Войти на сайт
График работы:
пн-пт: 10:00-20:00
сб-вс: 10:00-18:00

ЭЦ ТУРБАЗА

Украина, 40001, г. Сумы
ул. Герасима Кондратьева, 6  


Фиолетовые озёра. Рассказ о байдарочном походе по Карелии в июне 2005 года.

Страницы: 1
RSS
Фиолетовые озёра. Рассказ о байдарочном походе по Карелии в июне 2005 года., Автор отчёта: Сергей Родин
 
Автор отчёта: Сергей Родин

Фиолетовые озёра.  ЧАСТЬ 1.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мир не справедлив. Кто из нас раз за разом не убеждался в истинности этого банального утверждения? Но другого мира нет, и нам приходится жить в этом. Кто-то натужно несёт свой крест, кто-то бьется, силясь продавить резиновую стену обстоятельств и достичь чего-то, а кто-то пытается легко скользить по жизни, боясь даже на мгновение задержаться и задуматься о смысле такого серфинга. Но увы, все мы растеряны и ничтожны в этом стальном мире. В мире машин и денег. Мы даже не бежим по гаревой дорожке диною в жизнь, мы мечемся по огромному полю «необходимых» дел и «важных» обстоятельств. Суетливо и бессмысленно. Мы, люди, в разладе с самими собой в своём человеческом мире. Мы видим не то, что чувствуем, говорим не то, что думаем, делаем не то, что хотим, и желаем совсем не того, что проповедуем… Хотя тела наши здесь, но уже сознание размыто, а дух,.. – кто возьмётся найти его?

Это – картина цивилизации современного человека. Мир прогресса в стиле хай-тек.
Но есть мир другой. Он не знает гонки за лидером, не знает что такое карьера, слава и успех. Он лишён подлости и лицемерия, гордыни и высокомерия. Мир, где бывает тихо. Этот мир большой. Он гораздо больше суетливого мира человека, он бесконечен. И слава Богу, что есть ещё на земле его отражения, - места, наполненные его спокойной мощью. Попав туда однажды, человек приходит в согласие с собой. Там он может собрать воедино своё тело, сознание и дух. Парадокс, но именно там, оторвавшись от человеческого мира, он оказывается в состоянии стать человеком.
[spoiler]

Это чудо – погружение в великое безмолвие таёжной страны. Изнуряющий фон серого города, уже не замечаемый шум машин, бессмысленное бормотанье толпы, бесконечный телефонный трезвон, вся эта напряжённая и угрожающая какофония «стоящей жизни» остаётся где-то далеко за горизонтом настоящего. Тишина. Здесь она разлита везде. Сбившиеся неровными группками невысокие сосёнки, необычно яркие пушистые пихты, покрытые разноцветными мхами камни, мягкие и упругие ковры ягодников, всё это пронизано тишиной. Шорох листвы и хвои, птичьи крики, шум озёрной волны  и грохот порогов странным образом не нарушают её, тишину.
Не нужно бояться удивительной растерянности чувств, странности телесных ощущений, это не болезнь, а радость твоего существа, человек. Это пройдёт вскоре, останется лишь радость и уверенность в правоте этого неожиданно открывшегося большого мира. А когда ты с удивлением обнаружишь, что любая мысль при попытке возвратиться к миру асфальтовой жизни натыкается на невидимый каучук, радуйся, - ты не безнадёжен. Это твоё сознание выздоравливает. Шаг за шагом.

Иди, вдыхай невидимый бальзам, наблюдай. Синее-синее небо с длинными слоистыми облаками, древние обросшие светло-серыми космами камни, седые мхи и лишайники, упругие плотные ягодники на кочках вечно подсыхающих болот, глубоко фиолетовые воды блюдец-озёр, мягкая светло-зелёная хвоя невысоких деревьев, их ветви-руки, тянущиеся к свету, воздух-абсолют. И – непременная тишина.

Иди. Надо наметить маршрут, загрузить байдарку, выгрести против волны, разведать порог, преодолеть его, найти стоянку, поставить палатку, заготовить дрова, развести костёр, приготовить пищу, высушить вещи, залатать шкуру байдарки… Оказывается он такой удивительный, - этот мир простых событий и действий.

И дальше, дальше, дальше. По тайге. Сквозь тишину: к себе.

В Карелии…

И ТАК...

Так часто бывает, - чем ближе момент отправления, тем большее смятение овладевает потенциальными походниками. Этот раз не был исключением. Особенность была в том, что количество желающих составить мне компанию оказалось великим. Их набиралось уже байдарки на три – четыре, когда же срок отбытия был решительно определён, и подготовка перешла в последнюю фазу – практическую, начались отказы. По объективным (по каким же ещё) обстоятельствам, с извинениями, со словами вроде «вот если бы…» и «вот в следующий раз…». Так нас осталось пятеро, но и это было рекордом.

Вот эти отчаянные искатели приключений, не убоявшиеся вверить себя в мои сомнительные руки. Вот эти четверо, возвысившие свой дух к воссоединению с нашей матерью природой.

Лёша Муратов – мой постоянный напарник по походам, его особенно инструктировать смысла не имело, и надеяться на его предусмотрительность не приходилось. Он точно забудет, подумает что-то своё и в итоге всё равно не сделает как надо. Он и байдарку с принадлежностями готовит обычно в последнюю ночь («а что такого?»). Но Лёша незаменим в любом походе, и далеко не только своей байдаркой. Он вносит в поход особый терпкий привкус, своеобразие мягкой нетерпимости ко всему вершащемуся вокруг него. Он выступает этаким перманентным походным Саванароллой. Непримиримым борцом со всем, что доступно его мудрому, всегда утомлённому взгляду. И ещё, - не бывает такого, чтобы он не болел. Так что, пускаясь в путешествие с Лёшей, надо быть готовым к надсадному кашлю по утрам, тяжёлым вздохам и виду – человека, сокрушенного горем.

Сергей Тесленко – его давний друг. Это тот самый человек, который много лет, в каждую нашу встречу на днях рождениях Лёши собирался «в этот раз точно, вот только договориться на работе,.. и байдарку мне подлатать,.. скажите, когда пойдём, и я…», и – не шёл. Эти разговоры были уже традицией, натуральным стилем общения на тех днях рождения. Но вот, программа нарушилась, и он… пошёл! Он стал нашим вечным двигателем, источником энергии и (в ту же секунду) её расточителем. Он всегда был готов к бешеной деятельности, и совсем неважно, если эта деятельность была излишней или даже вредоносной для общего дела. Главное – сам процесс. Он был и тем источником постоянного шума, что сопровождал нас на всём пути и распугивал лесных обитателей.

Марина Киселёва – соратник по военным будням в подмосковных частях ПВО, организованная и дисциплинированная. Чтобы описать, как она загорелась при упоминании о моём походе в Карелию, надо сочинить отдельный рассказ. Она не бывала ни в каких походах: никогда и нигде. Позже она призналась, что долго колебалась, и чем больше сомневалась, тем больше волновалась от этого (вдруг не пойду…), но решила «сейчас или никогда», ввергнув в шок своего безмятежно дремавшего супруга. Живёт в ней, оказалось, дух авантюризма. И вот – она разбавила наш мужской коллектив. В походе она ни разу не проявила того ужаса, который овладевал ею от наших предприятий, именно она была нашим оплотом стойкости.

Миша Прохоров, - он был просто необходим, чтобы уравновесить опасный тандем утомительной мудрости и разнузданной энергии упомянутых вначале членов нашего коллектива. Во многом благодаря его спокойной деловитости пар из сосуда высокого давления одного из членов нашей артели не разнёс нас вдребезги. И только благодаря его поварскому таланту мы закончили поход без отравлений.
Когда я выбрал маршрут и определился со временем, то думал о походе в компании только с Лёшей. Но стоило мне лишь упомянуть о предстоящем событии и возможности «взять кого-нибудь третьим в байдарку», тут же, как по мановению волшебной палочки, возникли многочисленные «третьи» алчущие. И случилось так, что мне пришлось взвалить на себя груз ответственности за разработку, организацию похода и руководство группой... Никогда не горел желанием быть общественником, и вот – привелось.

Подготовку начал загодя. Закупил недостающее оборудование, в том числе новую лёгкую палатку 2 на 2 метра, лопату-тесак, цепную складную пилу и много ещё чего по мелочи. Распределил некоторые покупки и по членам нашей группы. Главное было – обеспечить безопасность, и тут не обойтись без шлемов и спасжилетов. Каждый доставал их как и где мог. А отсюда и то экзотическое зрелище, которое представляли мы в полной походной экипировке. Тут особенно отличились Сергей и Лёша. Спасательный жилет Сергея особой ручной работы можно было смело выставлять на любой выставке поп-арта. Он состоял из здоровенных оранжевых кусков пенопласта. Они, причудливо бугрясь по его телу, создавали образ реликтового чудовища, случайно занесённого в наше время. Ну а Лёшин был составлен, вероятно, тем же умельцем из умилительных белых пенопластовых чушек, изыскано сочетанных верёвочкой.

Не смотря ни на что, подготовка была завершена к сроку, и мы, собравшись на вокзале со своей громоздкой поклажей, впервые посмотрели в глаза друг другу. Все знали меня, друг друга – лишь немногие. И вот, - поезд тронулся, а мы сидели в блестящем и красивом купе нового Буревестника, заваленные поклажей, счастливые и полные ожиданий.

В Москве ожидаемая помощь не последовала, и мы таскали всё своё на себе: с Курского вокзала на Ленинградский. Любопытные взгляды москвичей (и, конечно, гостей города) вполне красноречиво свидетельствовали о… необычности нашей тяжело дышащей, обливающейся потом группы. Но и тут из необычных особенным был наш «вечный двигатель». Его имущество всё, вместе с байдаркой, было (хотел было написать – «плотно», но поймал себя на этой неправде) упаковано в один баул, баулище. С красным от невозможной натуги лицом, он медленно передвигался по оказавшимся такими низкими переходам, и, плавно качая своей пизанской башней, варварски обдирал мраморные потолки московского метро. Остальным, обвешанным рюкзаками со всех сторон, было не проще, так что отдых - ожидание поезда на Ленинградском вокзале был заслуженным.

Вечером мы успешно загрузились на Мурманский поезд, по ходу дела обменявшись приветствиями с неожиданными коллегами, – отправляющимися в Карелию на катамаранах. Дальше – обычное дело: кроссворды, сон, разговоры (споры Лёши со всеми), еда, еда… Так прошла ночь, день, поезд без устали стремил нас на север. И вот наступила следующая ночь, которую мы так давно ждали. Мы собрали свои мешки и ко времени были готовы. И тогда глубокой ночью, во втором часу, поезд оставил нас на памятной станции Энгозеро и, тоскливо протрубив, ушёл за поворот.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Мы остались стоять у горы торопливо скинутых вещей. Ночь: тихо и… совсем светло! Вот вы какие, белые ночи… Но некогда было предаваться мечтаниям, нам надо было добраться до Боярской, я отправился на разведку к одиноко темнеющему прямоугольнику станционного строения. Меня ждало разочарование. Увы, здесь осталась всего одна электричка, видать по случайности не ликвидированная с советских времён. Она проходила на север мимо Энгозера около 10 утра, а вечером возвращалась. Всё…

Пока я лихорадочно обдумывал наши дальнейшие планы, мои сотоварищи торговались с хозяевами невесть откуда появившегося Уаза-«буханки», упоенно заломившие (ура, лохи прибыли, пора раскрутить их на пару тысяч!) нелепую цену за переправку нас до Боярской. Итак, нам предстояло провести ночь здесь, прямо на улице. Ключ от «зала ожидания» (комнатки в каком-никаком строении), как выяснилось, унесла с собой сменившаяся дежурная по станции. Мы подтащили вещи к строению и расположились на чудом уцелевших тут скамейках. Приготовились, было, подремать. Но начало июня в северной Карелии – не место для расслабленного отдыха. Постепенно холод показал кто тут хозяин, изо рта шёл пар. То один, то другой из нас натягивал на себя что-то из своих запасов, чуть погодя распаковались и спальники. Мы кутались в них, но всё это мало помогало. А ночь ещё только началась…

Когда к нам подкатила ещё один Уаз с кузовком, мы не стали даже носа высовывать, нам всё уже ясно было с аборигенами. Но нам повезло, это были другие люди. Парень, слегка «под газом» сам спросил нас: «Сколько дадите?». «Пятьсот!» И он согласился. И тут мы высунули носы из своих покрывал, и быстро-быстро начали вновь паковаться и грузиться.

Набились мы в машину под завязку. Так кроме нас там уже сидели тоже «весёлые» две девицы. Так мы и тряслись, петляя по широкой каменистой дороге до Боярской. Водитель гнал, и в основном почему-то… по левой стороне дороги. По пути заезжали куда-то к ним, они звали нас в гости, развлекали случаями из жизни, предлагали заехать и после маршрута… А мы никак не могли дождаться НАЧАЛА.
Выгрузились прямо у железнодорожных путей, ближе к реке проехать не смогли, как водитель ни пытался, курсируя туда-сюда вдоль рельсов. Попрощались с нашими новыми знакомыми тепло, видно было, что они рады были помочь нам, и ещё им почему-то приглянулось, что мы из Нижнего Новгорода (..?!).

Солнце ярким яичным желтком уже давно выкатилось из-за горизонта, когда мы, нагрузившись, преодолевали стоящие на станции эшелоны и, ежесекундно рискуя свалиться, карабкались вниз по крутому склону – к озеру, к воде, к нашей цели.
Место сборки было не самое лучшее, болотистое. Чуть дальше на берегу, видели мы, было посуше и поровнее. Но мы полагали задержаться здесь ровно на время сборки байдарок.

- Ну что? Погодите собирать, давайте снимемся! – предложил я, заметив, что Сергей уже вскрыл баул с байдаркой.
- Давай! Где? Здесь? Как встать? – посыпались вопросы. И вот, первый походный
снимок состоялся – среди живописной кучи пожиток у озера Боярского.

Байдарка никогда не собирается с первого раза. Сколь много раз ты не собирал её, всё равно начнёшь неправильно. Так было и на этот раз. Мы двумя бригадами составляли наши судна, а Марина снимала нас камерой и зачем-то пыталась помочь. Но помогать таким ассам бесполезно, - и мы справились (таки в конце концов, чёрт бы их побрал… и т.д.) сами.

Ветра почти не было, вода была спокойной, она слегка всплескивала у наших ног, шуршала, шептала что-то, бормотали тёмно-зелёные деревья, прикрытые светлой ночной тенью. А на горизонте уже давно, сверкая и переливаясь, разливалась золотая лава бесконечно длинного карельского рассвета. Нашего первого рассвета.
Конечно же, я не мог не сделать памятные снимки. Ночные, «белоночные».
Байдарки, в конце концов, были собраны, вещи погружены, команды распределены. Тихонько мы отчалили от берега, и носы наших «клиперов» взрезали первую карельскую воду.

В тройке нас было (угадайте) трое. Кроме нас с Лёшей – Марина. Все мы настроились на долгое путешествие, приготовились к такой долгожданной встрече. С Карелией. Мы так долго стремились сюда. И вот, наконец, мы смогли набрать полные лёгкие этого прозрачного эфира, - вкусного карельского воздуха, сделали чуток взмахов вёслами… Я вздрогнул от неожиданности, - над тихими водами пронёсся вопль: «Сними меня!» Я не понял. «Сними меня! Скорее, сними!!» Это кричал Сергей. «Вот я подгребу, и снимай! А вон смотри, скалы, - фотографируй их! Эх, какие, скорее, вон оттуда сними! И отсюда… Вот так фотографируй, нет, лучше так!» Увы, это было только начало, теперь нам следовало привыкнуть к мысли, что отныне наедине со своими мыслями, со своими чувствами нам остаться было не суждено.

Карелия встретила нас сумрачно, выплывавшее из-за горизонта светило закатилось за серую пелену, но это не испортило нам настроя. Незнакомо и красиво было всё вкруг нас. Плоские приземистые берега с изумрудной, яркой даже в тени, зеленью, коричневые каменные террасы, временами разрывавшие этот зелёный пояс, и – вода. Удивительная, холодная, спокойная. Такого я не видал раньше, она была странного цвета – глубокого фиолетового. Мне подумалось, что это лишь причуды освещения, выйдет солнце, и озёра возвратят себе обычный вид. Но нет, они были именно такими, - фиолетовые карельские озёра… Я пригоршней зачерпнул фиолетовой влаги, выпил и ощутил её вкус. Это был необычный, не передаваемый словами вкус. Вкус древних растаявших ледников, некогда напитавших здешние ложбины своей тысячелетней жизнью.

Так мы, обвыкая, вспоминая ощущение весла, неспешно двигались по первому своему озёру – большому озеру Боярскому.

Лёшина «тройка» сразу показала свой новый норов. Обтянутая новой пластиковой шкурой, ставшая скользкой и лёгкой, она была совсем не похожа на ту, которую мы привыкли ощущать под собой. Она изо всех сил уводила вправо. Она совершенно не реагировала на наши усилия, так, что порой приводила нас в растерянность. А Марина, впервые взявшая в руки весло, производила с ним такие манипуляции, о возможности которых я и не догадывался... Но мы не сдавались и шли вперёд, за двойкой с её шумным рулевым.

Вот и первый перекат. Он ознаменовал проход в озеро Большое (которое оказалось совсем не большим). Быстро и легко прошли мы его, - с почином! Ух, если и дальше так пойдёт, - радовались мы. Глупцы… Озёра смотрели на нас, тихо посмеиваясь, они-то точно знали, что нас ждёт впереди. Мы же, вдохновлённые своим первым успехом, уже опытные, устремились дальше.

Первый безымянный порог встретил нас сразу после Большого. Я не ожидал порога здесь, описание поместило его дальше по маршруту, хоть описан порог был верно... Что же, доверяй, но проверяй. Большая масса скопившейся в речном расширении-резервуаре воды, перекатываясь через мелкий карниз, устремлялась в узкую горловину с камнями по бокам. Высадив Марину и отправив её с видеокамерой ниже по течению, мы пошли первыми. И тут байдарка в полной красе показала свой норов. Когда точка возврата была пройдена, перед самым сливом она просто взяла и развернулась к сливу боком… Едва, едва, мы с Лёшей, поймав инерцию поворота байдарки, сумели её выровнять… кормой вперёд. И так – преодолели первый порог. Удивительно - чисто! Я мгновенно крутанулся лицом вперёд, и правил, Лёша же так и продрейфовал, затылком рассекая встречный ветер. Но дело сделано, возбуждённые и восторженные, мы обменивались эмоциями, когда «двойка», последовавшая за нами, боролась с коварными валунами. Её экипаж оказался не так удачлив, правильно войдя в порог, они сумели дважды серьёзно напороться на камни, так, что пришлось вылезать из судна и, обдирая байдарочную шкуру, стаскивать его руками. Соскочив с порога, они тут же ушли к берегу, - был необходим экспресс-ремонт.

Нам же с Лёшей надо было возвратить на борт Марину, мы (довольные и счастливые) резко развернули байдарку носом к левому берегу, подставив борт под мощную струю, идущую с порога. Байдарка тут же качнулась, черпнула воды, мы попытались своими телами скомпенсировать крен, но, увы! Спустя мгновение байдарка перевернулась, и мы очутились в воде. Надо признать, что это был красивый, классический, правильный оверкиль. Эмоций не было никаких, руки сами делали что надо. Одной рукой удерживая вещи в байдарке, другой, загребая к ближайшему (правому) берегу. На нас были резиновые комбинезоны Л1, они мгновенно превратились в ёмкости с водой весом в центнер, это придало нашему положению особую пикантность. Если бы байдарка, за которую мы держались, потеряла плавучесть… Ведь под ногами дна не было!

Но мы смогли добраться до берега. Он был болотистым, лишённым хоть какого-нибудь сухого клочка. Мы едва смогли выволочь байдарку и себя в раздувшихся от воды баллонах в это болото. Первым делом вытащив себя из Л1, мы начали разгрузку байдарки. Промокло всё. Стоя почти по пояс в ледяной болотине, мы вытягивали из нашего многострадального судна пожитки, отжимали и бесформенными сочащимися комьями пытались пристроить их на торчащих вокруг ветках жидкой древесной поросли, на чахлых кустиках травы. Вещи шлёпались в воду, мы вытаскивали их вновь, вновь отжимали… Рюкзаки же и вовсе, прислонив к чему-то ненадёжному, поставили прямо в воду, - и уж что там творилось в них… Лёша вёл себя мужественно, ни одной жалобы я не услыхал от него, хоть видно было, как он замёрз и устал. Дрожащий, с синими губами, он стоял в ледяной воде и, стиснув зубы, медленно как зомби, продолжал манипуляции с вещами.

