Бур-Хойлы. Затем следовал длинный широкий склон, густо заваленный разнокалиберными камнями – знаменитая здешняя «горка».
Вода вырывалась из озерца и с шумом скатывалась вниз, пробиваясь между каменными глыбами. Шума было много, а вот воды - нет. Местами байдарка тяжёлым брюхом мёртво сидела на камнях, а там, где её можно было бы провести, камни были навалены так часто, что предполагаемый проход был похож на до предела закрученный лабиринт. Развернуть лодку там было невозможно, тем более нашу тройку. Так и волокли мы её – снова и снова - прямо по камням. Где-то протаскивая, а где-то просто перенося через камни. Так, шаг за шагом, метр за метром, мы преодолевали трудные и длинные километры Бур-Хойлы.
Было бы проще, если бы нас не подстерегали ещё и ямы-ловушки, скрывающиеся между обломками скал. И так приходилось нелегко, каждый шаг приходилось выверять, нога ежесекундно могла скользнуть в щель между камнями, пойти на излом. Так я повредил себе щиколотку на правой ноге, и считал, что мне ещё повезло, хоть нога припухла, и я хромал. Мои напарники, угодив в срытые под водой ямы, нахватали воды в сапоги, но ноги их тоже, слава Богу, остались целыми.
Они шли теперь, хлюпая стекающей с промокших штанин в сапоги влагой. Лёша воспринимал всё это как должное, с философским спокойствием выливая из сапог очередную порцию воды. Женя не был настолько безмятежен, черпнув воды, он кривился, негромко чертыхался, на лице его отражалось всё, что он думал… о чём?
Технология нашего передвижения была предельно проста. Два человека брели рядом с лодкой. Один спереди, протаскивал её, ухватив за шпангоут, второй – сзади. И третий был на подхвате. Он вступал в дело, когда требовалось занести нос или корму байдарки, перетащить её через камни, протащить через какую-нибудь особо вредоносную мель…
То есть, в работе он был почти постоянно… Лишь изредка, на небольших озерообразных блюдцах реки, можно было чуть расслабиться. И – взять в руки спиннинг, забросить блесну. Большей частью этим занимался Евгений, рыбак со стажем. Ну и, по временам, я. Кидать следовало сразу в конце «горки»-шиверы, где взбаламученная падением вода только приходила в порядок. Там и обитали эти удивительные серебристые создания – хариусы.
Время от времени, нам удавалось вытянуть их из воды. Однажды мы даже сделали короткий привал на одном из таких шлюзиков Бур-Хойлы, и покидали блесну подольше. Тут надо было суметь выбрать именно то место, где ходил хариус, ибо еды у них хватало, и бегать за блеснувшей в воде искоркой, эти пресытившиеся рыбы не собирались. Под самым сливом, в камнях, только и удавалось их подцепить. Вскоре целый ворох серебристых тел, извивались прямо на дне нашего Тайменя. А блёсна то и дело вонзались в подводные камни, и тогда Лёша садился в лодку, и плыл на их спасение.
А когда время вышло, и пора было продолжить путь, Женя всё кидал и кидал, не в силах оторваться от любимого занятия. Может, стоило его не трогать? Ведь казалось, что только во время рыбалки он не жаловался на жизнь…
Второму экипажу приходилось тащить лодку вдвоём. Бескомпромиссный труд… Но было им и полегче в том, что лодка их была короче, и часто пролезала там, где нам оставалось только перетаскивать через камни.
Не так много времени прошло, когда Женя затянул о своём, значит, силы его уже кончались. Кажется, мы уже должны были научиться работать под его аккомпанемент. Он говорил вроде ни к кому и не обращаясь, негромко, но вполне отчётливо, с явным расчётом, чтобы его услышали. Говорил, говорил, говорил… Когда наступала грань, взрывался Лёша, затем я пытался развести их… Короткое, очень короткое молчание,.. и до нас вновь доносилось недовольное бормотание…
Так мы и шли. Фотографировать было некогда. Некогда было даже посмотреть по сторонам, чтобы ощутить вкус этих прекрасных мест. Очень редко выдавалась минута, когда я мог достать камеру…
Тут лежат наши фото: [URL=http://brodyaga.org/club/club.php/user/933/photo/