Но главное было в том, что практически всё своё имущество мы сохранили. Нам повезло, ведь мы не успели ещё разгрузить свои рюкзаки и распределить вещи по закоулком своих судов. Лишь кое-что по мелочи осталось лежать на дне у порога. Лишились мы, в том числе, и клизмы для откачки воды, а она нам впоследствии весьма бы пригодилась. Но мы были живы, здоровы, мокры и полны впечатлений.
Итак, мы с Лёшей перевернули и освободили от воды байдарку, загрузили её вновь, разделись и отжали одежду. И, спустя час после кораблекрушения, отчалили от спасительного болота.

Что же делал экипаж «двойки», почему он не пришёл нам на помощь? Это совершенно удивительно, но правда, - они просто-напросто не знали о произошедшем! Миша с Сергеем, едва вырвавшись из крепких каменных объятий порога, затеяли свою историю. Пока мы боролись за свою и байдарки жизнь, они метрах в ста ниже на противоположном берегу ремонтировали продранное на пороге днище своего «Тайменя». Они доканчивали ремонт, когда мы, голые, мокрые и весёлые, подгребли к ним. Они не поверили нам с Лёшей, больше того, наш «шумный дух» Сергей, здесь же начал доказывать нам, что не могло такого быть… И тут же продолжил, что он видал как мы здорово прошли порог, а вот они дважды таранили камни, что такого не должно было случиться, что он не простит себе такого, что теперь он опозорен на всю жизнь. И вновь вывод: мы не могли перевернуться… Только подошедшая к месту ремонта Марина, подтвердив наши слова, кажется, смогла его убедить. Марина всё это время, бессильная нам помочь, металась с видеокамерой вдоль берега. Но снять наше крушение она… не догадалась. Вот это было жаль. Кадры кораблекрушения и спасения украсили бы наш фильм.

Но вот, кажется, обсудили всё, оба экипажа были готовы к продолжению, и мы продолжили.

Проливы меж озёрами здесь были узкими, да и сами озёра были нешироки. Приходилось маневрировать. Одежду, кроссовки я развесил по бортам байдарки, чтобы хоть немного просушить. Можно было расслабиться, описание говорило, что рядом порогов больше нет, ведь мы только что «покорили» единственный, указанный там. Можно было не опасаться… Это мы так думали - и поплатились за это.
Позже выяснилось, что всего здесь недалеко друг от друга существовало два порога, у нас на карте был отмечен лишь один – второй, а описан другой, непомеченный, – первый… Даже вот так.

А начался этот «неописанный» простым перекатом с поворотом налево, мы вошли в него расслабленно, беседуя и обсуждая недавнее происшествие. Но за поворотом разговоры смолкли, - начался порог. Назад было уже не отыграть, мы сконцентрировались и пошли. Первой потерей оказались мои кроссовки, «сушащиеся» на борту, одну из них Лёша успел подхватить, вторую же мы искали до Белого моря…
Камни стояли плотно, но струя была. По ней мы шли, принимая на себя и на разложенную «для просушки» одежду, вспененную влагу. Всё шло удачно, но вот последовал ещё поворот налево, и – участок метров 50 с сильным перепадом высот и мощным потоком, разбивающимся о нижние камни. Мы, не успев ни о чём подумать, сходу влетели туда. Марина сидела тихо-тихо, прижав весло к груди, а мы с Лёшей яростно отбивались от проносящихся каменных хищников. И на самом выходе, когда  мы уже готовы были праздновать победу, байдарка с размаху со скрежетом и хрустом наехала на мощный валун-отбойник, последний и самый мощный в пороге. Не успели сманеврировать… Да, даже облегчённая «тройка» явно не была ласточкой, скорее она напоминала длинную неуклюжую баржу.

И вот эта баржа, гружённая нашими телами, прочно сидела на скале, и никакие наши усилия не могли сдвинуть её с места. А из пропоротого днища бил фонтан воды. Пытаясь как-то сдёрнуть байдарку, я выскочил в воду, но напор водного потока и вес байдарки не позволил даже чуть протащить её. Лёша сидел на корме, ухватив камень руками (если бы байдарку развернуло боком к потоку, перевернуло бы мгновенно). Я тянул. Марина сидела по пояс в воде, молчала и смотрела на меня широко открытыми преданными глазами… А вдали уже давно что-то кричал Сергей… Что же: «Марина, за борт!» - пришлось скомандовать мне. И она тут же оставила тонущее судно. Только после этого и с помощью подоспевшего второго экипажа удалось начать спасательные работы, и подтянуть наш Таймень к берегу.
Здесь тоже было болотисто. Вторично залитое имущество мы повыкидывали на берег, вытянули байдарку, - следы аварии на ней были очевидны. Варварски вогнуто дюралевое ребро, выломан стрингер, рваная пробоина на днище… С почином!
А было-то всего около 10 утра, и стало ясно, - на сегодня наш путь закончен. Поломанная тройка, продранная двойка, хорошо вымоченные вещи... Нам удалось пройти 12 километров, что же, в нашем положении может и неплохо?

Было совсем не тепло. Лёша стоял на берегу, среди болотных кочек, растерянно оглядывая мокрые раскиданные кучки и исковерканную байдарку, трясущийся знатной дрожью, замёрзший и несчастный…

Нужно было срочно искать место для аварийной стоянки. Кое-что из вещей мы сразу загрузили в двойку и Миша отправился на ней искать место. Лёша с Сергеем занялись экспресс-ремонтом. Сделать на месте можно было немногое, - хоть немного выправить ребро и заклеить шкуру скотчем, чтобы довести байдарку до места стоянки.

Бивуак мы разбили прямо на вершине каменного холма, покрытого лесом. Ничего более пригодного поблизости не оказалось. Чтобы перенести вещи и наши судна пришлось серьёзно поработать. Непросто таскать по крутому заросшему склону. Далеко и высоко. Ноги скользили по камням, руки просились ухватиться за ветви зарослей, но – они были заняты бесформенными мешками и баулами, из которых капала,.. нет, лилась вода… А байдарки мы, лишь немного, с большим трудом, затащили на береговой горб и, опрокинув, оставили обсыхать среди маскирующих их тела кустов. Было совершенно бесперспективно тянуть их выше, в лагерь.
Но вот, вещи в основном перенесены, палатка поставлена (это было всегда моей заботой), и каждый, не договариваясь, занялся своим делом. Лёша с несчастным видом и Сергей с боевым принялись за ремонт байдарок, Мише с Мариной достался дрова и костёр.

Ну а я взялся за самое интересное – разбор бесформенных мокрых груд, сваленных вокруг палатки. Мой и лёшин рюкзаки были наполнены водой, и мне доставило немало удовольствия освобождать их от промокшего содержимого. Зато тут я понял, как прав был, приготовив сравнительно непромокаемые мешки для своих вещей. Эти ярко жёлтые мешки были сырыми снаружи, внутри же вещи пострадали совсем немного, да и спальник свой я, ещё в реке буксируя байдарку, пытался придерживать повыше, и он промок не весь. В отличие от лёшиного. Он, как было (и будет!) всегда, не озаботился такими мелочами, ведь всё это настолько незначительно по сравнению с по-настоящему волнующими его проблемами морали и этики человечества… Одним словом, его спальник был похож на хороший сочный беляш, впрочем как и рюкзак со всеми находящимися там вещами, небрежно засунутыми его твёрдой рукой. Я не был удивлён, я знал и так, что Лёша неисправим и никогда не будет готовиться к встрече с суровой натурой. Хуже было, что в нашей байдарке находился рюкзак со всем провиантом. Все многочисленные полиэтиленовые мешки и оболочки не спасли его от карельской влаги. Она проникла повсюду – в крупы, соевое мясо, макароны… Только консервные банки самодовольно поблёскивали тусклыми влажными боками.

Плохо дело обстояло и с медикаментами. Вода проникла в пакет, и мне пришлось выкладывать все таблетки, бинты, пластыри и прочее на плоском мшистом камне и прижимать всё это пузырьками, - ветер ежеминутно пытался сдуть что-нибудь «из ненужного». Добралась вода и до моих бумаг – записей, карт (как я их не упаковывал в пластик) и описаний. И их я разложил по шершавым карельским камням, - они сворачивались, подсыхая, в неприглядные мятые комки. Пусть так, лишь бы высохли, не распались, - думалось мне. Пристроив на камень навигатор, я ещё раз порадовался его непромокаемости, хотя ёмкости батарейкам холодные купания, как выяснилось, отнюдь не добавляют.

Прошло не так много времени, и наш бивуак превратился в подобие древнего капища. В центре ровной пирамидкой синела палатка, рядом дымился очаг, а дальше нескончаемой спиралью возвышались сырые бугорки, светлые и тёмные сочащиеся влагой шлепки, мокро поблескивающие россыпи мелочей. Всё это – разложенное для просушки не утопленное сегодня имущество.

Весёлыми разноцветными островками красовались кучки кураги, изюма и конфет с шоколадом, - это подсыхали подготовленные мной НЗ на каждого члена нашей команды, - они смешались в удивительные липкие комья, и мне стоило особенных усилий разделить всё это.

На сучьях деревьев висели наши резиновые Л1, оставшаяся обувь, одежда. И на перекинутых от дерева к дереву валежинах – спальники. Сильно пригодилась и верёвка, предусмотрительно взятая нами. Холодное солнце, к вечеру появившееся на небосклоне, местами пробивалось сквозь древесные кроны и расцвечивало этот живописный холст яркими пятнами. Но жара его, увы, было недостаточно, чтобы высушить до ночи всё это мокрое изобилие.

Наконец можно было внимательнее рассмотреть приютивший нас карельский уголок. Он представлял собой выход из-под земли мощных каменных пластин, покрытых как кожей тонким слоем мха (за него я и зацепил еле-еле колышки палатки).

Растительность была смешанной, деревья стояли нечасто, они были невысокими, закутавшимися в серые шершавые драпировки. Большие и маленькие валуны, тоже покрытые серыми мхами и лишайниками, обильно украшали этот холм. И ягодники – брусничник, черничник, на котором уже виднелись зарождающиеся ещё зелёные бусинки ягод. Я сорвал пару из них и положил в рот: они были мягкими и безвкусными, конечно, - их время ещё не наступило.

Хозяева байдарок всё трудились на своей верфи. Иногда они метались наверх к палатке, чтобы взять из рюкзака что-то из инструмента. Если это был Сергей, то мы получали заряд энергии и, заодно, полный набор советов по всем вопросам. Если же к нам поднимался Лёша, то он ничего не советовал, лишь осуждающе и грустно посмотрев на нас, вновь уходил вниз, оставив нам только дуновение ветерка от вытянутых коленей-пузырей своих когда-то синих трико…

Костёр горел, обвешанный со всех сторон жаждущими высохнуть вещами. Я приготовил продукты для сегодняшней трапезы, Миша принялся кашеварить, Марина, разложив свой (сухой) спальный мешок на камнях, вытянулась на нём и затихла, - видно боролась со стрессом. И я, наконец, смог распаковать фотокамеру и отправиться на пленер.

И вот наступил благословенный час приёма пищи. Первая карельская трапеза, как приятна она была, как вкусна непритязательная еда – пакетный суп из походного котелка, с луком и чесноком, чёрным хлебом. Тут уж было не до разговоров, умолк даже наш оратор. К сожалению – на время…

К вечеру я сходил на рыбалку. Едва нашёл место где встать среди густых зарослей. Долго-долго разбирался с занятым для похода спиннингом (новая для меня техника). И после - долго и напрасно кидал блесну. Рыба отдыхает, - подумалось мне. Как выяснилось в последствии, она была в длительном отпуске.
В палатке устраивались непросто. По инструкции, придуманной китайцами, она была двухместной. Нас же было пятеро, и я, покупая это произведение искусства, полагал, что мы сумеем-таки уместить в нём свои тела. В конце концов, так и вышло. Мы лежали плотно, подобно балтийским шпротам в банке. С правого края я, с левого (подальше от моих уставших ушей) – наш разговорчивый друг.

Миша сразу проявил себя: он заснул, едва коснулся головой поверхности. Мы, остальные, долго искали себе место, влезали в мешки, впихивали себя уже в мешках в ряд лежащих тел… А потом, уже готовые ко сну, наблюдали за размеренными неторопливыми действиями Лёши, начавшего долгий процесс подготовки к ночи.

Я-то был готов к такому представлению, остальные видали действо впервые. Это было пиршество лёшиного духа. Вначале мы лицезрели переодевание Лёши, это было не тот быстрый процесс «вылез-влез», к которому привык современный человек, который он давно уже просто не замечал, нет, это было торжественное переоблачение. Подобное, наверное, происходило в древних языческих храмах перед принесением жрецами жертвы богам. Вся лёшина ночная одежда (иначе говоря, вообще вся одежда) была аккуратно разложена им по палатке и приготовлена к процессу. Каждый элемент одеяния Лёша снимал с себя осторожно, осматривал его, складывал, клал на свободное (где он его только находил!) место и приступал к следующему. Затем началось облачение. И тут он не отступил от Принципа: всё надеваемое на себя должно было вначале долго (очень долго) разыскиваться, потом внимательно и печально рассматриваться с горьким киванием головой и вздохами, и только после этого с видом, свидетельствующим о неизбывном лёшином горе, надеваться. И так каждая вещь. Их было так много, что нам не суждено было увидать последний акт спектакля. Как мы не крепились, глаза наши сомкнулись и мы, увы, так и не узнали, была ли, наконец, принесена жертва или нет…

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Всю ночь стены палатки светились белым люминесцентным светом, это нас приветствовали карельские белые ночи. Но сон был крепким… и длинным. Встали окончательно только к десяти. И тут выяснилось, что это у меня сон был крепким, ну (это само собой) у Миши ещё, остальные же наши сотоварищи… Марина заявила, что она вообще не может спать в палатке на такой твёрдой земле, что она не жалуется, но пусть все знают, что спать отныне, пока она в походе, ей просто не суждено. Сергей жаловался на ужасную тесноту, благодаря которой он тоже «всю ночь не спал». Ну а Лёша… он не произнёс ни единого слова, он просто жалобно вздыхал и морщился, потирая спину, руки, ноги… да всё, до чего дотягивался дланью. Вид его красноречиво свидетельствовал, что самый большой урон здоровью этой ночью был нанесён именно ему. Итак, прошла наша первая карельская ночь.
Жёлтое солнце давно уже расцветило нашу обитель. Яркие пятна затейливо двигались по седым камням и белесым ветвям хилых хвойных деревьев, следуя игре облаков на небосводе. Лёгкий ветерок нёс прохладу, приятно освежал лицо и шуршал в кронах. Я с удовольствием потянулся, - хорошо!

Позавтракали наивкуснейшей кашей с тушёнкой. Эта такая «страшная» ночёвка не отбила, однако, аппетита ни у одного из ночных страдальцев.

Сбирались долго. Попробуй-ка, собери всю тысячу мелочей, рассеянных на акре нашего стойбища. А ведь всё это нужно было ещё упаковать, приготовить к новым испытаниям… Да, именно это занозой сидело в голове каждого из нас. Испытания… Если в первый же, наверное – думалось каждому из нас - лёгкий, день нашего путешествия мы продрали обе байдарки, погнули каркас одной из них, посидели на камнях, даже кильнулись, то что же тогда ждёт нас дальше?.. Окончательное уничтожение байдарок, потеря имущества, пробивание голов,.. - крушение Титаника?! Не хотелось думать об этом, хотелось верить, что мы выбрали нашу аварийную квоту, и дальше всё будет легко. Конечно, мы не знали тогда, что Карелия приготовила нам кое-что ещё, что испытания только начинаются. Но не знали мы и то, что все будущие кораблекрушения мы перенесём легко и весело: и это тоже будет последствием нашего первого – такого – дня.

Я успел с неизменным нулевым результатом побросать блесну, Лёша успел долго-долго поискать чехол от своего спальника (он оказался, естественно, на месте крушения, куда пришлось сплавать специально), Марина – позагорать (хоть и частично). И вот во втором часу мы отчалили на почти новых суднах.

Резвости ни у кого не наблюдалось, и мы шли, еле ворочая налившимися свинцом руками. Марина пыталась нам помогать, но лучше бы она этого не делала, как она, впрочем, вскоре и поступила. Лёшин Таймень в новой облегчённой шкуре проявил себя в полной красе, он был практически неуправляем и двигался как хотел сам! В результате мы шли галсами, забирая то вправо, то влево, непрерывно выправляя курс, а стоило поднять вёсла, как байдарка тут же разворачивалась поперёк течения… Поразительно, что при этом мы ещё продвигались вперёд. Оклеенная же тяжёлой автомобильной резиной, подобная дредноуту, двойка шла ровно.

Так мы с Лёшей и мучались (думали мы), пока не вышли в озеро Кулежму. Тут-то мы и поняли, что в действительности до этого отдыхали.

Сильный ветер! Он раскачал в озере волны, они захлёстывали нашу и так «юркую» байдарку, сбивали нос в сторону, разворачивали боком. Мы просто не могли выгрести. Байдарка забирала всё правее и правее, хоть мы уже давно и в полную силу гребли правыми вёслами! А броненосец – двойка шёл себе почти спокойно... В конце концов, наше судно развернуло бортом к ветру и прибило к каменной гряде в середине озера. Волны всё больше и больше раскачивали байдарку, перехлёстывали через борт, возникла реальная опасность перевёртывания (на середине-то озера!). А с наветренной стороны до нас доносились приглушенные расстоянием фрагменты криков: «Тут сними… и там вон ещё сними… чего не гребёте… и здесь снимай…»…
Я вымахнул из байдарки и снял-таки её с гряды. Мы не стали более испытывать судьбу и изо всех сил рванули к ближайшему острову. Нужно было меняться гребцами.

У острова ветер тут же стих, будто и не было его вовсе. Светило солнце, было тихо… Мы наконец-то смогли вздохнуть с облегчением. Когда нам удалось подозвать к острову двойку, начался процесс смены экипажа: мы брали на борт Мишу, Марина же, как всегда безропотно и беспрекословно, шла к Сергею. Тот предлагал, правда, обменяться на меня (он всё равно карты смотрит, GSM, фотографирует, гребёт мало), но тут вдруг возмутился невозмутимый Лёша, отказавший Сергею в неожиданно резкой (для Лёши) форме и не отдал меня в чужие руки… Я в этом споре не участвовал, лишь с любопытством наблюдал, - владетели байдарок, им и решать… Мне было, в общем-то, неважно, где махать веслом.

Остров представлял собой нагромождение живописных камней, поросших деревьями и покрытых мхами и лишайниками. Были тут, как и почти везде, ягодники. Пока Лёша с Сергеем перекладывали имущество из байдарки в байдарку, я расчехлил фотокамеру и - на съёмки. Это тоже было моей работой.

Наш Таймень, получив троих полноценных гребцов, стал более сговорчив, хоть и норовил, по-прежнему, вильнуть куда-нибудь в сторону. Теперь отставила двойка, но её, по крайней мере, не крутило фантиком на ветру. Только сердобольный Лёша искренне страдал за её обновлённый состав, уже через десять минут движения он забормотал: «Он ведь гребёт один, он так устал!» Но, несмотря на страшную, по словам Лёши, усталость Сергея, оба наших экипажа сравнительно спокойно достигли выхода из Кулежмы в Пиртозеро и даже проскочили пролив, не приметив его за островом. Если бы не мой навигатор, нам пришлось бы потратить немало времени, чтобы отыскать его. Эти карельские проливчики и протоки между озёрами так сливались с берегами, что отыскать их только с помощью карты и компаса было непростой задачей, а если учесть ещё то обстоятельство, что голос «измождённого» из двойки непрерывно и надрывно кричал нам куда идти, спорил о направлениях и настойчиво советовал «идти туда», то и вовсе маловероятной. И каждый раз, когда я упирался в один из тех проливчиков следуя только стрелке навигатора, я вновь радовался, что так вовремя не пожалев денег приобрёл его.
Так, без приключений, мы дошли до Амбарного. Прямо в посёлке, судя по описанию, должны были находиться два моста и порог. Как бы не так! В наличии было: один мост с перекатом под ним и два порога, - вот и верь описанию. Хотя, верности ради, надо упомянуть, что к этому времени я уже верил ему с оглядкой.
Мост мы сразу же решили обнести, - под ним было не протолкнуться с вещами в нынешнюю высокую воду, да и мощные струи, выкатываясь из под него, били прямиком в многочисленные неприятные камни. Два местных мужичка, осторожно подошли к нам во время обноса и, поговорив «за жизнь», сказав что в этом году мы первые, приступили к главному: вначале попугав страшными непроходимыми будущими порогами, ненароком предложили подвести нас на машине куда-то ниже по Воньге… Но не для того мы шли сюда, чтобы проехаться на автомобиле. Мужички, ещё пугнув напоследок, отошли в сторону.

Шум порога за поворотом мы услыхали, лишь только отошли на своих судёнышках от переката. Порог оказался изогнутой шиверой с часто посаженными острыми камнями. Я предложил сделать проводку, так мы и сделали. Высадились прямо в болото левого берега, - и тут очень пригодились наши Л1. Пока мы, пролезая сквозь уходящие в воду заборы, переносили вещи, на противоположном берегу появился юный представитель местного населения, он восторженно посмотрел на нас и скрылся в деревне, чтобы вскоре вернуться с целой оравой таких же как он существ с горящими глазами. Они устроились как в партере на широких мостках и приготовились наслаждаться представлением. А мы повели байдарки. Сначала тройку Лёши, потом двойку Сергея. Марина взяла в руки видеокамеру и приготовилась вести хронику событий. Поток был сильный, дно со значительными провалами. Провалившись в одну из таких ям, я черпнул внутрь костюма полную меру холодной влаги… Если не брать в расчёт подобные мелочи, проводка завершилась удачно (да и зрителям явно понравилось).

За следующим поворотом прямо на крутом правом изгибе нас ждал ещё один порог, неожиданный для нас. Его венчал мощный косой слив ближе к левому берегу. Полюбовавшись на него, мы решили продолжить полюбившийся процесс, - провести байдарки по узкой правой протоке. Я вновь полез в Л1,… и всё повторилось. Но и при этой проводке для меня не обошлось без неприятностей, - я сильно ушиб палец, позже он распух, и мне пришлось весь поход оберегать его (получалось далеко не всегда).

Но вот, наконец, мы стряхнули с себя узы человеческого жилья и покинули Амбарный: выбились на простор. Простор оказался тесноватым, зато было покойно. Вода размеренно двигалась в сторону Энгозера, увлекая с собой туши наших байдарок.

Мы подгребали слегка, приходилось регулярно поджидать двойку с ослабленным экипажем: её шумный хозяин тоже особенно не усердствовал в гребле.

- Как ему тяжело! Как он там гребёт один! – всё стенал сзади Лёша.

По обеим сторонам мимо нас тянулся однообразный северный пейзаж. Низкие болотистые берега с негустой порослью невысоких деревьев, глазу зацепиться было решительно не за что. Одно за другим, чередуясь, следовали расширения и сужения озёрного каскада. Мы расслабленно двигались по нашей речной дороге, говорить не хотелось, и самое время было поразмышлять о вечном,.. если бы эту девственную тишину консервным ножом не взрезали уже ставшие привычными крики из-за спины, оттуда, где виднелся второй Таймень.

Был у нас на пути, правда, ещё порог (был он и в описании), но нас он, короткий и простой, впечатлить не сумел. В малую воду он, возможно, и был серьёзным препятствием, сейчас же мы прошли его сходу, даже не успев напрячься. Путь нам указала… моторка. Она прошла перед нами прямо по его центру (наверное, рыбаки из Амбарного), и нам оставалось только последовать её примеру. Лёша, правда, всё вставал сзади, всё всматривался в порог, всё бормотал что-то… Он хотел увидеть там то, что нам с Мишей было не дано (а может и увидал, кто знает). Но байдарка мгновенно сама вошла в порог, несмотря на лёшины душевные переживания.
Унылый пейзаж длился и дальше, пора бы было вставать на ночёвку, но стоянок не было. Никаких, совсем. Мы шли дальше, внимательно всматриваясь в берег. А голос, доносившийся до нас сзади, уже давно требовал привала… Почему-то от нас… Но, увы, мы, злые и несправедливые, отказывали ему в этом естественном праве.
И только перед входом в озеро Заячье, сходу одолев лёгкий приятный перекат, на мысу, мы смогли обнаружить приличное место. Мне оно приглянулось. Тут мы и закончили свой сегодняшний путь.

Этот день обошёлся без экстремальных приключений, и это вселяло надежду в наши сердца, значит, бывает и так! Подумалось, что так вот мы и пойдём дальше –надёжно и уверенно преодолевая пороги, спокойно проводя байдарки. В глубине души, где-то за селезёнкой, однако, кто-то ядовитый говорил, что нет. Так - не выйдет… Он оказался прав, неизвестный недруг, - не вышло…

Стоянку разбили на высоком каменном берегу... Был тут уже сложенный из камней очаг, сложенный из жердей стол, достаточно свободного, хоть и неровного, места. Место хорошо продувалось, и комаров было совсем немного. И только тогда, когда они, хоть какие-то, на нынешней стоянке появились, мне пришло в голову, что вчера их не было вовсе. И это карельский июнь! Где же были они, страшные, почти легендарные, комариные полчища, обитающие по рассказам в карельских озёрах и болотах? Подумалось, что может они проявят себя попозже… Пока же они нам ничуть не портили жизнь.

Палатку я ставил опять прямо на камнях, на единственном немного пригодном пятачке  продолговатого каменного редута, и снова долго и безуспешно крепил колышки в тончайшем слое северной живой почвы. Потом оборудовал палатку, пристраивал рюкзаки. И… развешивал и раскладывал так и невысохшие на прошлом стойбище вещи. В результате теперешняя стоянка, как и предыдущая, приобрела вид «склад после взрыва».

Рассмотрев повнимательнее наш наполовину промокший продуктовый набор, я решил в первую голову использовать подпорченное водой. И нынче это были превратившиеся в клёцки макароны. Я выдал их Мише с Мариной – для освоения. С этого момента и впредь Марина у нас была главным селектором-щипальщиком. Её задача состояла в разделении на возможно малые части слипшейся в монолитные бруски ЕДЫ. И отныне мы на каждой стоянке видели её, согнувшейся над очередным условно съедобным фрагментом и быстро-быстро перебирающей своими музыкальными пальцами, превращающими сей продукт в липковатую, но измельченную россыпь.
Вечерней трапезой у нас был суп. Смачный, горячий, ароматный, попахивающий дымком из костра. С душистым чесноком, чёрным хлебом, да розовым на срезе салом... Несомненно, котелок сближал нас скорее, чем любые партсобрания. Когда мы усаживались вокруг вожделенной закопченной посудины, то чувствовали, что мы одна команда, одна семья. А затем мы ели. Разговоры стихали мгновенно, и посторонний наблюдатель смог бы услыхать только частый перестук ложек о стенки котелка и плошек. Только Сергей временами издавал возглас радости, в очередной раз метнувшись к котелку со своей уже опустошённой специальной ёмкостью – огромной кастрюлькой в виде кружки.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Солнце нас баловало, небо было почти безоблачным, лишь тонкие лёгкие полосы слегка оттеняли глубокий синий небосвод. И мы до часу ночи наслаждались красками медленного тихого заката. Я фотографировал и фотографировал, стремясь запечатлеть эту ускользающую красоту,.. а мой тёзка советовал и советовал, как мне это делать…

Когда в половине второго ночи мы, наконец, собрались в палатке, то узнали как не холодны могут быть ночи в северной Карелии. Чтобы уснуть, пришлось раздеться насколько было прилично. Только Лёша не расстался со своими одеждами, и видно было по его взгляду, что он осуждал нас за безнравственность,.. а может ещё за что, но только точно – осуждал.

Засыпали долго, один только процесс упихивания в палатку своих тел походил на юмористическое шоу. Последняя в палатку загружалась Марина, места между телами и спальниками уже не было, и она, узрев теоретическую щель в центре, после нескольких попыток улечься, бросилась на неё и долго и безуспешно извивалась, пытаясь ввинтиться туда винтом. Палатка-шоу привело к логическому концу - долгому гомерическому общему смеху. Даже Миша нынче не уснул мгновенно. Не успел.

Ночью, мы слышали, мимо стоянки проходили рыбаки, - наверное, те с моторки. И ещё истошно кричал проснувшийся Сергей. Потом же он спорил, утверждая, что почти шептал…

Утро встретило нас висящим высоко над горизонтом ярким солнцем. Казалось, что оно висело там всю ночь.

Мой выбитый палец распух и болел, болела и проколотая ступня, чтобы придти в себя я решил искупаться. Холодная карельская вода подарила мне заряд бодрости, и я смотрел вокруг новыми глазами.

Завтракали слипшимися рожками с тушёнкой. Все поели с аппетитом, никто не отказался.

Пока остальные собирали свои рюкзаки, я поработал спиннингом. Ничего кроме водорослей река мне не отдала. Я бросил это ставшее традиционным занятие и, присев на камень, вытащил свои бумаги. Надо было записать данные навигатора, оценить предстоящий сегодня маршрут, а главное – сделать записи в путевом дневнике. Время на это постоянно не хватало, но я отлично знал, что не запишешь сразу – потом не вспомнишь. А история мне этого не спустит.

Собрались мы пораньше. На целых полчаса… Спустили по камням байдарки, и в час по полудню отчалили. Двинулись вдоль правого берега Заячьего. Пошёл третий день пути.

Уже совсем скоро мы ощутили мощь нашего светила. Его огненный шар висел прямо перед нами, лучи его били в наши лица. В упор. Прошло ещё немного времени, и некоторые из нас стали похожи на краснокожих американских братьев. Миша и Марина были особенно хороши, их ярко- красные лица сигнальными огнями выделялись на фоне бледной водяной глади. Я вспомнил, как предупреждал каждого, что Карелия хоть и северная, но если облаков не будет, то ожёг на воде гарантирован, - берите что-то с полями и козырьками… Но зачем нам советы… Так я и отдал свою военную кепку с большим козырьком Марине Сам же надел на голову дополнительно (чай, не первый раз в походах) взятую шляпу. Ну а Миша так и прятал нежданно оказавшуюся такую большую голову под оказавшейся такой маленькой бейсболкой. Но было очевидно, что жестокое светило это только забавило…

Шли неспешно, с удовольствием рассматривали окрестности, при ярком солнечном свете они виделись совсем иными. Яркие краски, невесть откуда появившиеся в этом северном краю, украсили такие тоскливые ещё вчера берега. Из Заячьего через очередную протоку прошли в Овечье. Подумалось: откуда такое название, какие тут могли быть овцы – на каменистых или подтопленных заросших берегах…
А вокруг разворачивалось грандиозное представление, природа решила показать нам настоящую Карелию. Деревья были невысокими, но расставлены так, будто потрудился гениальный ландшафтный дизайнер. Берега были сильно изрезаны. Узкие каменистые мыски выступали далеко, иногда на сотни метров вглубь озера. Они были окаймлены живописными седыми камнями, с непременным заглавным деревом в навершии. Мыски следовали один за другим, и каждый был отдельным самодостаточным произведением искусства. И вода: спокойная, холодная, глубоко-фиолетовая. В ней плавали подёрнутые мелкой рябью отражения лёгких облаков, они только подчёркивали её цвет. Реликтовый цвет карельских вод.

Мы шли по фиолетовым озёрам…

Я уже давно распаковал свою фотокамеру, и теперь, прижавшись глазом к видоискателю, лихорадочно искал сюжеты. Можно снять так, или так, а лучше так, хотя отсюда,.. а в контровом свете ещё,.. или может… А потенциальные кадры ежесекундно менялись, уплывали, уплывали, вызывая слёзы досады. Всё не снять! Но хоть я и знал об этом, душа никак не хотела принимать эту обидную истину! И ещё я знал точно, что снимки не будут и близко так хороши, что они никак не смогут передать этот прозрачный дух и славу, - солнце слишком яркое, слишком высокое, отражения от воды слишком резкие, выдержка слишком велика для байдарки, глубина резкости мала, слишком, слишком… Но мне так хотелось надеяться… Запечатлеть красоту…

Солнце, наконец, скрылась за ватой пушистых облаков, но красота не прекратилась, только изменились ударения в её фразах. Красота пела свою песню. Для нас.

Мы двигались. И всё толкали своими вёслами назад фиолетовые озёра.
А где-то позади время от времени раздавались неразборчивые спорадические выкрики, - вопросы, предложения, требования. Кажется, мы медленно, постепенно, но научались переносить их спокойно.

Через небольшой перекат мы вошли в Котожозеро, затем в озеро Корг. И здесь красота не отпускала нас. Озёра были небольшими, но аккуратными настолько, что невольно вспоминались ухоженные европейские парки. Тут тоже, видно было, поработал тот дизайнер. По берегам было немало песчаных пляжей. Сейчас почти полностью затопленных. Сами же берега в изобилии были осыпаны покрытыми лишайниками камнями. И повсюду - деревья с необычной светлой хвоей. Мы по ошибке вначале приняли их за такие вот северные сосёнки, но они были сибирскими пихтами. Таких нет в наших краях. Их яркая светло-зелёная опушка состояла из длинных и мягких иголок, густых и плавно изогнутых. А на пушистых ветвях красовались маленькие аккуратные фиолетовые шишечки.

Общую картину дополняли полузатопленные островки, маленькие и побольше, в избытке зеленеющие среди озёрных зеркал. На одном из таких колоритных островков Корг-озера мы заметили маленькую рыбачью избушку, и я мгновенно почувствовал приступ зависти к незнакомому мне хозяину…

Затем были ещё перекаты, тоже простые, и ещё озерца – Верхнее и Нижнее: речка Пулома в своём верхнем течении состояла из них. За ними русло сузилось, и спустя километра три, мы вышли к Энгозеру.

Мы ждали этого момента, но произошло это, как всегда, неожиданно: берега резко пошли в стороны и… исчезли. Перед нами, спокойное и уверенное, покоилось знаменитое Энгозеро. Грандиозное, полноводное, мощное, - море! Его сила чувствовалась сразу, даже сейчас, при штиле, когда оно, слегка переваливаясь на своём каменном ложе, отдыхало.

Нужно было приготовиться к длительному и таящему опасность переходу по большой открытой воде. Мы сделали остановку на правом берегу у мыска устья Пуломы. Здесь был узкий (тоже подтопленный) песчаный пляж, дальше – густые упругие заросли ягодников, покрывающие камни и болотные кочки. Каждый как мог, размял свои затёкшие конечности и части тела помягче.

Вид с пляжа открывался замечательный. Его подчёркивал огромный валун, вздымающийся из воды у берега. Пейзаж сам просился на плёнку, и мы пошли ему навстречу, - я вынул фото, а Миша видеокамеру.

Приготовившись к переходу, перед отплытием мы сфотографировались на этой скале. Вся наша команда вольготно  и живописно расположилась на её голове, лишь я, метнувшись от фотокамеры, не успел принять соответствующую торжественному моменту позу – так и остался в кадре, зависшим у камня. Но было пора в путь. Мы покинули этот живописный карельский уголок.

Энгозеро отнеслось к нам благосклонно. Солнце спряталось, и мы шли по великому тёмному зеркалу, связавшему едва виднеющиеся чёрные полоски берегов. А острова, как огромные корабли, медленно наплывали на нас и, поравнявшись, плавно уходили за корму. Один за другим. Им следовали их зеркальные двойники в холодной озёрной влаге.

Я смотрел на эту мощь с чувством почтительности и благодарности. Этому озёрному морю ничего не стояло, в минуты раскачав полутораметровые волны, походя расправиться с нами. Я вспомнил отчёты походников, - немало наших предшественников закончили в этих волнах своё пребывание в нашем мире.
Но нынче был полный штиль. И, удивительное дело, отсутствие воздушного движения было настолько полным, что до наших байдарок на самой середине Энгозера долетели эти мелкие летающие вампиры. И не отдельные твари, а целые их команды!
Но особенно хорошо мы познакомились с местными комарами чуть позже, когда, поджидая двойку, сделали краткую остановку на одном из заросших островков. Тут их было немеряно. Они не давали рта открыть, набивались туда сотнями! Облепили всё. Одежду, лицо, руки… Но была в них особенность, почти сводившая на нет количество. Они явно не дотягивали до наших керженских жирных летающих монстров, начинающих пить кровь едва коснувшись кожи жертвы. Эти, тощие и вялые, уже усевшись, долго-долго готовились, махали прозрачными крыльями, раздумывали как бы получше… До питания-то дело могло и не дойти. Порой складывалось впечатление, что местным комарам главное не испить крови, а помахать крыльями, похлопать ими по лицу, рукам, что это просто доставляет им удовольствие! Но нам это удовольствие не доставляло, поэтому подошедшая было к нам двойка, мгновенно вновь отчалила и устремилась подальше на открытую воду. Но я, не взирая на страдания моих соэкипажников, расчехлил фотокамеру и, непрерывно отгоняя кровососов, что-то поснимал на этом острове. Никогда нельзя быть уверенным заранее, какой кадр получится «тем самым», сколь много раз я убеждался в этом. Может он ждал меня здесь?

Путешествие продолжилось. Мы уже прошли большой остров Лопарский и двигались теперь ближе к берегу, в нижней части озера. Двигаясь между островами, я полагался на навигатор, и наш путь, направленный спутниками, был спокоен и прям. Виды сменяли друг друга, один был лучше другого. Мы по-прежнему блаженствовали. Мы были близки к полной идиллии, если бы не эти вопли. А как же там Марине…

Солнце было высоко, как всегда, но пора было думать о стоянке. Их было тут немало, почти на каждом островке, почти на каждом мысу... И мы выбрали свою: уже пройдя один из низких островков, я заметили её на узком его носу. Мы с облегчением причалили, - долгий сегодняшний путь завершился.

Остров был сложен из плоских каменных плит. Он был длинным и вытянутым, но место для стоянки было только у того самого длинного узкого носа, где мы высадились. Мысок хорошо продувался, и вялые прибалтийские комары не задерживались на нём. Палатку удалось вписать с трудом, опять-таки как всегда. Очаг же был уже сложен до нас.

Вновь вышло солнце, и разбивать лагерь было приятно.

Вид на нашем мыске был замечательный, я, закончив с оборудованием палатки и размещением имущества, взялся за фотоаппарат. Пришлось, правда, побегать туда-сюда, убирая постоянно влезающие в кадр предметы, беспорядочно разбросанные по освоенной нами территории.

Миша, так сложилось само собой, занялся костром, Лёша понуро побрёл за дровами. Сергей что-то активно творил, но я не понял что, ну и занимался основным своим делом – давал советы. А Марина… щипала макароны.

На этой стоянке, в отличие от предыдущих, было удобно кидать блесну, чем я и не преминул заняться. В это деле я уже приобрёл большую ловкость и даже получал странное удовольствие от самого процесса метания… Только от процесса, ибо результат, по-прежнему, был стабильным. А стабильность, как известно, признак мастерства. Жаль вот только, что рыбы не было…

Сегодня впервые обошлось без ремонта байдарок, наш путь не был осложнён водными препятствиями, а случившиеся по пути перекаты лишь немного развлекли нас.
Мы встретили дымящийся котелок с хорошим настроением. И ароматный супчик с салом пошёл на ура. Даже Марина, обычно обходившаяся (или успевавшая?) малой дозой, раз за разом отбирала добавку.

К этому времени сложилось так: когда почувствовалось, что члены нашей дружной голодной команды цепляют друг друга ложками, то есть не умещаются у котелка комфортно, двое обладателей отдельных мисок отделились. У Марины была обычная небольшая мисочка, а вот у хозяина вездесущего голоса – огромная кружка, которой он мог разом зачерпнуть полкотелка, на это, наверное, он и надеялся, и так бы и случилось, если бы не скорость работы ложек оставшейся «котелковой» троицы. Ими были я, Миша и Лёша. И еда заканчивалась настолько быстро, что Сергей не успевал осуществить свой скрытый план. Но последняя ложка всегда была за одним человеком, и этим последним героем был Лёша. Когда мы с Мишей бросали трудоёмкое дело вычёрпывания деревянными ложками остатки варева с широкого дна казана, Лёша тяжело вздыхал. «Опять всё это мне есть?» - задавал он риторический вопрос, но ответ он уже знал, как и мы все. И Лёша затевал долгий «путь к себе», пока котелок не превращался в сверкающую изнутри вычищенную полусферу. Тогда он вздыхал ещё раз и обводил нас печальным взглядом.
На этот раз Сергей не вынес пытки палаткой и, облачившись, кажется во всё, что смог найти на острове, устроился на улице. И мы сказали, что это хорошо.
Отбой сделали пораньше, около 11.

Мы легли спать, а солнце висело над горизонтом высоко-высоко и не думало заходить. Это наступила ночь…

Походные фото можно посмотреть здесь: brodyaga.org
 
 
Фиолетовые озёра. ЧАСТЬ 2

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

Проснулись мы от истошных криков. Это в 8 утра Сергей, едва продрав глаза, возопил: «Рыба плещет!!» Он схватил мой спиннинг и, кинувшись к воде, мгновенно спутал всю леску в большой живописный колтун… Потом он, сам опутанный желтоватой нитью лески, пытался возвратить мне остатки снастей со словами: «Ну откуда я знаю, как тут распутывать!» Но пришлось ему самому, долго и упорно ликвидировать последствия своего неуправляемого темперамента.

Я искупался. Утро было нежарким, солнце то ныряло за облака, то вновь выкатывалось на синее небо. Слабый ветерок шевелил пушистые иглы светло-зелёных пихт. Над озером стояла благодать. Со всех берегов острова открывались прекрасные виды на Энгозеро. Я взял фотокамеру и вышел на пленер. Каменное тело острова было покрыто плотными упругими ягодниками. Они вязали ноги, не давали шагать. Но были и тропы, по одной такой тропе я вышел ещё на одну оборудованную стоянку. На северном берегу островка. Заметно было, что в сезон на Энгозере водились туристы, и в избытке.

Я фотографировал, любовался и наслаждался прозрачным карельским воздухом, полной грудью набирая его холодный живительный эфир. И мне уже чудилось, что я вижу её - благодать…

Когда спиннинг был приведён в рабочее состояние, я забросил блесну. Вот она, коротко всплеснув, маленькой блестящей рыбкой помчалась к берегу, но через мгновение ход катушки затормозился, леска напряглась, спиннинг согнулся: рыба? Нет, застряла! Я попытался поддёрнуть блесну под разными углами, всё без толку. И - полез в воду. Так состоялось купание номер два.

Лёша же всё это время, кряхтя и кашляя, потерянный бродил вокруг вещей, подбирая то один, то другой предмет и тяжело вздыхал. Было очевидно, что тяжёлое несчастье если и не произошло у него ещё, то должно было случиться вот-вот. И он наверняка знал об этом, он предчувствовал.

Приняв утреннюю кашу, мы свернули лагерь. Пока остальные походники утрамбовывали последнее имущество в щели байдарок, я решил ещё разок забросить спиннинг. И вдруг, рука, вращающая катушку, почувствовала сопротивление, - уж не добыча ли? Я плавно выбрал леску: здоровенный окунь качался на ней! Да, это была общая радость. Марина бросилась за своей «мыльницей», Миша – за камерой. А потом – советы, советы, советы… Общим напряжением мысли решили – подсолить, и в котелок до следующей стоянки.

Отчалили в хорошем настроении. Я включил навигатор, и мы, попрощавшись с гостеприимным безымянным островком (теперь он для нас – остров Окунёвый) двинулись дальше, отмеряя последние километры южной части Энгозера. Начался четвёртый день пути. Шли, держась левого берега: где-то там должен был быть проход в Пайозеро. Небольшой ветерок подгонял нас в спину. И солнце: оно вновь светило опасно, а гребцы радостно и незаметно обгорали.

Вот и проход в Пайозеро, когда-то здесь была возведена небольшая плотина, а теперь она зияла пустыми проёмами двух больших ворот. Туда и устремлялась струя воды из Энгозера. Мы прошли свободно и просто - в левый проём.

В Пайозере стало менее мило. Теперь ветер бил нам в борт и поднимал неприятную боковую волну. Пришлось увеличить прикладываемое к вёслам усилие, тут уж не расслабишься, требовалась настоящая гребля. Несмотря на это, я сумел поснимать и здесь. Было очевидно, что пейзажи заслуживали этого. Но где-то внутри шевелилась досада: высокая вода скрыла ожерелья камней, опоясывающие островки Пайозера… А они должны были украсить мои снимки. Эти же камни, то и дело проступающие сквозь тонкий слой воды по курсу байдарки, заставляли нас быть в постоянном напряжении.

Незаметно, постепенно наш караван втянулся в узкое горло Чогозера. Оно, длинное и узкое, вытянулось на восток. Итак, мы завершали начатую утром петлю и теперь двигались навстречу ветру. Волны выросли ещё. Мы гребли в полную силу. Что же, не всё нам отдыхать, нужно было когда-то проявить и свою силу. Байдарка зарывалась во встречные валы, разбивая их на миллионы брызг, которые мы встречали своими и так уже мокрыми телами. Останавливаться было нельзя: волны и ветер тут же снесли бы нас назад, развернули, захлестнули. А оверкиль с вещами, да далеко от берега нам был совсем не нужен. Так мы отработали Чогозеро и встали в его конце, - надо было подождать сильно отставшую команду двойки.
Здесь, на этой нежданной остановке, было чудесно. Нас встретил длинный пляж с чистым золотым песком. Ветер тут не чувствовался, будто и не было его вовсе. На берегу мы обнаружили отлично оборудованную стоянку, с очагом, импровизированной баней из сложенных камней (впрочем, подобные мы встречали повсюду), большим столом из жердей, местом для палатки.

Пейзаж тут был так хорош, а солнце светило так завлекательно, что мы с Мишей, пока двойка была ещё далеко, скинули с себя всю одежду и бросились в искрящуюся прохладную влагу. Тут было мелко, и нам даже пришлось пробежаться до глубины по приятному песчаному дну. Вода гостеприимно приняла наши натруженные тела. Она мгновенно успокоили обожжённые лица и смыла усталость. Мы ощущали, как она делилась с нами своей силой, своими крепостью и здоровьем. Снова захотелось жить, и жить весело. Казалось, тут не северная Карелия – Чёрное море! Мы плескались в лёгкой фиолетовой жидкости, пока двойка не подошла на опасное расстояние, и только тогда мы нехотя вернулись к брошенной одежде.
Лёша пристально смотрел на нас, а на его лице отражался весь спектр чувств, доступный для человека разумного… Ему и хотелось, и он опасался, он и завидовал, и осуждал… Кончилось всё тем, что он, разоблачившись (уже частично), внедрил-таки себя в озеро. На мгновение… И кинулся обратно. Миссия была выполнена, и его совесть перед ним самим была чиста, - он искупался!
Ну и, конечно, я фотографировал (и Марина своей «мыльницей»), Миша снимал видеокамерой, - без этого в таком прекрасном уголке было не обойтись.
Привал прибавил нам бодрости, мы снова были готовы к свершениям.
Пока мы отдыхали, за мыском нас ждала ещё одна разрушенная плотина на выходе из Чогозера. И тут всё было серьёзней, чем на первой.
Слив был скоростной, а сразу за ним две продолжительных гряды перекатов в длинной узкой горловине пролива. Вошли на скорости, хоть Лёша и пытался всеми силами затянуть момент начала сплава, вставая на корме и вновь вглядываясь, вглядываясь… В струе пришлось полавировать.

Километра через два нас ждало ещё одно испытание. Это был безымянный порог на выходе в Пильдозеро.

Необходим был осмотр с берега. Мы высадились на небольшой холмик и принялись изучать порог. Он лежал перед нами, шумящий, катающий валы от валунов-отбойников, - такой… привлекательный.

Мы разработали стратегию прохождения, решили, что первой на этот раз пойдёт двойка. Лёша всё не хотел уходить, он смотрел на порог, морщил лоб, а в голове его зрело что-то грандиозное. Но мы, торопливые, не дали созреть этому нечто.
В начале порога нужно было сделать маневр влево-вправо, уворачиваясь от камней-отбойников, а потом идти по центру.

Сергей так и вошёл в порог – налево, но тут, вместо поворота направо, его байдарку повело ещё левее и стало разворачивать. И так, боком, понесло на мощный отбойник с большим страшноватым буруном! Как-то ему удалось в последний момент довернуть байдарку, и он проскочил мимо камня - задом. Так, задом (это, похоже, становилось у нас традицией), пару раз задев подводные камни, он и пронёсся до конца порога. Хорошо, что порог не был длинным.

Лёша после созерцания экзерсисов своего коллеги неуверенно произнёс: «Может обнесём»… Но мы с Мишей уже вгребали в порог. Удивительно, но наша длинная неповоротливая и весьма опрокидистая баржа преодолела порог чётко - по плану. Видно три пары крепких рук всё-таки имеют решающее значение. Лёшин Таймень, конечно, попытался совершить суицид на первом же камне, выбросившись на него подобно киту, но мы сумели, напрягшись, увернуться, проскребя по камню правым бортом. Была и вторая попытка, уже в конце порога, тогда мы попытали устойчивость камня левым бортом.

И ещё раз – это уже я пожертвовал сухостью своей одежды, отбив ногой здоровенный вал, накрывающий незащищённый фартуком раскрыв байдарки, ещё бы чуть, и захлестнуло. Мы вышли из порога победителями и долго слушали восторженные (конечно, - громогласные) комментарии Сергея, а Марина сидела у него в байдарке и только застенчиво улыбалась.

Немного успокоив нашего громкого друга (да, да, классно ты прошёл порог, да ещё задом, вот это мастерство, ух ты…) мы двинулись дальше. Узкие берега пошли в стороны, и перед нами возникло Пильдозеро. Большое, с сильно изрезанными берегами. И очень живописное.

Мы приняли бой, лишь только борта наших байдарок ощутили большую воду. Сильный ветер прямо в лоб гнал встречную волну. И мы потрудились на славу, изо всех сил орудуя скользким алюминием вёсел. Километра два мы шли на восток вдоль долгого узкого мыска, далеко выдающегося в тело озера.

Природа не позволяла нам отдаться созерцанию окрестностей, поэтому мы не сразу заметили, что на берегу над водой стоит олень... Он застыл и был бы похож на статую, если бы медленно не поворачивал за нами свою гордо вздёрнутую голову. После короткого всплеска эмоций замерли и мы: так и смотрели друг на друга – мы и олень. А я лихорадочно доставал фотокамеру, менял объектив. Но стоило мне вскинуть фотоаппарат в предвкушении удачи,.. раздался дикий вопль. «Олень, олень!» - это Сергей, размахивая руками и, казалось, даже ногами, метался по байдарке. Красивое животное, в отличие от нас, не было готово к подобному поведению двуногого существа, и, надо думать, испытало сильнейший стресс. Олень взбрыкнул и в один прыжок исчез за деревьями. Прильнув к видоискателю камеры, я увидал лишь раскачивающиеся пушистые ветви пихт… И было бесполезно корить нашего дикого друга. «Ведь это же был олень, олень, вы что, не видели!» - повторял он в ответ на наши «эх ты…» Так не состоялся снимок, который точно украсил бы наши воспоминания.

Так или иначе, мы дошли-таки до окончания мыска и, обогнув, начали обратное движение. И вновь вдоль него. Теперь ветер помогал, дул нам в спину, зато солнце, воспрянув от безделья, принялось жарить в упор. Оно висело прямо перед нашими лицами и слепило, как только могло. Я много раз пожалел о не взятых хоть каких-нибудь защитных очках.

Нашу тройку постоянно вело в сторону, и мы с Мишей едва-едва, упираясь правыми вёслами, выгребали, удерживая курс. Лёша же, сидя на месте капитана, размерено и невозмутимо водил обеими руками, даже не пытаясь как-то поправить курс. На предложения погрести правым он не реагировал, отвечая что-то вроде «я и так правлю». Эксперимент же показал, что он так и будет не глядя безмятежно грести, до тех пор, пока байдарка не врежется в берег. А Лёша печально смотрел на нас и очень, очень обижался на замечания. И в этой его обиде чувствовалось что-то глубоко личное… Вот такой у нас был капитан.

В южную половину Пильдозера мы проходили под нижним мостом, судя по описанию тут путь был попроще. Но и здесь нам пришлось постараться, чтобы пропихнуть байдарки под мостом у самого берега. Я вышел, вытащил на мост рюкзак, а потом ловил нос байдарки с другой стороны моста.

Вид у моста был замечательным, и мы сделали краткую остановку чтобы размяться и подсушить на ветру сырые от брызг вещи. А ветер был очень силён, он тут же попытался скинуть вещи в воду, и пришлось срочно прижимать их камнями.
Солнце уже клонилось на горизонт, тени удлинялись, а значит, пейзажи приобретали необходимую для съёмки готовность. И я фотографировал. Ветер выбивал на воде замысловатую рябь, и нервные дрожащие круги разбегались от травы, поднимающейся из воды. Листья нечастых здесь лиственных деревьев отчаянно бились на ветру, и был отчётливо заметен каждый листик, каждая травинка, ничто не сливалось, всё жило своей отдельной жизнью. Обильная зелень трепетала, искрилась солнечными отражениями, будто в ней заблудились блёстки праздничного фейерверка.

Дорога, ведущая через мост, была гравийной, было видно, что используется она совсем редко. Тем более удивительно для нас было явление Нивы, прогромыхавшей мимо нас по мосту. Удивительно было и наше появление для седоков этой железной кибитки, их чувства отлично  читались на лицах с открытыми ртами… Медленно поравнявшись с нами, они медленно поздоровались, казалось, они чего-то ждали… Что же, любопытно, такого странного было в нас? Ещё немножко поспорив с Сергеем (вернее, это он спорил с вялыми нами) о направлении дороги, мы двинулись дальше.
Идти пришлось опять против ветра. И идти долго. Выход из Пильдозера нашли едва. Он был хорошо замаскирован среди каменистого озёрного берега. Но вот и сама Воньга, отсюда, говорила карта, начиналась сама река с её многочисленными порогами. А один из них уже встречал нас. Это был порог Горбатый. Длинный, аж из 3 ступеней, да с мостом. Мы высадились, посмотрели с берега. Бурлит, конечно, камни раскиданы по всему фарватеру, но ничего замечательного мы в этом пороге не обнаружили. Он, удивительное дело, соответствовал описанию. Даже Лёша тут, глядя на Горбатый, не взволновался, а только вздохнул, пожевав губами.
Всё равно, несмотря на явный перебор, мы облачились в боевые доспехи: шлемы, спасательные жилеты. Шли почти по центру, повторяя изгибы реки. Только начало второй ступени требовало особой аккуратности. Там, проскользнув впритирку с большим камнем, возвышающимся справа, надо было суметь не напороться на маленький камень-нож шестью метрами ниже и левее. Оба наших крейсера прошли удачно, - просто и легко, мы праздновали очередную победу.

Распалённые, мы входили в Синдамозеро. Пора было останавливаться, и где-то здесь, в заливчике, должна была быть хорошая оборудованная стоянка, а мы - ну никак - не могли найти её! «Где она, ну где!! - кричал Сергей. - Ты говорил, что здесь стоянка! Пора останавливаться, скорее!» Везде были низкие подтопленные, болотистые берега. Пошли вдоль берега, - нет, да и всё! Уже подумалось, что она ушла под воду, как, наконец, искомое место выплыло нам навстречу. Это была отличная стоянка, с пляжем, столом, очагом и непременной каменной банной печкой. И мы, наконец, с чувством выполненного на сегодня долга, встали.

На деревьях, на столе, везде были надписи, оставленные нашими предшественниками, была среди них и ещё не потемневшая от времени надпись «Нижний Новгород».

Пляж был просторным: длинным, а не в высокую воду, наверняка, и широким. В метре от воды тянулась золотая полоса сухой травы, выброшенной озером во время ненастья. Окаймляли пляж плоские каменные выступы, метров на 15 выступающие в воду. Небольшие разнокалиберные камешки, усыпавшие песчаную полосу, не позволяли порезвиться босиком.

Бухточка была живописна, как почти всё, что мы видели в Карелии. Посему, после того, как лагерь был разбит, я отправился на поиски видов, красок и ракурсов. Я забирался на камни, влезал в кусты, ложился на землю. В голове, толкаясь, роились мысли: отсюда, кажется, лучше,.. а может отсюда,.. попробую ещё вот так… Снимал взахлёб, счётчик только и успевал отсчитывать кадры на камере. И очень хотелось думать, что какие-то из них – получатся.

Мои сотоварищи, сбросив, наконец, гребную заботу, обратили внимание на себя, а главным образом, - на свои лица. Тут же выяснилось, что Сергей стал нашим краснокожим братом, точнее же, - ярко краснокожим. А ещё красношеим и красноруким. Да и остальные выглядели не намного белее. Меня же, «старого многомудрого походника» в шляпе с большими полями эта беда обошла. Я помнил, что такое яркое солнце на воде, да в холодных брызгах-линзах: обгорания не почувствовать ни за что. Вот и пригодился мой медицинский набор с «противопригарным» Витаоном, - началось самолечение (как бы, наверное, были недовольны дипломированные врачи). А у Марины, кроме обгоревшего носа, ещё разболелась кисть правой руки, не вынесла такой гребли… Только Лёша держал марку, принципиально не принимая лечения из моих рук, шарахаясь от мазей как чёрт от ладана. Наверное, опять какие-то воспоминания далёкого детства не позволяли ему пользоваться лекарствами.

Появились комары, немало, но всё те же, вялые доходяги, типичные представители прибалтийских племён. Они роились вокруг нас, бестолково тыкались в кожу, и всё похлопывали и похлопывали по ней прозрачными крыльями. Становилось даже страшновато за них, казалось ещё немного, и они упадут от бессилья.

Во время ужина, когда мы уже приканчивали котелок чая, двое охотников подошли к нам на лодке. А перед этим невесть откуда появились две собаки, оказалось, что они сопровождают по берегу лодку с хозяевами. Охотники, завидев огонь, захотели погреться. Наверное, они не отказались бы и от чая, но мы им, к своему стыду, даже не предложили. К тому времени он практически весь уже был в наших довольно урчащих желудках.

Охотники сказали, что сами «с севера», сюда приехали поохотиться. Что рыбу надо было ловить сразу после схода льда (недели три (всего!) назад), или уж позже, сейчас – мёртвый сезон. Вот только если окуньки (тут мы самодовольно переглянулись)... Своего утреннего окуня мы, очистив и выпотрошив, пожарили на крышке от котелка, и каждому досталось по полтора укуса. Но как он был вкусен, наш первый (и последний, как мы узнали позже) окунь!

А охотники, отогревшись, свистнули собак и, пожелав нам удачи, погребли дальше.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Сон был быстр и крепок. Вчетвером в палатке. Сергей вновь лишил нас удовольствия слышать, засыпая, междометия его правильного русского языка. Он оборудовал себе мощный лежак на воле, там, зарывшись в глушащий звуки спальник, он и спал.

Было уже около половины десятого, когда мы окончили свой сон. Что делать, даже организм туриста требовал отдыха.

Рука у Марины за ночь опухла и стала похожа на боксёрскую перчатку. Непривычная нагрузка оказалась слишком велика для неё. И вновь я выступил главным лекарем: йодная сетка, бальзам, тугая повязка. Марина смотрела на меня жалобными глазами, но ни слова жалобы не слетело с её языка. Я посмотрел ей в лицо и догадался, что она представляла себя в гестаповском застенке… Если бы этот настоящий герой ещё не потерял способность удерживать весло! Марина, надо признаться, и раньше, и сейчас, и потом  до конца нашего путешествия ни разу не дала повода усомниться в своей стойкости «оловянного солдатика», ни разу не пожаловалась. Она всегда, что было сил, неуклонно и точно выполняла сверхзадачу нашего похода. Марина оказалась настоящим бойцом нашего туристического (не для всех видимого) фронта.

Прибалтийские комарики, из последних сил мотающиеся по берегу, не помешали мне окунуться в прохладные воды Синдамозера. Скинув одежду, я долго бежал по затопленному пляжу до глубины и с размаху упал в свежую чистую влагу. Миллионы мелких брызг мгновенно полыхнули солнечными отблесками, а я погрузился в озёрную благодать. Подумалось, что стоило ехать в такую даль только для того, чтобы здесь сейчас окунуться в эти тихие воды.

Жаль только было, что народные массы не поддержали наше с Мишей предложение затеять походную баню. «Да зачем,.. и так обгорели,.. кому это надо,.. время нет…»… Вот так, просто и прозаично, произошло крушение голубой мечты о парной.
Рыба вновь не ловилась, когда из Воньги в Синдамозеро вошла группа из пяти байдарок. Это было полной неожиданностью для нас, теперь мы не единственные в этом краю! Наверное, со станции Энгозеро. Не думаю, чтобы они шли, повторяя наш уникальный путь. Байдарки были разнотипными, они, не останавливаясь, прошли в озеро. Прошли далеко от нас, не заметив нашей стоянки. Их разноцветные вёсла, удаляясь, мерно вздымались над водой. Да,.. теперь мы были не одни.

Было так покойно и уютно, что уйти нам никак не удавалось. «Рука не брала!» Так мы и поставили рекорд лени: старт сегодняшнего перехода состоялся в два по полудни!

И вот мы снова в объятиях водной стихии. Синдамозеро по красоте не уступало своим давешним товарищам. И мы любовались бы его красотами, но не отпускающий нас ветер раскачал его только что тихую гладь. И опять, опять нам пришлось своё главное внимание уделять стихии. Лишь временами, не выдержав испытания красотой, я, заслоняя технику от брызг, делал какие-то снимки.

Так мы, от мыска к мыску, и подвигались, лопастями вёсел, как волшебными палочками, творя переливающуюся в солнечных лучах радугу.

Мы не сразу пошли в проход к очередному озеру, сначала сделали крюк, зашли в губу Безрыбью, чтобы посетить знаменитое место, отмеченное во всех описаниях. Это было ритуальное дерево у большого песчаного пляжа.

Каждая из проходящих по здешним озёрам групп считала своим долгом оставить на этом дереве свой знак. Ими были части от байдарок, элементы одежды, походной утвари, цепи, таблички, просто вырубленные надписи, всё что угодно. Ещё в прошлом году это дерево гордо возвышалось над малорослым окружением… А сейчас оно, всё усыпанное предметами походного культа, встретило нас лежащим на песке. Оно было свалено топором туристического Герострата! Что тут добавишь!.. Можно только гадать, что заставило его совершить этот акт экологического вандализма. Ненависть к туристам, или вообще к туризму? Временное (или постоянное) помешательство? А может это комплексы из далёкого детства (здравствуй, Фрейд)?
Походники же - народ неунывающий. И дерево рядом уже начало обрастать символами походной веры. Приложили и мы руку к этому процессу. Я достал заготовленную ещё дома, тщательно проолифленную, табличку и найденным рядом шурупом закрепил её на стволе. И мы запечатлелись на её фоне, радостные и полные сил. Так мы сделали свой вклад в статистику нижегородского присутствия в мире. А о том, что мы не первые из Нижнего побывали здесь, свидетельствовала деревянная доска с надписью «Горький – 1997», прибитая на лежащем стволе.

Мурамозеро мы нашли ой, каким не ласковым. Ветер ещё усилился. Его порывы срывали верхушки ставших весьма значительными волн и швыряли в нас водяные снаряды. Байдарку захлёстывало. Одежда промокла почти сразу. Было сложно держать курс, но деваться нам было некуда, и мы яростно махали мокрым алюминием.
В начале Мурамозера мы приметили те пять утренних байдарок. Они, как привиделось, беспорядочно крутились далеко справа, в тупиковом ответвлении озера. Странно, что мы так скоро нагнали их, что за это время они не ушли дальше. Наверное, они искали путь. Заблудились? Вообще-то заблудиться тут немудрено, даже с картой и компасом. Если бы не навигатор, нам тоже много где пришлось бы поискать путей. Но вскоре мы потеряли из виду наших неизвестных коллег, и в последствии не видели ни их, ни каких других походников.
Ветер не стихал, мы так и шли, выгребая против него и наперекор строптивой лёшиной байдарке. Лишь раз остановились на голом валуне у заросшего мыска - подождать далеко отставшую двойку. Там я успел и поснимать, и сделать кое-какие записи в походном дневнике.

Экипаж двойки подошёл, полный живых впечатлений. «Что вы нас кинули! - возмущалась Марина, - а этот всё кричит и кричит!» И замахнулась на радостного, даже восторженно-счастливого Сергея. Воистину, даже их приближение мы сначала услышали, только потом увидали блёстки вёсельных взмахов, и уж совсем близко – бледно зеленоватую тушу байдарки. Несмотря на опухоль, Марина приноровилась: ухватила весло, не сжимая, так и гребла. Наш стойкий оловянный солдатик…
Отдохнув и поделившись впечатлениями на каменном горбике, мы продолжили. Всё прямо и прямо, не сворачивая, мы таранили грудью ветер и разбивали в пыль водяные дюны (хотя было уже, казалось, легче, - привыкли или ветерок чуть стих?).

Лебеди. Их была тут бездна. Они качались на волнах флотилиями белых корабликов. Мы любовались издалека. Близко они не подпускали: тут же мощно разбегались по воде и зигзагом уходили вверх. Взлетали и жемчужным ожерельем вытягивались куда-нибудь за очередной мысок и опускались, вновь превращаясь в белую флотилию. Несколько раз мы безуспешно пытались приблизиться поближе, чтобы снять крупнее этих белоснежных красавцев, увы!

И вот конец Мурамозера: губа Домашняя. Что же, это был рубеж. Здесь заканчивался дивный каскад живописных карельских озёр, и начинался самый напряжённый участок пути - порожистая Воньга.

Перед началом решительного штурма мы устроили краткий военный совет в Домашней, облачились в доспехи. И осторожно вошли в раскрыв русла Воньги. Где-то тут, почти сразу, должен был быть порог Поганьдом. Но сначала нас встретил нежданный и неописанный перекат. Пройдя сходу (мы даже не успели его обсудить), мы услыхали, как из-за поворота донёсся сильный шум. Поганьдом нас ждал!

С трудом сошедши в какое-то болотце на правом берегу, мы отправились на осмотр.
Порог был симпатичным, но вполне доступным для нас. Мы осмотрели препятствия и двинулись к байдаркам. Все, но не Лёша. Он продолжал осмотр. Свой, настоящий. Он стоял неподвижно, гордо возвышающийся над кипящей водой, и строго смотрел на бушующую стихию. Смотрел. Смотрел, смотрел… И очнулся, когда мы вернулись, испугавшись за душевное здоровье друга, чтобы силой сдвинуть его с места. Что он видел там, какие стратегические решения принимал, навсегда останется для нас загадкой. А порог показал, что и для него самого…

Было очевидно, что, входя в порог, чтобы увернуться от двух опасных скал нужно было совершать энергичный маневр влево и сразу вправо. Осторожно развернувшись, мы пошли. И тут Лёша, наш капитан и рулевой, привстал сзади и устремил взгляд в приближающиеся камни.

- Ну, куда? – спросил его я, когда пришло время решать и править. Лёша не среагировал, только досадливо прищурился.
- Ну что, будешь править!? – это уже Миша не дождался Лешиного ответа. Он подождал секунду и удивлённо спросил уже меня. - Он вообще слышит?

Я только пожал плечами. Миша говорил что-то недоброе, к счастью шум заглушал его слова. Камни приближались, байдарку несло прямиком на большой обливной валун. А Лёша… он смотрел, деловито пожёвывая губами.

- Ты будешь грести! – крикнули мы с Михаилом вместе, и уже не дожидаясь реакции и не сговариваясь, вонзили вёсла в воду. Поздно. Нам, сидящим на носу судна, не удалось отвернуть его нос он мощного обливняка. Лёша же, имеющий такую возможность, «продолжал наблюдение»…

Таймень неуклюже, лениво взгромоздил нос на мощный обливняк и начала опасно крениться на борт, ещё немного… Нет, фортуна повернулась к нам лицом, - потоком воды байдарку снесло с камня. Оверкиль не состоялся. Уж не знаю, правил ли там дальше Лёша или всё ещё наблюдал, знаю, что мы выгребали, уже не полагаясь на «рулевого». Спустя пару минут, с размаха перелетев через нижние валуны, мы вышли на спокойную воду.

Итак, простой Поганьдом сумел-таки нанести нам урон. Душевный. А это серьёзней тривиального пробоя.

«Обмен мнений», состоявшийся сразу после порога внёс желанную ясность. Лёша сообщил нам, что он правил, что ему сзади было виднее, что у него был план… Вот так, ни больше - ни меньше. Вероятно, этот тайный план был настолько секретен, что к огромному лёшиному сожалению его нельзя было довести до нас. А предполагал этот план таран валуна с последующим килянием, чему мы, не владея информацией, так безобразно воспрепятствовали… И мы высказали, что думаем обо всём происшедшем. Лёша обиделся, нет, он был оскорблён до глубины души, и долго молча нёс в себе эту незаживающую рану.

Двойка же миновала порог без помарок, видно тамошний рулевой, почему-то правил.
Но одно событие отвлекло нас от недобрых мыслей. Сразу после порога на левой берегу нас приветствовал местный лесной житель, - матёрый бурый медведь! Он стоял у воды, застыв огромной коричневой тушей. И мы не сразу разобрали его на фоне зелени, когда сзади услышали отчаянный вопль Сергея и Маринин возглас: «Медведь!» И вновь я не успел запечатлеть зверя. Хозяин, увидав нас и услыхав страшный рёв неизвестного ему животного, подобрался и вразвалку бросился в чащу. Пара мгновений, и шум ломающихся сучьев стих. Наша встреча с косолапым состоялась.

За Поганьдомом нас ждал целый ряд разнокалиберных перекатов. Описание упоминало лишь о трёх. Я отмечал все встречные препятствия, чтобы позже описать их; ставил на своей «Гармине» координатные точки. Хотелось составить настоящее точное описание нашего пути. Это было порой непросто, иногда прямо на порогах и перекатах приходилось орудовать одновременно веслом и кнопками навигатора, а в голове держать сведения о многочисленных преградах, чтобы при первой возможности перенести их на бумагу.

Перекаты были не особенно сложны, но проходили мы их в растерянных чувствах и второй из них, мы всё же отметили плотной посадкой на валун. Не сумели сманеврировать на скорости, байдарку развернуло боком и так прибило к большому камню.

Мы долго втроём пытались снять байдарку, она лишь глубже насаживалась днищем на каменное основание. Нос и корму её загибал мощный обходной поток, байдарка начала выгибаться и потрескивать. Тогда я выскочил на камень, разгрузив судно. И всё равно сразу развернуть и снять байдарку не удалось. Я хотел продёрнуть её вдоль камня, когда Лёша остановил меня: «Надо вычерпать воду», - сказал он. Он неспешно извлек кружку, и процесс начался. На предложения снять, наконец-то байдарку, он неизменно отвечал: «Подожди. Надо вычерпать воду!» И, сидя в ореоле летящих в байдарку пены и брызг черпал, черпал, черпал…

Я уж и не могу сказать, что подвигло его однажды прекратить это самое любимое (теперь мы в этом убедились) для него занятие. И тогда мы продёрнули-таки байдарку, я, уже совершенно промокший к тому времени, успел прыгнуть в неё, и мы продолжили.

Потом был ещё перекат, ещё и ещё. Мы подступали к порогу Кошке. Я смотрел на экран навигатора, - где он, Кошка? Описан он был как не то что очень сложный, а скорее неприятный. Электронная карта не помогла, там его просто не было. И мы влетели в порог прямо из пятого переката. Без подготовки, рекогносцировки и так далее. Так, экспромтом, наперекор рекомендуемым описанием методам прохождения препятствия, мы преодолели порог сходу: сначала у левого берега, затем ушли резко вправо. Пришлось, правда, покрутиться на частой и действительно неприятной шивере, даже слегка потаранить камни бортами. В завершение – славный слив на разрушенном мосту. И опасные камни в конце слива, они чуть было не испортили нам радость успеха.

Оказывается и так, слёту вполне можно проходить пороги. Мы бурно обсуждали форсирование, да и чувствовали себя прекрасно. «А там мы пошли,.. а потом резко,.. надо было здесь,.. но может лучше»…

Воньга не дала нам насладиться успехом вполне. Едва мы отошли от Кошки, как тут же опять попали в объятия перекатов. Опять неизвестных, неописанных.
Нам было уже не до красот, смотри, не зевай! Даже в спокойном русле реки нет-нет, да блеснёт бурунчик с влажной проплешиной в центре. А ведь нас уже ждал следующий порог. Порог под гордым названием Гагаринский. Три ступени порога требовали нашего внимания. Особенно вторая. Гагаринский был самым сложным из пока пройденных.

Положившись на этот раз на описание, первую ступень пошли сходу, без просмотра. Лёша всё пытался выйти, посмотреть, но не смог справиться с нами. Поманеврировав влево-вправо, разбив кое-какие из бурунов, мы, напрягшись, ткнулись в правый берег. Сложную вторую ступень смотреть было обязательно. А она представляла собой красивое зрелище,.. и опасное. Тут не было явного хода, камни вздымались по всей ширине русла, вздымая солидные сверкающие буруны. Камни поменьше прятались в волнах, подстерегая из засады нежные животы байдарок. Порог ждал нас, предвкушая поживу. Всё блестело и искрило под громкую однотонную музыку порога.

Понурившегося Лёшу мы увели почти под руки вовремя, не дали на этот раз превратиться с соляной столб. Встрепенувшись, он заявил: «Конечно, обносить!» Взор его был светел и ясен: он принял решение. Я не мог решать за хозяев байдарок, им потом шить и клеить порванные днища, им чинить сломанные рёбра. Я сказал лишь, что готов идти с кем и на чём угодно. Миша сказал, что этот, пожалуй, пропускает, утомившись предыдущими порогами (и, наверняка,. Лёшей). Марина лишь смотрела просторно раскрытыми глазами и была готова выполнить любое указание. А вот Сергей… Он метался, глаза его смотрели то на порог, то на байдарку. Ему и хотелось, и было не по себе: порог-то был – походя не проскочишь! И… решился!

А вернувшись к байдаркам мы обнаружили потерю. Не было марининого весла… Оно, видать, решило не испытывать порог на прочность и, вырвавшись на свободу, ушло в свой последний автономный поход. Было ещё запасное, но потеря была обидной…
Итак, мы заблаговременно перенесли вещи из лёшиной тройки и немного самого важного из двойки в конец ступени. Миша с Мариной заняли места по берегу со съёмочной техникой. Ну а мы с Сергеем пошли на его двойке-линкоре. С воды, как всегда, всё выглядело не так как с берега. Мы, войдя, как планировалось, у правого берега, дальше шли по обстановке, пытаясь увернуться от неожиданно вырастающих из кипящих бурунов камней. Валы шли рядами, и нам с воды было совершенно не видно, где именно среди них таится чёрная каменная опасность. Было,.. садились и на камни, но реагируя быстро и точно, тут же съезжали в струю. И – прошли! Такое удовольствие, наслаждение доставил этот сплав, что хотелось ещё и ещё повторять его.

Вернувшись за лёшиной байдаркой, я предложил ему: «А давай пройдём! На пустой-то!» И Лёша растерялся. Заходил, заходил у байдарки. То поправлял на себе симпатичные брикетики пенопласта, то растерянно смотрел на реку… «Решай скорей, комары съедят», - подтолкнул я его. И Лёша принял историческое решение, но тут же пояснил: «Только пусть сзади он сядет, он там уже сидел на Гагаринском». И протянул свой долгий красивый палец в сторону Сергея. «А ты – впереди, ты сидел там», - капризно добавил он. «Конечно, конечно!» - воскликнули мы с Сергеем. «Пошли!»

И мы пошли. При входе в порог я услыхал истошный крик: «Убери весло!» Я удивлённо оглянулся. Крик был предназначен Лёше. «Убери, тебе говорят, и больше вообще не греби!!» - донеслось сзади через несколько секунд. Не знаю уж, что там делал Лёша, наверное, решил опять поправить «по своему плану». Так мы и пошли: опять по валам, камням, с мелким водным дриблингом. Разница была, и не в пользу длинной инертной тройки.

А Лёша так и сидел, демонстративно подняв весло на уровень груди, всем видом показывая своё отношение к происходящему.

И вот байдарка вырвалась из водяной карусели и взрезала спокойную водяную гладь. Только тут я обнаружил, что насквозь промок… от пота! Не от нагрузки вспотел, от напряжения и полной концентрации внимания… А Лёша опять поругался, на этот раз с Сергеем. И ничего тут не было удивительного, ведь с кем Лёша порог преодолевает, с тем и ругается…

Они ругались, а мы, укладывая вещи в байдарки, посматривали на них, да посмеивались. С таким удовольствием, наслаждением делали они это, любо – дорого было посмотреть!

Решили идти сразу и третью ступень, хотя тут была неплохая стоянка. Заметно было, что не раз тут оживляли судна, встретившиеся с камнями Гагаринского.
Третью ступень пошли без просмотра: после предыдущей, нам всё было нипочём. Но сесть мы там смогли. Уже в конце порога. Вода была высокой, и скрывшиеся под водой камни было видно плохо. Сели крепко, пришлось в очередной раз выходить на камень и сталкивать судно руками.

Перед нами было озеро Гагаринское. Оно было совсем не похоже на те радостные верхние озёра. Низкие болотистые берега, заросшие и совсем не привлекательные.
Под конец дня мне начал доставлять заботу навигатор. Он то и дело отключался, прерывая запись трека. Исчерпались батарейки. Я заметил, что сажает их вода, попадающая в батарейный отсек. Так выяснилось: навигатор хоть и непромокаемый, но от воды его беречь надо.

Стоянку мы всё же нашли, похоже, единственную на этом озере.
Она помещалась на горбатом склоне южного берега. Недалеко, судя по карте, когда-то была деревня Гагарино. Теперь она была заброшена, как десятки тысяч подобных ей, ставших однажды ненужными в России. Но рыбаки, видно, посещали это место: со стоянки в деревню вела просека. Стоянка была правильно оборудована, была здесь даже землянка с нарами. Почва тут была неровной, испещрённой болезненными венами старых выпирающих из земли корней. Тысячи сосновых шишек поскрипывали под ногами.

А было уже половина двенадцатого ночи.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Солнце всё светило с небосклона, и мы живенько раскидали под его уже не жаркие лучи залитые карельской влагой вещи. Хотелось успеть хоть немного подсушить их. Были, были тут и комары. Много этих тварей сбилось вокруг нас... Чтобы прекратить их радостный хоровод, я вытащил из рюкзака репеллент.

Поставив и оснастив палатку, пока готовилось варево, я едва успел поснимать – сделать главное своё дело. Ночное солнце это особое явление. Это было не то знакомое раскалённое белое светило, которое мы привыкли не замечать на дневном небосводе. Сейчас он было жёлто-оранжевого кирпичного цвета, на него уже можно было смотреть. Оно было спокойным, уставшим за долгий северный день. Ему уже не нужны были приключения, и оно не стремилось превратить наши лица в поджаристые блины. Медленно, медленно и плавно уходило оно за горизонт.

Нас ждал горячий ароматный суп с запахом дыма и хвои. Мы черпали его полными ложками, отправляли в рот, обжигаясь, наслаждаясь. С луком, чесноком. И с толстым шматом розовеющего сала на крошащемся ломте чёрного хлеба… Ели, торопясь, молча. Счастье…

Похолодало. Нам тоже давно было пора на покой. Полный событиями день окончился, и наши тела требовали отдыха. Наконец, после двух часов ночи угомонился даже ушедший на выселки Сергей. И мы уснули, закутавшись в свои заслуженные спальники.

Спали мы мёртвым сном, встали к 10 утра. Ночная бодрость продолжалась, хотя солнце уже вовсю поливало землю холодным огнём.

Лёша надсадно кашлял, вздыхая и постанывая, значит, у него всё было нормально, то есть как обычно. Сергей бегал с инструментами, кусками резины и клеем, раздавая советы и указания всем встречающимся на его пути. Миша в полную силу орудовал у костра, и тонкий дымок уже окутывал готовый к приёму заправки котелок. А Марина, освобождённая от функциональных обязанностей, потягиваясь и позёвывая, только ещё выкарабкивалась из палатки. Начинался шестой день нашего путешествия.

Тело ещё помнило вчерашнюю усталость, и мы, вялые, двигались плавно и неспешно, запинаясь о корявые корни, поскальзываясь на кругляках шишек. Даже утренняя (к тому времени - условно «утренняя») каша с тушёнкой не ускорила наше броуновское движение.

Но, не смотря на вселенскую лень, окутавшую нас тёмным облаком, нам удалось свернуть лагерь и упаковаться. К без четверти двум… И это было, при нынешних обстоятельствах, не так уж и плохо.

Жара так и не подоспела, было солнечно и прохладно. Мы миновали верхнее Гагаринское, вошли в нижнее. Озёра тихие, с низкими берегами. По всему видно, что рыбные. Я время от времени вынимал спиннинг, кидал блесну, - всё тщетно. Рыбы плескала, но, видать, она, как и мы сейчас, была сытой.

На перешейке между верхним и нижним Гагаринским нас ждал ещё один обитатель здешней тайги. Им был ещё один олень. Небольшой, изящный, с красиво поднятой толовой. Он поводил острой мордочкой в нашу сторону, принюхивался. Показав кулаком в сторону двойки, я заработал пальцами. Надо было быстро сменить объектив и прицелиться. Успел,.. но не успел навести фокус!.. И этот зверь легко подпрыгнул и исчез. Меня аж передёрнуло от досады, вот ведь…

Очнувшись от обиды на оленя, я начал поиски крышки от объектива. Её нигде не было, я по несколько раз прошёлся по всем карманам и отсекам, проверил дно байдарки. Неужели утопил, – подумалось мне. И когда спустя время уже готов был принять эту мысль, крышка нашлась. За моей спиной, прижатая к рюкзаку… Совершенно непонятно, каким чудесным образом она могла оказаться там!

На выходе из Гагаринского мы встретились с первым на сегодня порогом, безымянным. Порог был простым, с чёткой струёй по центру. Мы прошли его без просмотра, сходу. Лёша, правда, долго не решался на штурм. Поднявшись на «капитанском мостике», он долго тоскливо изучал его, пока река не потащила нас в порог сама. Проскользнули по большой воде славно.

Это Воньга нам подкинула его для разминки. Ведь спустя километр, после небольшого расширения реки под названием Кодагуба, нам предстояло столкновение с серьёзными камнями. Два порога один за другим лежали у нас на пути. Прямой и Кривой. Иногда они описываются как две ступени одного порога. Да хоть горшком назови…

Надо было смотреть. Пристали, высадились, прошлись вдоль бурлящей воды, полюбовались. Порог оправдывал своё прозвание. Он был прямым как струна. Короткий, мощный, с большим перепадом высот. Проход по центру был ясно виден, - бушующая струя оставляла по своим краям две крупные бочки. А ближе к концу порога расположилась гряда стоячих волн высотой с метр. Шум был сильный, и мы переговаривались на повышенных тонах.

Мы решили не разгружать байдарки, не высаживать Марину, а устроить покатушки как есть, благо никакие маневры тут не предвиделись.

Осторожно мы вошли в порог и… ухнули вниз, - байдарка сорвалась как с горки и понеслась в бурлящем потоке. Мы только слегка подправляли её, - ни в коем случае не слететь в бочки! На выходе из Прямого нас захлестнули здоровенные стоячие волны: мы пробили их, словно прошли сквозь водяную стену. Байдарка в одно мгновение нахватала воды и осела. Совсем немного не хватило до предела её плавучести. Ещё бы одна волна,.. нет, не хотелось думать об этом! И без того одежда, рюкзаки и прочее оказалось в воньгской влаге.

Двойка прошла ещё проще. Сергей с Мариной упаковались в полиэтилен, не оставив шанса коварным стоячим волнам. И – эх!!! Под двойной восторженный крик, разбрасывая в стороны миллионы блестящих шариков, прокатились по водяной горке.
Удовольствие было таким, что куда там новомодным аквапаркам! Хотелось повторить, но нас ждал порог Кривой, и мы рванули к левому берегу. На просмотр.
Да, этот был посложнее, как и Гагаринский, он был категории 2 «б». На изгибе реки. В средней его части виднелись мощные сливы, похоже, с бочками, камней было много хороших и разных, а в конце расположилась симпатичная шивера.
И вновь стратег Лёша начал своё вечное движение вдоль порога. Он считал камни, высчитывал на каком метре дистанции на какой угол повернуть и на сколько сантиметров уклониться от каждого камня… Подробный, очень подробный план составлялся им. На века. Для всех будущих поколений. Если бы не одно «но»: Снизу, с воды, в самом пороге, никогда не отсчитать этих метров, не увидеть всех этих камней, всё сливается в быстро меняющуюся смазанную картинку, требующую простоты реакции и решительности… Ведь мы не размечали дистанцию, не ставили вешки по берегу. Но Лёша не внемлел. Ходил, считал, бормотал: «Тут надо правее, здесь на полметра влево,.. поворот на двадцать градусов вот отсюда»… «Лёша, хватит смотреть, время идёт!» - кричал его закадычный друг. Мы тянули Лёшу назад, но от этого он только громче бормотал…

Когда мы, опростав байдарки от вещей и перенеся их в конец порога, оправили свои доспехи и двинулись в порог, то, как и думалось, увидали картину весьма непохожую на взгляд с берега. Те опасные камни куда-то скрылись, зато зловеще выросли неприметные раньше. Брызги и пена закрывала общую картину, ориентироваться по дистанции приходилось почти интуитивно. Да, тут нужна была разметка, да и страховка с камней по берегу ох как не помешала бы. Но всего этого не было. Как не было у нас фартуков, не было юбок и страховочных концов. Но мы вошли в порог.

И пошли, работая по обстановке, насколько возможно на неуклюжей тройке, выгребая от коварно проявляющихся в сыром дыму чёрных каменных призраков. Три раза мы всем брюхом наезжали на спрятавшие под крутыми валами обливняки, но, дружно навалившись на вёсла, перескакивали их на скорости. Дрались то правым, то левым бортом о каменный наждак. А потом, разогнавшись в потоке, уходили от опасной сучковатой вершины упавшего с левого берега дерева. И в конце – скоростной дриблинг в шивере. Есть! Мы слёту выскочили на спокойную воду.
Сергей пошёл один. Марина заблаговременно покинула его двойку и встала на берегу с видеокамерой, мы долго лазили по заросшим камням, - выбирали ей нужный ракурс.

Было видно, что двойка гораздо маневреннее нашей посудины. А поднявшийся разгруженный нос её легко взлетал на гребни волн. Также легко она перескакивала через обливняки (вода высокая!). И вот, - мы всей командой пристали к берегу за порогом. Покорённый Кривой яростно, но уже не страшно бушевал позади. А нам надо было осмотреть шкуры своих судов, вылить воду из нашей тройки. А мне – поснимать, запечатлеть путь нашей боевой славы. И никакие прибалтийские комары мне в этом не могли помешать.

Прошло время. Оборудование было приведено в порядок, мы уселись на свои места и оттолкнулись вёслами. Нам навстречу выплыло озеро Столбовое. Конечно, здешние озёра по сути всего лишь расширения русла своенравной Воньги. Они не могут тягаться со своими верхними сёстрами, свободными и раздольными. С холодными блюдцами кристально прозрачной воды. С их длинными светло-зелёными мысами, живописными островками в разноцветных каменных ожерельях. С молчаливыми северными фиолетовыми озёрами. Но была своя прелесть и в этих маленьких оазисах спокойствия. Иногда даже неожиданных среди бурных вод Воньги. В них взбаламученная многочисленными преградами вода успокаивалась и вновь превращалась в тот карельский нектар с непередаваемым особым вкусом, что мы ощутили в первый наш день.

Столбовое было одним из таких озёр, - аккуратным, с низкими правильными берегами. Начиналось оно камышовыми зарослями. Были и стоянки на его берегах. Мы ловили минуты тишины, а спереди уже приближался грозный шум. Это готовился принять нас трёхкатегорийный Горбатый. И этот, - длинный и с тремя изгибами, - был куда опаснее своего первого тёзки.

Начинался он с группы маленьких островков. Перед ними мы и высадились для осмотра. Но не так-то просто, оказалось, посмотреть его. Основная средняя часть порога была видна очень плохо. Мешали заросли, ямы на берегу, камни и болотце… Но ясно было, что русло здесь не очень широкое, камней много и они весьма большие, опасные. И поток, разбитый на несколько извилистых струй, очень силён. Волны в пороге достигали полутора метров, такие утопят нежного Тайменя и не заметят! Конечно, порог требовал разметки по трассе и страховки, но мы опять надеялись на «авось» (значит, мы были русскими). Мы смотрели на картину разгула Воньги и поёживались. Но не от холода. Просто мы убедились, что Горбатый по сложности превосходил своих давешних коллег.

Но, закалённые следовавшими один за другим препятствиями, мы и не помышляли об обносе. Мы были готовы встретиться с новой силой.

Вещи мы вновь перенесли в конец порога, приготовились, настроились и, с криком «а теперь – Горбатый» скрылись в бурлящей воде.

Но нашему крику предшествовал эпизод, очень хорошо характеризующий стиль команды тройки. У начала Горбатого из воды возвышается солидная скала. Нам следовало пройти слева рядом с ней (план был совместно разработан и принят). До скалы оставалось ещё метров тридцать, и ничто не предвещало неожиданностей, когда Леша вдруг (может, вспомнив давешнюю критику своей заторможенности) содрогнулся и принялся изо всех сил грести правым веслом. Лодка живо и радостно (а куда ей деваться-то!) начала поворачиваться бортом к камню. А Лёша, не видя ничего вокруг, (так это выглядело со стороны) продолжал яростно выгребать правым… И вот тут мы с Мишей, навалившись на левые вёсла, скомпенсировали завал байдарки. И - испустили тот крик.

Проход по телу порога был исполнен в том же специфическом стиле. Наш капитан производил непонятные нам действия в виде спорадических гребков в неожиданное время в неожиданных направлениях. Это походило на панику. И мы, уже совсем не ориентируясь на него, выгребали сами, пытаясь пройти вскользь рядом с коварно возникающими на пути камнями и как-то сгладить вред, наносимый броуновской силой «рулевого». Было не до команд, всё происходило на уровне «глаза-руки», минуя мыслительный аппарат. Удивительно, что, несмотря на всё, мы прошли порог красиво. Наверное, нам помог мобилизовавший нас мощный выброс («в сторону Лёши») адреналина.

Порог был полновесным, с двумя поворотами, с множеством камней, высокими водяными валами. Разнонаправленные струи неудержимо стремили байдарку в отбой, мы только успевали маневрировать. А на тройке это было сделать очень непросто. Да ещё с нашими отягчающими обстоятельствами… Три раза мы с налёта драли днище на обливняках, но успешно проскакивали их благодаря большой инерции нашего тяжёлого Тайменя.

Но вот, когда прошло время боя, и страсти улеглись, мы с Мишей познали, благодаря чему (и кому) мы так искусно преодолели порог. Узнали мы, как правил Лёша, как он «отслеживал» и как он «в последний момент»… И у нас не было слов: мы лишь растеряно молча переглянулись.

Горбатый не смог справиться с нами, нам удалось переиграть его у него дома. Он глухо ревел нам вслед, уже бессильный помешать, но он смог отыграться, и совсем скоро. На втором Таймене.

Сергей опять решил пройти в одиночку на своём дредноуте. Ему понравилась поворотливость при разгруженном высоком носе, и он стремился вновь испытать свою ловкость. Он был уверен в успехе и лишь частично разгрузил свою двойку. Пошёл за нами, отслеживая нашу траекторию, ориентируясь по ней. Но… нет, может, его двойке не хватило массы, может он ушёл немного в сторону, но байдарка налетела на камень, вылезла на него брюхом и начала заваливаться на борт. Уже черпала воду... Сергей успел среагировать: выскочил в воду и ухватил байдарку руками, сумев удержать от опрокидывания. Она набрала полный трюм воды, но оверкиля не случилось.

Мы, пристав к берегу и поняв, что там приключается что-то нехорошее, выскочили из байдарки, схватили Л1 и бросились вверх по реке, - на помощь. Но навстречу нам уже шла обвешанная фото-видео техникой Марина. «У него всё нормально, он не перевернулся», - успокоила она нас. «Он стоит там, воду выливает». Так и было. Сергей подтащил свою многострадальную байдарку к берегу и стоял, манипулировал руками над ней.

Мы вернулись и успели полюбоваться, как из порога одна за другой выплывали вещи. Плёнки, подстилки, всё, что было вынесено из байдарки бурлящими водами Воньги, но не смогло утонуть. Напрасно, напрасно их хозяин не разгрузил своё судно. Вещи выскакивали из порога и тут же включались в лихо закрученный рекой хоровод.

Лёша сел в тройку и принялся вылавливать добро. Наконец он собрал всё, что было в пределах нашей видимости и, пристав к противоположному берегу, отправился на помощь потерпевшему аварию. И они уже вдвоём производили там маневры. Спасали байдарку и оставшиеся вещи. Долго, трудно. Хорошо, что случилось всё недалече от конца порога. Я взял фотокамеру, это надо было запечатлеть, да и сам порог тоже.

Да, поток здесь был силён,.. и мы только что шли по нему.

Итак, Горбатый всё-таки взял своё. Но наш пострадавший товарищ был далёк от уныния. Едва появившись на месте сбора, он принялся всем телом показывать своё счастье, он его просто излучал. Его глаза светились, шлем съехал в сторону, он размахивал руками и радостно кричал:

- Наконец-то! Здорово! Это должно было случиться, вот это да! Авария! А то будто и не ходил!

И требовал, требовал от нас восторженной взаимности. Мы согласно кивали головой:

- Конечно,.. а как же,.. ну ещё бы!..

Старались.

Но вот, обе байдарки приведены в порядок, загружены. Мы решили добить сегодняшний день ещё одним порогом, а потом уж искать место для стоянки. Этим порогом должен был стать Чек (категории 2 «б» - 3). Посему мы поспешили и, оттолкнувшись вёслами, вошли в стремнину.

Почти подряд мы проскочили ещё три порога. После Горбатого они не заслуживали внимания таких мастеров экстремального сплава как мы. Мы проследовали без просмотра, почти не заметив препятствия. И, не оглядываясь, двинулись дальше – к Чекозеру.

Озеро было похоже на предыдущие. Небольшое, с низкими берегами, аккуратное. Наполненное рыбой… Нет, нет, нам поймать опять ничего не удалось (хоть были, были попытки), но сам рыбный дух… Мы прошли по Чекозеру направо, срезав путь прямо по камышам. Они мягко шуршали по бортам байдарок, как будто приглашали в свой мир, - мир спокойствия и неги. И так хорошо становилось под их дремотный шёпот, так… лениво. А вот и стоянка была рядом, совсем рядом, – на той стороне озера. Славная стоянка, тихая… Но нет, прочь наваждение! Нас ждал Чек!

Метров за триста до порога я нажал кнопку своего навигатора, – зафиксировал ещё один перекат. За ним по левому берегу тянулось противное болотце. Туда мы и устремили свои судна, - надо было посмотреть, что это за Чек.

Он оказался похожим на своего Горбатого брата. Но показался нам попроще. Ростом метров шестьсот, тоже два поворота (направо - налево), русло Воньги тут было пошире, было, где поманеврировать в случае чего. Потоки Чека были сильны, но где тут были слабенькие? Основной струи тоже не было, - значит, требовалась реакция и маневренность. И большие подводные камни в конце, все в бурунах и в пене.

Порог был красивым. После Горбатого он казался нам вполне по зубам. А ведь ещё совсем недавно, в начале пути, этот, пожалуй, предстал бы перед нами непроходимым препятствием. И уж тем более - для наших нежных Тайменей. Теперь - даже Лёша без тени сомнения был готов встретиться со стихией. Стихией воды и камней Чека. Вещи были перенесены, даже Сергей, наученный Горбатым, освободил свою двойку. Мы были готовы.

И вошли в порог весело. Весело пошли по нему, лихо отгребая от вырастающих на пути каменных препятствий, шумно пробивая водяные валы. Мы старались править легче, проходя камни вскользь, чтобы байдарка держала курс (помнили о своенравном характере лёшиной тройки). Так мы прошли первый поворот, преодолели второй, вышли на финишную прямую… И тут Чек постарался показать нам, кто здесь хозяин. Мы шли на очередной вал, когда в его недрах заметили широкую блестящую каменную голову. Она вдруг проступила сквозь белые пенные кудри и начала приближаться быстро и неумолимо. Увы, нам было уже не среагировать. Лодка со скрипом вылезла на мокрую лысину. Мы с двойным усердием навалились на вёсла и сумели столкнуть байдарку. Она, чуть черпнув пенной воды, устремилась дальше… на второй камень – близнец. И он, мощный, бугристый, тёмно-серый был уже рядом. Ближе, ещё ближе,.. под нами! Напирающие воды своей массой провернули Таймень на камне как на вертеле и накрепко притёрли к нему бортом. Мы втроём, тяжело дыша, пытались сдвинуть байдарку в поток. Наши попытки даже не шевелили её, насмерть сидящие на каменном постаменте. Тогда я покинул судно и прямо в одежде влез в кипящий у камня бурун. Покрепче пристроившись на плоской вершине, я предпринял попытки сдвинуть наше судно. Нет! Перебрался на другой камень, попытался оттуда. И вновь неудача! Упираясь ногами в каменную поверхность, изо всех своих сил я тянул неподатливую тушу. Ещё, ещё, и вот, кажется, она сдвинулась! И я, воспрянув духом, рывками, по сантиметру стал разворачивать байдарку прямо на её каменном пирсе. Мои соратники, что есть силы, помогали вёслами, уперев их в бока каменной туши. Пена и брызги заливали глаза, слепили, но, в конце концов, судно развернулось по потоку. Кормой вперёд… Но это было неважно, байдарка по-прежнему сидела на камне. Тогда я поднялся по скале выше, ухватился за борта покрепче и принялся протаскивать Таймень вперёд. Опять понемногу, по чуть-чуть. Ещё, ещё… Вот руки встретили неожиданную лёгкость, байдарка сорвалась и рванулась вперёд. Ещё мгновение и я бы остался на камне, один среди водяного вулкана. Но я как-то сумел поймать мгновение и, нырнув вперёд, оказался на своём месте (теперь сзади!). Сразу за весло и править, ибо теперь от моей ловкости зависела судьба нашего дальнейшего слалома.
Идущий же за нами Сергей на двойке проследовал мимо нас безопасным путём, вовремя уклонившись от роковых обливняков. И когда мы красовались на полюбившихся камнях, он уже завершил сплав и, отдыхая, с любопытством наблюдал за нами снизу.

Здесь, вполне благополучно, закончилась история о том, как мы чуть не «чекнулись» на Чеке.

Обмен мнениями состоялся бурный. Но лёгкий. Всё обошлось, и вспоминалось теперь весело. Даже Лёша пошутил, этак флегматично, но всё же... Сергей кричал о чём-то своём, глядя, как мы с Мишей в лицах разыгрывали мизансцену «на скале». А Марина смотрела на нас счастливо, приговаривая: «Ничего, ребята, ничего, главное, что все живы - здоровы»… Конец, занавес.

В нашей байдарке воды было довольно, и, прежде, чем загрузить имущество, пришлось порядочно вычерпывать её.

Мы выполнили свою задачу на сегодня, пора было вставать. Но хорошую стоянку найти удалось не вдруг. Мы вошли в озеро Медвежье и двинулись вдоль его низких болотистых берегов, вглядываясь в невысокую растительность, колеблющуюся от сероватой комариной массы.

Нам приглянулось высокое место на правом берегу. Там мы и пришвартовались.
Разгружали байдарки, вынимали рюкзаки, вытаскивали заткнутые в нос и корму котелки, мешки и свёртки. Как всегда, особенно тяжёл и неудобен был брезентовый продуктовый рюкзак. Вес его был таков, что тянуть его просто за лямки было нельзя, они начинали трещать и отрываться от рюкзачьего тела (а ведь я даже заклепал эти места). Так что не всё просто было даже с таким простым занятием. Байдарки выволокли повыше, перевернули, и быстрей, быстрей – костёр! Сушить вещи. Опять.

Рюкзак мой на этот раз подмок частично – только снизу. И эта мокрая часть оказалась неожиданно… белой - белой. Я недолго искал причину. Это таблетки сухого топлива превратились в топливо жидкое, покрыв жирным белоснежным слоем всю доступную поверхность. Пришлось черпать воду, мыть рюкзак, и – сушить, сушить, сушить. Просушка вещей уже давно стала для нас естественным фоном карельских похождений.

Мы ходили по рыжей от камней и сухой хвои почве, по круглым сосновым шишкам. Взгляд натыкался на большие муравейники, тоже рыжие, шевелящиеся от тел миллионов крупных муравьёв. Редкие сосны украшали стоянку стройными подсвеченными солнечными лучами светло-коричневыми стволами. Картина сложилась, получился «этюд в багровых тонах.

Комаров здесь было с избытком. Спасало, что, как и ранее, они были не бойцами. Но много, много… Их разноголосые тембры сливались в общий гул, преследующий нас повсеместно. И лезли, лезли эти твари во все щели по принципу «не укусим, так затопчем». Мы щедро опрыскивали себя репеллентами, и хоть это держало на расстоянии основную массу крылатых вампиров-доходяг.

Марина нащипала вермишели, варево закипело. Миша в бейсболке на лбу стоял у костра, подбрасывая дрова и помешивая в котелке. Хозяева байдарок копошились ниже к воде, проверяя и подклеивая что-то на толстых брюхах своих кораблей. Но вот, запах из котелка достиг туристических носов, и те мгновенно развернулись в сторону источника долгожданного аромата, так флюгер разворачивается под напором ветра. Все дела были отложены, наступило время еды. Не вечернего ужина, - ночного… придумайте сами название приёма пищи.

Суп! С чесноком! С салом!

Вновь разговоры стихли, и слышались только специальные звуки. Ложечные и жевательно – глотательные.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Маринин спальник стал свидетелем тесленковского катаклизма на Горбатом, и сейчас он был полон воды, он висел на протянутой между деревьев верёвке, а вода капала, капала. Лёша оказался настоящим рыцарем. Он отдал свой мешок, сам же облачился в свои бесчисленные одежды, завершив их ватником и ватными штанами. И неизвестно, кому ночью было теплее. Хотя известно, что Лёше тепло не бывает… Сергей радостно и громко зарылся во все возможные покровы и, как обычно, устроился наружи на своей индивидуальной лежанке. Была уже глубокая солнечная ночь, когда в лагере наступил отбой.

Может и снились этой ночью сны, но они мгновенно вылетели из ещё заторможенного сознания, когда в него сквозь сон пробились очень знакомые звуки. Дробь дождя, барабанящего по палатке. Было уже начало одиннадцатого, когда мы выскочили из своих нагретых гнёзд и бросились прятать разложенные для просушки вещи. Но дождь, оказалось, лишь пугнул нас: просто ему надоело ждать, когда мы проснёмся сами. Ещё минутку постучав по влажному холсту палатки, он спрятал свои музыкальные пальцы.

Утро встретило нас недовольно. Сильный холодный ветер раскачивал пышные ветви пихт, его порывы шумели в кронах сосен. Ровное и спокойное вчера тело Воньги стало пятнистым от ряби. Неприятные встречные волны метались вслед за порывами ветра, срывающими пенистые барашки с их верхушек. А небосвод был низким, слепым, затянутым сплошной серой пеленой. Я без надежды посмотрел в небо, - оно дышало холодом. Зябко поёжившись, мы принялись за утренние дела.

Когда походная каша была готова, мы взяли ложки и уселись вокруг котелка. Даже дополнительные одежды не могли защитить от холодного ветра. Контраст был удивительным: обжигающая нёбо гречка и холод, проникающий сквозь одежду, плотно обнимающий наши спины. Чай пили тоже – почти кипящим. Так хотелось погреться.
Постепенно, постепенно у нас зрело мнение, что в такую пору идти на серьёзные пороги ну… не стоит, что ли. Сильный встречный ветер, волна, да ещё этот холод. Решили подождать, - хотя бы солнца. И солнце появилось почти сразу. Ветер надырявил затянувший небо серый покров, и светило, понемногу, принялось выглядывать из рваных дыр. Первые солнечные пятна побежали по нашему лагерю, выхватывая кусками палатку, очаг, разбросанные вещи. Вода в Воньге тут же просветлилась, и нашим глазам предстала праздничная картина ярко-жёлного речного дна. Лёгкие стайки мальков весело плясали в неожиданном солнечном свете. Но нам радоваться не хотелось: ветер ещё усилился, стало ещё холодней – даже на стоянке. А на воде?.. Мы решили подождать.

А пока мы занялись насущными делами. То есть завалились спать… Если уж нам суждено ждать, то надо набираться сил для грядущего штурма стихии. А ждало нас немалое испытание. Первейшие пороги: знаменитый опаснейший Собачий с водопадом и страшноватый Вяккер.

Сон быстро слепил наши глаза, склонил наши головы, а над лагерем в кронах сосен метался и злобно завывал неутомимый ветер.

Не раз за день мы прикладывались к своим спальникам. Но между этими дремотными сеансами я покидал блесну (впрочем, безуспешно) и походил по негустой тайге вокруг стоянки с фотоаппаратом. Почва как почти везде тут была каменистой. Седые мхи и лишайники весёлой зеленью расцвечивали ягодники. То тут, то там встречались мощные каменные глыбы, когда-то принесённые сюда ледником. Ледник давно стаял, а эти свидетели его былой мощи стояли поныне, молчаливые, бугристые, белесые от лишайника. Солнце выхватывало их каменные бока, и гнало, гнало желтые пятна дальше в тайгу. Если бы не гул ветра, то стояла бы полная тишина. Птиц не было слышно, только треск сухих сучьев под ногами оживлял эту лесную страну. Казалось, вот откроется поляна, а на ней избушка на курьих ножках… Это была особая, неброская, неяркая северная красота, с которой не сравниться вызывающему тропическому блеску. Хотелось идти и идти по этим мягким мхам, среди пихт и невысоких сосен, меж седых камней. И не думать ни о чём. Идти, идти… И я шёл, зачарованный…

Так наступило время ужина. Вечерняя трапеза – суп. Ужинали в хорошем настроении, хоть в сознании занозой сидела мысль: «Теряем время». Было уже поздно. Мы допивали чай, оставшийся в котелке, после того как Сергей зачерпнул оттуда «немного» своей кастрюлькой в виде кружки. Рука тянется написать «темнело», но вот как раз этого здесь было не дождаться.

Мы думали, - что делать дальше. Ложиться спать? И тут – вдруг – ветер стих. Вот он только что бушевал в лагере, раскачивал деревья, гудел в их ветвях. И вдруг ослабел, порывы стали слабее и всё реже, реже. Наступал штиль. Карелия сама сделала нам предложение. И мы не смогли от него отказаться.

«Пошли сейчас! Пошли в ночь! Что нам ждать! Больше пройдём! Всё равно светло! Какая разница!» - бушевал Сергей. Глаза его горели, руки ходили мельницей… Другими словами, он вёл себя как всегда.

«Да, пошли, светло. Хватит ждать», - поддержал его Миша.

«А вдруг опять начнётся ветер? А может, он ещё не закончился там, на воде? Кажется, на реке ещё волны… Как вы решите»,.. – это Лёша. Он флегматично взирал на реку, и сложно было заметить в его глазах энтузиазм.

«Собираться?» - это всё, что спросила Марина.

Решено: мы идём в ночь. Покорять Собачий.

Походные фото можно посмотреть здесь: http://www.brodyaga.org/media/gallery/ros_nnov_karelia2005/
 
Фиолетовые озёра. ЧАСТЬ 3

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

И вот, мы бросили прощальный взгляд на гостеприимный берег и, махнув ему рукой, отчалили. Ровно в полночь.

Солнце ещё светилось над горизонтом большим холодным жёлтым пятном. Мы посмотрели на него и взялись за вёсла: пора было поработать.

Недалеко мы успели уйти до того, как всё начало меняться вокруг нас. Вдруг пахнуло свежестью, и от поверхности реки оторвались первые ватные куски. Туман... Солнце на глазах бледнело, его контур расплывался. И вот его неясный абрис уже коснулся чёрных верхушек деревьев. От воды струило влажным холодом. Он тут же пробрался сквозь одежду, мурашки побежали по спине. Волглое облако ширилось, мы вошли в него, и краски сразу исчезли. Мы окунулись в чёрно-белый, а точнее в серый мир.
[spoiler]

Мы не ожидали такого поворота, но назад дороги не было, и мы лишь крепче стиснули холод влажного алюминия плохо работающими замёрзшими руками. Только гребля могла выгнать холод из-под одежды.

Мы двигались в туманном мире. Все звуки глохли в тяжёлой сырости, обильно разлитой в воздухе. Даже крики Сергея сзади. Мы негромко переговаривались, когда впереди на выходе из Медвежьего озера заметили нечто пересекающее русло реки. Было непонятно что это.

- Это какая-то водяная крыса, выдра или ондатра, - заявил Лёша.
- Почём ты знаешь? - спросил я его.
- Это точно! - Лёша был непреклонен. Он привстал на своём месте и,
прищуриваясь, склонился вперёд:
-Точно!
- Что-то не похоже, слишком большое, не крыса, - засомневался Миша.
Понятно было, что это какая-то зверюга. Но какая?..
- По крайней мере - что-то маленькое, это туман увеличивает, - продолжил напряжённо наблюдающий Лёша.
- По крайне мере, - большое, - это уже я.

Мы приближались к зверю. Сзади что-то кричал Тесленко, но туман работал отличной глушилкой. Я на всякий случай расчехлял тщательно упакованный фотоаппарат.

- Кабан! - на этот раз заявил Лёша. – И клыки вон.
- Медведь! - одновременно закричали мы с Мишей. – Медведь!

Лёша обиженно поджал губы:

- Маленький… Медвежонок, я же сказал, что что-то мелкое!

Реку, энергично работая лапами, пересекал медведь. Его острая морда беззвучно рассекала гладкую поверхность, оставляя расходящиеся борозды. Он двигался к мутно-белой прибрежной полосе тумана, стремясь скрыться в ней. Чувствовал он себя в воде неуверенно и поминутно оглядывался на непонятные невесть откуда появившиеся существа. И всё старался, старался побыстрее достичь земной тверди.
Я щёлкнул байонетом объектива и прицелился в зверя.

- Эй, не надо подходить! – крикнул Миша нашему капитану. – Что у него на уме, ты знаешь?

Действительно, близко подходить не стоило, мы отвернули нос байдарки.
Я видел через видоискатель фотоаппарата, как мишка с размаху вскарабкался на берег и, высоко подбрасывая зад, бросился к деревьям. Потом остановился на мгновение, повернулся к нам. И, убедившись, что мы не преследуем, скрылся в чаще. Это был не медвежонок, - молодой уже оформившийся крепкий медведь.
Я всё-таки несколько раз нажал на спуск камеры, но, нажимая, я уже знал: смаз будет огромным. Серовато-белесый густой туман, сумерки, самый длинный фокус и при этом быстро двигающаяся медвежья туша и качающаяся байдарка – не лучшие условия для съёмки. Но хотелось надеяться, что на изображении будет хотя бы понятно, кого мы встретили (и что же я снимал).

А вот Миша не успел вытащить видеокамеру, и это было очень жаль.

В тот момент нас достигли, наконец, крики из двойки. Значит, подошёл второй экипаж. Сергей, отчаянно жестикулируя, принялся объяснять мне, как надо было снимать косолапого, Лёше, - что медведя нельзя было спутать ни с чем, а Мише, - что камеру надо было вынуть заранее. Пояснил он и как нам следовало подходить к медведю… А Марина сидела в его байдарке и знающе улыбалась. Ведь её напарник ей-то уж наверняка объяснил всё. Вообще всё. И много - много раз.

Немного успокоившись, мы продолжили свой путь. Мы шли вслепую. Карта и компас тут были бесполезными. Туман скрыл от нас всё. Не было видно, ни проток, ни проходов из озерца в озерцо, ни берегов. Иногда только они проявлялись с одной из сторон призрачной тенью и, скользнув мимо, вновь растворялись. Обе байдарки шли рядом. Я ориентировался по экрану навигатора, и только благодаря ему мы продвигались вперёд.

Но вот издалека послышался глухой рёв. Мы уже знали, что это за зверь. Это ревел порог Собачий. Его грозный голос взбодрил нас, вывел из забытья. Мы зашевелились, вёсла стали мелькать чаще. Замёрзшие руки были позабыты. В мыслях мы уже были там. Вместе с ревущей стихией.

Река петляла, будто стремилась оттянуть нашу встречу с Собачьим, будто что-то знала… Но мы гребли. Шум становился всё ближе, всё ближе.

И вот мы обогнули мыс озера Собачьего. В тумане не стали рисковать и приближаться к порогу. Высадились в каком-то непонятном месте, в болотце – не болотце… На левом берегу. Вышли и пошли смотреть. Непросто, оказалось, даже дойти до порога. Какие-то колючие плотные растения хватали за ноги. Местность была плоская, временами с болотными кочками и ямками. Видно затопляемая в половодье. Без троп. Мы пробирались по ползучим растениям, каким-то сухостоям. Долго. Наконец вылезли на бровку каменистого вала, - тут был нормальный лес. Показалась и тропа. Она привела нас прямиком к водопаду.

Вторая ступень Собачьего, водопад предстал перед нами вдруг. Грохотом, гулом, он почти оглушил нас, вмиг очнувшихся от ночной медлительности. Вода падала метра на два и меньше чем метров за пятнадцать. Вода была сине-стального цвета и шла каскадами. Сливы были мощными. Водная масса падала вниз и разбивалась прямо о торчащие среди водоворота камни. Порог ревел и… сильно парил. Он был окаймлён плоскими каменными в синеватых разводах плитами. Большие шапки взбитой пены желтели над водяной вакханалией. Куски пены отрывались и уходили, дробясь о препятствия, вниз по течению. И – туман. Он толстой периной покрывал это зрелище. Скрывал подробности, размывал острые контуры, снижал контраст, и картина от этого выглядела ещё более зловещей и… прекрасной.

Я попытался представить, как бы можно было преодолеть его, ничего не получилось. Может быть на тяжёлых рафтах, или пластиковых каяках…
На берегу перед самым сливом на плоском камне стоял большой якорь. Кто-то из наших предшественников поставил его сюда, чтобы дать надёжный ориентир сплавляющимся по первой ступени. Перед якорем, за несколько метров до водопада, берег изгибался, образуя что-то вроде маленького заливчика. Это была последняя точка для причаливания. И сюда-то надо было суметь выгрести, сумев пересечь стремнину: водный поток был силён и неумолимо тянул в пасть водопада.
Мы долго стояли, не двигаясь, стояли и смотрели на водяной вулкан. Кажется, мы были загипнотизированы им. Но очнулись, усилием воли вернулись в реальность, и нашли в себе силы заняться делом. Был составлен план.

Первая ступень Собачьего не была сверхсложной – на категорию 2 «б». Но опасность её была не вкатегорийности: требовалось (и непременно!) успеть после поворота, перед самым водопадом пересечь поток и достичь левого берега. До якоря. Идти тут следовало круто и мощно, иначе было не справиться с уносящим в водопад потоком. Да этот ещё туман…

Наконец, мы приступили к делу. Вернувшись к байдаркам, перегнали их поближе к порогу, к началу одной из обносных троп. Там мы нашли ещё один якорь, на этот раз лежащий (кто же тащил их сюда в таком количестве?). Лёша зачем-то пытался поставить и укрепить его, не реагируя на наши вопросы и замечания. «Для ориентировки». Для ориентировки на что? Зачем? Ответа не было.

И понесли вещи к водопаду. Закончив работы по перемещению грузов, ещё раз обсудили предстоящий штурм. Было совершенно очевидно, что Собачий остро требовал разметки, тем более страховки перед водопадом, хотя бы с прибрежных камней. Мы, как всегда, пренебрегли этими вещами и понадеялись на свою ловкость и, хотелось верить, удачливость.

Миша выразил желание идти на двойке с Сергеем.

- Да, я это и хотел предложить, одному тут не выгрести, опасно! - тут же среагировал тот.

Я подумал и сказал:
- Можем идти по очереди, сначала вы, потом Миша возвращается и мы идём втроём на лёшиной.
- Нет, нет! Идите вы первыми, с Лёшей вдвоём! Мы за вами! - запротестовал Сергей. – Вы же ходили вдвоём, у вас опыт!

Миша тоже не горел энтузиазмом идти дважды.

Тогда я предложил другой вариант:
- Давайте тогда я пойду на двойке, а потом на тройке.
- Нет, нет, идите вы первыми! Вдвоём! - воспротивился капитан двойки. – А мы сразу за вами!

А Лёша стоял и молча посматривал на нас грустными мудрыми глазами. Что думал он, было загадкой великой.

Что же, так и пошли. Сначала мы с Лёшей на его трёхместной барже, а за нами – Сергей с Мишей на двойке – дредноуте.

Марину мы оставили у самого водопада. Она должна была в яркой одежде находиться у якоря и быть нашим главным ориентиром. И это нам помогло, как показали дальнейшие события.

Мы облачились в полное боевое снаряжение и уселись в пустые и готовые к экстремальному сплаву байдарки.

Я уселся на Мишино место в центр байдарки. Место в носу осталось пустым. Мы пошли.

Вошли в кипящую воду слева. И сразу стало ясно: всё, что мы планировали с берега под угрозой. Мы находились на воде, в полосе плотного тумана. Туман скрыл ещё видимые с берега ориентиры, размыл сами берега. Мы видали лишь камни в кипящей воде по своему курсу, и то не отчётливо. Вот поворот реки, как и планировали, мы сдвинулись к центру, потом ещё правее. Перспектива не просматривалась. Совсем. Казалось, что до водопада должен быть ещё поворот и участок реки… Но тут что-то случилось: я понял, что пора выгребать к левому берегу. Именно сейчас, срочно, сразу, не секунды не медля!

«Греби правым!» - крикнул я Лёше, и сам навалился на весло. Лёша лишь посмотрел на меня и продолжал флегматично подправлять байдарку меж камнями.

«Греби! Греби!» - крикнул я ещё раз, и дальше уж не смотрел, что он там делает. Я изо всех сил грёб правым, чиркая бортами о камни, всё круче, круче срезая стремнину.

Удивление у Лёши на лице сменилось растерянностью. Мгновение, - он перехватил своё весло и включился. Теперь мы уже напрягались вдвоём: выгребали к берегу перед клубящимся облаком неровного тумана. Там не было видно ничего. И только миновав все опасности, проскочив мимо бурлящих каменистых гейзеров, мы увидали, что идём прямиком… к якорю! А рядом с ним металась и махала руками Марина. «Ух-ты!» - вырвалось у нас обоих. Ещё бы несколько метров, и неумолимый поток снёс бы нас в водопад. Вот и не верь после этого внутреннему голосу…
Скорость байдарки была велика, но мы, чтобы избежать сноса, не стали снижать её, и с размаха глубоко въехали на каменистый берег (уж лучше так, чем оказаться в водопаде).

Мы успели лишь чуть перевести дух и обменяться весёлыми репликами с Мариной, как из клочьев тумана выскользнула двойка. Её седоки усердно работали вёслами. И байдарка выходила к берегу даже немного выше по течению, чем мы. Я махнул им рукой и крикнул: «Давайте сразу в берег! Не тормозите!» Они как по команде… подняли вёсла. Сергей помахал нам рукой и тут же начал что-то кричать (видно, описывал, как прошли). Их байдарка была метрах в пятнадцати выше нашей, и её уже подхватил поток. «Гребите, не тормозите!» - опять крикнул им я. Но они слишком рано расслабились, реагировали вяло. Их двойку несло на нас. Ближе, ближе. Они заработали вёслами, но слишком поздно. Нос двойки ударил в наш Таймень, где-то ближе к корме. Водный поток тут же снёс вперёд их корму: двойку тащило прямо в мощнейший прибрежный косой слив! Корма нашей байдарки (её таранила двойка) тоже стала заваливаться вниз к водопаду. Ещё бы чуть-чуть и двойку было не удержать. Всё происходило как во сне, плавно, вроде бы медленно, но неудержимо и на самом деле - быстро. Я крикнул Лёше: хватай их за нос!» На этот раз Лёша не стал ничего обдумывать, он мгновенно ухватил двойку. Байдарки превратились в единую систему рычагов, непреодолимой силой увлекаемой в водопад. Марина на берегу кричала: «Держитесь! Вас сносит! Сейчас унесёт!» Но нам было не до этих криков, мы и так пытались удержаться. Удивительно, но совсем не было страха. Всё происходило будто само собой.

Двойку сносило. Лёша держал её мёртвой хваткой. Сила потока была так велика, что нашу байдарку, половиной своего тела лежащую на берегу, тоже стало стаскивать в воду. Никакие наши усилия не могли воспрепятствовать мощи водной стихии. И вот нос нашего Тайменя уже в воде. Мне осталось одно – выскочить в воду и попытаться уже оттуда удержать наши судна. Я один из всей нашей команды имел контакт с берегом, Лёша ещё сидел в байдарке, а «двоечники» уже болтались в воде, хватаясь за своё перевернувшееся судно и пытаясь превозмочь неумолимый поток. Казалось, все были готовы отдаться водопаду. Я заметил, как какие-то вещи из двойки уже ныряли вниз.

Я принялся перехватывать вырывающуюся из рук байдарку, пытаясь подтянуть её к берегу. Масса воды давила на нос и отводила его от берега. Давление нарастало. Фальшборт не выдержал: с глухим треском он оторвался и остался в моих руках. Байдарка ринулась в бездну! Ринулась,.. было. Я успел поймать её за самую, казалось, прочную часть – шпангоут. Но порог уже выбрал себе жертву, он вырывал байдарку из моих рук. Я услышал неприятный хруст лонжеронов, затрещал шпангоут. Я не отпускал. Байдарка выгибалась. Наконец, шпангоут не выдержал и лопнул. Сразу в двух местах. Острые срезы впились в синюю шкуру байдарки. Я тут же разжал руки и обхватил байдарку за её скользкую тушу. Таймень завалился на борт, в нём уже плескала речная вода, а я подтягивал, подтягивал его к берегу. И ещё умудрился каким-то чудом поймать уходящий в поток свой Л1… Всё это время Лёша бульдожьей хваткой, мужественно, одной рукой держал двойку, другой цепляясь за наш Таймень.

Наконец у меня в руках оказалась уже… корма, а нос нашей тройки под напором потока развернулся к пропасти и прижал двойку к камням. Зажатым между телами байдарок оказался Миша, Сергей же болтался у самой кормы двойки, за ним стальные воды Воньги начинали своё падение в водопад. Здесь воды Собачьего разверзлись и бушующим вулканом бились о нижние скалы. Стоило только попасть туда…

Так мы выстроились в единую цепь, держащуюся ещё, казалось, только благодаря энтузиазму. Уже давно Собачий должен был вкусить своих новых жертв, но сегодня ему этого было не дано.

Наконец мне удалось накрепко ухватить тройку. Её гнуло, ломало прямо о моё тело, я слышал, как звонко лопались стрингеры. Но я держал. И, в конце концов, обе байдарки прижало потоком к мощным прибрежным камням, и мы понемногу, по сантиметру, начали вытягивать их на спасительные плиты.

И вот, когда опасность была уже позади, и когда я вновь обрёл возможность видеть окружающее, я осмотрелся вокруг. И вновь увидал Марину. «Марина, хватай фотоаппарат, снимай!» - крикнул ей. Она взялась за камеру: увы, на плёнку легли лишь последние штрихи этого приключения, - мы выносим байдарки на сушу. А вся «самая страшная» история оказалась, как всегда, только в наших воспоминаниях, - за кадром походной фотолетописи. Кто поверит нашим словам,.. впрочем, мы-то знаем, что это было. Было так.

Мы стояли перед порогом, возбуждённые, ещё толком не прочувствовавшие происшедшее. Вода холодными потоками выливалась из нашей одежды. А Собачий бушевал перед нами: ревел и яростно выкидывал водяные протуберанцы. Он был зол. Ещё бы, - сорвалась такая славная пожива.

Марина металась между нами и что-то говорила, говорила, говорила. Сергей, как обычно, кричал, хоть никто его не слушал. Впрочем, в тот момент никто не слушал ни кого. Чтобы начать слышать нам ещё следовало придти в себя.

Лёшина байдарка лежала у наших ног искуроченая, Лёша горестно ходил над её мокрым телом. Досталось и двойке, хоть и не так сильно.

По многочисленным отзывам в Интернете я отлично помнил, что над Собачьим не стоило вставать лагерем: здесь регулярно воруют местные любители поживы (вероятно, совершая специальные рейды из совсем неблизких посёлков). Но у нас выбор был небогатым. Мы встали именно здесь.

Бивуак разбивали неспешно, было ясно, что ремонт быстрым не будет. Разбирая сухие вещи, мы радовались своей предусмотрительности, - все рюкзаки были обнесены, и ни капли воды не попало в них. Но кое-что оставалось и в байдарках, и вскоре выяснилось, что потери всё же были. Главной из них было весло. Мы нашли его почти сразу. Оно блестело в буруне водоворота, заклинившись в камнях водопада. Исковерканное, оно призывало нас о помощи искривлённой алюминиевой лопастью. Мощный поток гнул его, а оно из последних сил сопротивлялось, дрожа от страха, вибрируя под его напором. Надо было попытаться его спасти, и мы предприняли отчаянную попытку. Лезть в водопад было слишком опасно. Мы нашли семиметровый ствол молодой сосны и соорудили на его конце захват. А потом выстроились вдоль ствола, взялись за него и подобно древним воинам, идущим на таран крепостных ворот, рванули к водопаду. Сергей кричал, требовал что-то, но вот руками размахивать не мог, они были заняты. Лишь только мы вонзили верхушку нашего импровизированного багра в кипящую поверхность, как ощутили мощь стихии, ствол пошёл в сторону - за потоком.

С большим трудом, после нескольких неудачных попыток нам удалось подвести захват к веслу. И сдёрнуть его. Через мгновение весло исчезло… Всё, больше мы его не видели. Поток унёс его в пучину водопада так быстро, что глаз не успел отследить даже движения. Мы ещё долго вглядывались в бурлящую поверхность. «Кажется вон… нет! А вот блестит… Может у камня…» Нет, всё это были лишь тусклые отблески желтоватых водных струй. Порог принял жертву.

Кроме весла Собачий унёс сиденье от двойки, коврики, полиэтиленовые плёнки, тесленковскую шлёпанцу, и всякие мелочи. Унёс он и мишин Л1, оставшийся в тройке, а ведь он взял его взаймы… Всё это при обносе мы бросили в байдарках, а куда, мол, денется! И вот, - делось.

Теперь у нас было четыре весла на пятерых, и мы просто не имели права терять ещё.

Лагерь был разбит, мы скинули мокрое одеяние и переоделись в запасное. Каждый занялся своим делом. Миша в свитере и хрустящих чёрных штанах колдовал над дымящимся очагом, Марина, закутавшись в куртку, щипала желтоватый слежавшийся брусок бывших макарон, а Лёша со своим громким другом застыли над суднами, разрабатывая стратегию их ремонта. Да, там было что ремонтировать. Сломанный в двух местах шпангоут, затейливо гнутые лонжероны, выдернутые с мясом стрингеры, полуоторванный и сломанный пополам фальшборт, шкура, разодранная в нескольких местах: печальное зрелище представляла беспомощно лежавшая на камнях лёшина тройка. Двойка Сергея обошлась ободранной шкурой (броня броненосца выдержала) и погнутыми рёбрами лонжеронов, - ведь её не ломало об меня...

Итак, нашему лагерю предстояло на сегодня превратиться в судоверфь. Были приготовлены инструменты, вынуты из рюкзака тюбики клея, куски алюминия, полосы резины и подобраны главные ремонтные составляющие… - сосновые ветви. Скоро до нас с верфи донеслись рабочие звуки: громогласные серёгины крики и возмущенные лёшины. Первый настойчиво, как умеет только он, заставлял второго делать «как надо», второй же отвечал что-то в смысле «тебе надо – ты и делай, а мастера не учи». Что же, значит, работа закипела.

Наконец я смог взять в руки фотокамеру.

Стоянка располагалась на большой каменистой площадке, прямо на эту площадку выходила широкая, выбитая многими сотнями ног, тропа. Это была тропа обноса из Собачьего озера. Очаг, импровизированные скамьи, всё здесь было. Повсюду присутствовали и следы ремонта байдарок, катов, рафтов…

Утро постепенно вступало в свои права. Солнечный свет выжелтил верхушки вырастающих из тумана деревьев. Да и сам туман украсился цветами отличными от серого. Он по-прежнему клубился над рекой, но её каменные контуры стали более отчётливы, суровый пейзаж наполнялся жизнью. И даже рёв Собачьего уже звучал по иному. Он выглядел не гласом из преисподней, но криком пробуждающейся природы. Прошло ещё немного времени, и на поверхности водяных фонтанов, на окраинах взбитой пены появились первые искорки, - солнечные лучики пробили плотную туманную пелену и достигли тела Воньги. Туман нехотя раздавался к берегам, рвался на куски. Ещё плотные, они мутили открывавшуюся ширь. Камни порога меняли цвет, их холодный синеватый оттенок менялся на тёплые коричневатые тона, грязновато-желтая пена превращалась в пушистую, белую. И вот, Собачий предстал перед нами совсем другим, - ярким, искрящимся, даже радостным зрелищем. Другим, но по-прежнему удивительным и - грандиозным.

«Готово, налетай», - объявил Миша. Это в котелке вскипела вода. Было слишком рано для завтрака, но для чая – в самый раз. Наша помятая, но бодрая команда собралась у костра. Обжигающий чай с сухарями, это было как раз то, что нам сейчас требовалось.

Мы дули на коричневую жидкость, прихватывая через одежду раскалённые кружки. Сахар был в прикуску. Сухари крошились и сыпались на одежду, а мы выясняли, что же всё-таки случилось этой ночью. Картина вырисовалась почти сразу.

Оказалось, в тот момент, когда я крикнул Лёше «греби», он считал, что до водопада ещё далеко, ещё должен быть поворот, и удивился – куда грести, зачем... Он смотрел вперёд, но ничего кроме тумана не видел. Только когда убедился, что я действительно изо всех сил выгребаю к левому берегу, он (на всякий случай, мысленно пожимая плечами) принялся делать то же самое. Для него было полной неожиданностью появление прямо по курсу Марины. Ведь несколькими метров дальше (это-то он помнил отлично) – водопад!

Сергей с Мишей вошли в порог за нами, чтобы ориентироваться на нашу траекторию. Это их и спасло. Оба они тоже были в недоумении, увидав наш резкий маневр влево. Им, как и Лёше, казалось, что следует пройти ещё один поворот и длинный участок за ним. И они тоже последовали за нами «на всякий случай». И они тоже были удивлены появлением Марины у якоря прямо перед носом… А потом произошло то, что они объяснить не смогли, - они почему-то перестали грести. Мол (наверное), по инерции к берегу подойдём. Ну а когда опамятовались, с увлекающим в водопад потоком было не справиться. Если бы не корма нашего Тайменя, да если бы Лёша не успел схватить их, - через три-четыре секунды они бы ухнули вниз. А что было бы потом?..

[IMG ID=194]

«Ничего, ребята, всё хорошо!» - повторяла Марина.
Чай был выпит, в наших головах наступила ясность и покой. Расслабление. Пожалуй, не стоило больше перенапрягать своё тело, решили мы. И нас ласково поглотило тёплое чрево палатки.

Крепко уснул и Сергей, тот самый, который ещё недавно, разгорячённый недоделанной катастрофой, призывал даже не ставить палатку, а, позавтракав и наскоро собрав лёшино судно, выйти в путь.

Мы будто провалились в мягкую пропасть, спали как убитые. Под непрекращающийся рёв порога. И проснулись уже… к полудню.

Нас подняла только необходимость, всё-таки надо было подвигаться дальше.
Усилиями судостроителей тройка была почти как новая. Почти… Только там подклеена резиной, там обжата металлом, там подтянута проволокой, там гвоздём… Но, главное, готова!

Я запечатлел дневной водопад. Теперь в нём не было никакой таинственности. Только мощь стихии и упрямая весёлая злость. Открытое солнце играло на водных валах. Всё блестело и пенилось. Вода, разбитая на миллионы брызг, рождала широкую перламутровую радугу. Радуга стояла не шевелясь, она прочным мостом соединяла берега Воньги, словно приглашая пройтись по ней, полюбоваться на Собачий сверху. Я смотрел, снимал и жалел, что плёнки не бесконечны. А потом я собрал нашу команду на плоской плите, окаймляющей водопад, и пристроил фотоаппарат на камне: этот снимок обречён был стать знаменитым (в компании тех, кто знает).

Всё, – начались долгие, долгие, долгие сборы. Люди медленно ходили по лагерю, поднимали какие-то вещи, клали обратно, садились, вставали, устремляли стекленеющий взгляд в бесконечность, застывая… Они не реагировали на мои призывы поторопиться. Я уже давно собрал свой рюкзак, свернул палатку. Ждал. Когда стало совсем невыносимо, Марина сказала: «Они специально тянут время!» А зачем? Всё равно нас ждала третья ступень Собачьего.

И только когда всё было упаковано, выяснилось, что никто и не собирается идти в порог… Лёша отказался сразу и резко: «Нет, обносить. Не пойду!» Миша согласился: «Хватит, пожалуй, на сегодня». А Сергей бросился в объяснения: «Интересно бы, конечно, пройти! Но я как-то не готов, что-то не тянет! Всё-таки лучше обнести, да, пожалуй, обнести!»

«Вот так!» - сказала мне Марина, разведя руками. И как я не уговаривал, не согласился никто.

Что же, пора было носить вещи. Мы начали обнос. Перенесли рюкзаки, потом лёшину тройку. Когда вернулись за двойкой, я ещё раз предложил её хозяину взять порог. Он опять заметался и…

Третья ступень порога тянула на чистую «тройку». Камни, валы, обливняки, всего этого было у него в избытке. И - очень хотелось пройти его.

Мы надели снаряжение, Миша отдал мне свой новый спасательный жилет. Завернулись, насколько можно, в оставшуюся плёнку вместо фартуков. Всё, мы были готовы.

Важно было сразу под крутым углом выскочить в струю, сумев не въехать в камни. И Миша с Лёшей сработали катапультой: вытолкнули байдарку подальше. Мощный, только что слетевший с водопада, поток подхватил нас и увлёк за собой. Начался водный слалом. Ничего особенно примечательного тут не было, хотя,.. думается, что этак нам представлялось после ночного приключения. Камни были большими, напор ещё больше. Очевидного маршрута не было, приходилось постоянно и живо маневрировать. Крутые пенистые валы опасно захлёстывали байдарку… Ну да, да, это всё-таки был не водопад, - потому и прошли. Но пару раз всё же не успели отвернуть от неожиданно поднявшихся по курсу крутых каменных куполов. Наехали. Один смогли пройти на скорости, проскребя днищем о его шершавую голову. А на другом сели крепко, пришлось мне вылезать на него. Стащил байдарку, правда, быстро, но сошла она неудачно. Её тут же развернуло кормой вперёд и понесло на скалу… В последний момент мы, напрягшись, смогли-таки совершить оборот и уйти от её жаждущего крови клыка.

Вот и конец порога. Мы получили, что искали, - огромное удовольствие. Теперь можно было расслабиться. Мы причалили к месту сбора, там нас ждали грустный Лёша и бодрые Миша с Мариной, вооруженные съёмочной техникой.

И вот, загрузив по-походному байдарки, мы вновь заняли свои места. Собачий всё ревел сзади, но его голос с каждой минутой становился всё тише и тише. А Воньга вела нас дальше, она обещала, что приключения ещё не кончились.

Мы двигались, не торопясь и разделившись. Мы на тройке - у правого берега, вдоль левого – двойка. Мы шли и внимательно вглядывались в заросшую травами прибрежную полосу. Мы надеялись, что не всё, что отнял у нас Собачий, потеряно безвозвратно. Что-то могло оказаться прибитым к берегу…

Так через километр с небольшим мы вышли в Умангозеро. Оно ничем не выделялось среди своих воньгских сестёр. Его берега были по-прежнему невысокими, покрытыми невысокой северной растительностью. Разнотравье плавно спускалось с берега в воду. Солнце сегодня светило открыто, помогало нам в поисках. Но углядеть что-либо в этом сине-зелёном салате, нужно было ещё суметь. И мы сумели! И первым был мишин Л1. Развернувшись, он почти весь ушёл под воду, но на поверхности остались два резиновых серо-зелёных пузыря коленей. Я крикнул Лёше: «Гляди-ка, не Л1 ли это!» А он мрачно глянул и ответил: «Смотри, смотри, вытащишь утопленника». Лёша всегда умел замечать в происходящем хорошее… А Миша смог облегчённо вздохнуть: костюм был спасён, и объяснения с его хозяином «прости, я не нарочно» и «может отдам деньгами» отменялись.

Потом из воды в байдарку последовало двоечное сиденье. А наши соратники у противоположного берега подобрали коврики и спасжилет. Нет, не зря мы предприняли спасательную операцию! А позже, перед самым Вяккером, глазастый Лёша высмотрел и чёрную тапочку Сергея, обречённо плывущую в страшный порог вверх подошвой.

Мы двигались теперь на двух вёслах. И это было очень неудобно. В голову лезли сомнения: подумалось, что же будет на море… Если дойдём. Мы приближались к Вяккеру, а уж он не был порогом для разминки.

Мы проходили маленькое озерцо Половинное, и шум Вяккера, постепенно нарастая, уже давно сопровождал нас.

Высадились мы на правом берегу, у начала тропы обноса, и решили сразу нести вещи, а уж потом идти смотреть порог (подход к нему с берега был очень далёк и неудобен). Нагрузившись, мы отправились по тропе. Вот это был путь! Весь в кореньях, удавами вылезавших на тропу. Сама тропа петляла, то лезла вверх, то ныряла в болото. Ноги соскальзывали в полужидкую грязь. Ладно бы без мешков… Да и тропа то и дело ветвилась, - поди выбери нужное направление.

Мы оставили вещи на поляне в конце тропы, пришло время смотреть порог.
Эх и красив оказался Вяккер! Очень длинный (километр 200 метров), изогнутый, очень разный. Он начинался с острова, перекрывающего часть русла и оставляющего для хода забитую камнями протоку. А потом – два мощных слива подряд. Красивых, широких. Первый прямой, а второй косой, с опаснейшей бочкой. Вода на сливе была подобна реактивной струе, сметающей всё на своём пути. Я прикинул, - идти следовало по его краю, больше никак. Попал на байдарке в бочку, прощайся… хорошо если с байдаркой. А вот и мемориальная табличка на прибрежной каменной плите, кто-то попал в эту бочку…

Да и дальше Вяккер не давал расслабиться. Его мощь была такова, что слалом среди больших каменных глыб и стоячих полутораметровых волн обещал впечатлений (и риска) никак не меньше, чем опасные сливы. А на закуску, в конце порога расположилась частая мелкая шивера (а поток-то несёт, несёт!). Почти непроходимая.

Какое впечатляющее зрелище! Я долго взирал на это буйство природы и наслаждался. А тело уже готовилось к встрече с этой красотой. Я чувствовал, как растёт пульс, как кровь течёт по жилам всё быстрее. Я отчётливо осознавал, насколько опасным может быть сплав здесь на неповоротливом Таймене, но этот риск только сильнее возбуждал моё естество, распалял желание. И кто-то дёргал, подталкивал меня под локоть. Ну, давай, пошли! Врежемся вёслами в это безумие! Давай же!.. Давай!!

Как мне хотелось… Но не сошлось, увы.
Лёша даже не рассматривал вариант необноса. «Пошли за байдаркой, пора нести», - сказал он, едва взглянул на каменные джунгли Вяккера.

«Я пас», - сказал Миша.

«Знаешь, Сергей, это очень опасно! Можно и байдарку потерять, а нам ещё идти! - объяснял мне капитан двойки, впрочем, подумав, добавил. – Я бы пошёл, но что-то нехорошо себя чувствую. По-моему у меня температура. Понимаешь, я просто не готов сейчас,.. а хотелось бы! Ведь знаю, что буду потом жалеть! Но нет!» Потом он подумал ещё: «Но бери мою байдарку, пожалуйста! Идите кто хотите, а я не пойду! Идите! Ну?» Но уговаривать надо было не меня. Больше желающих не нашлось. Тут я понял, это Собачий так крепко сел в наше подсознание. Только Марина пошла бы со мной, если бы я сказал ей: «Пошли!..» Я с тоской посмотрел на красочные струи Вяккера. Он гремел, хохотал, издевался надо мной. Я молча взялся за байдарку.

Несли их по очереди. В первый приём мы обнесли не всё, байдарки были с грузом. Нести их было непросто. И тропа делала всё, чтобы максимально осложнить наш путь. Часто петляла (а байдарки длинные), мелко сновала вверх - вниз (а байдарки прямые). Корни, камни, муравейники были не видны. Не обошлось без мелких, но неприятных травм. Лёша совсем измотался. Он не жаловался, но стоило лишь увидеть его искажённое страданием лицо, чтобы понять, как тяжело достаётся ему этот путь. Я шёл и вспоминал: где-то я уже видел эту гримасу боли и терпения. И вспомнил. Наш с Лёшей дуэт на Серёже. Тогда, на мокрой раскисшей пашне под дождём и позже, в сочащемся влагой лесу, когда надежда уже оставила его… Но тогда его глаза были полны отчаянием, теперь же – мужеством и терпением. Мы продолжали путь.

Вот и поляна. Нас встретила Марина с фотоаппаратом в руках. Но эти кадры, увы, не отразят мрачной прелести нашего перехода, ведь мы уже пришли.
Усевшись на сосновые стволы, мы отдыхали и обсуждали порог. Удивительный, красивый Вяккер. Первый и единственный не покорённый нами…
Сергей перевернул свою двойку. Он клеил днище, порванное во время нашей сегодняшней атаки третьей ступени Собачьего.

Я вынул карту и прикинул дальнейший путь. Сегодня мы преодолели… шесть километров. И то больше не байдарка несла нас, а мы её. Шесть километров, - это было нашим рекордом! Но всё же…

«Пожалуй, встаём здесь!» - сказал я. Нас ждал ещё один серьёзный порог. Ассу. И не стоило идти в него сегодня. Было уже девять вечера.

Никто не стал сопротивляться, только мой тёзка немного покричал что-то для проформы. Мол, надо бы идти, спешить, мол. Но как-то без обычного энтузиазма. Просто - он должен был поерепениться. Мы знали, что он согласен, и он знал, что согласен, и что мы это знаем, он тоже знал…

Место было интересным, необычным для здешних низких залесенных речных берегов. Мы находились на лысой макушке холма с очень крутым склоном, возвышавшегося в конце Вяккера, на правом берегу, сразу после окончания его зубастой шиверы. Комарики были, но мы уже привыкли к тучам этих местных дохляков, и почти не обращали на них внимания. Стоянка была прилично оборудована многими поколениями наших предшественников. И нам оставалось лишь с благодарностью воспользоваться их трудами.

Лагерь был разбит, и пока Миша колдовал над очагом, а капитаны над побитыми туловищами своих боевых подруг, мы с Мариной ещё раз отправились на встречу с Вяккером. Я взял с собой фото и видеокамеры, они должны были помочь нам оставить в памяти его жестокие прелести. А Марина ещё и не видала их.
Я искал ракурсы и фотографировал, снимал видеокамерой. И любовался, наслаждался этой мощью, этой красотой карельской силы. Яркое светило приблизилось к горизонту и бросало свои лучи в контре. Оно пробивало водяные валы, как глазурью покрытые блестящей мишурой. Камни взбивали молочную пену, она крупно и быстро пузырилась, меняясь, меняясь… Высоченные стоячие волны недвижными горами возвышались среди текущего, летящего и сверкающего окружения. У подножия их, колыхаясь, зияли внушительные провалы. Путь ревущему потоку преграждали косые гранитные плиты. Вода билась об их каменные лбы, вздыбливалась под напором своей массы, взлетала и охватывала их чёрные тела огромными переливающимися полусферами - пузырями. Вся эта водная феерия непрерывно двигалась, переливалась в солнечных лучах, рассыпала снопы искр. Сила и радость исходила оттуда. А мы с Мариной стояли на берегу и чувствовали, как наши тела принимают эту силу, наливаются ею, становятся лёгкими… Прошли минуты… (или часы?..) и вот, все заботы покинули сознание, все трудности исчезли, всё предстало простым и ясным. Наступила свобода!

Настало время, и пришлось, конечно, вернуться в лагерь. Но какая-то частичка меня осталась там у Вяккера. Я чувствовал, что и во мне поселилась частица той мощи и красоты. Дивного создания природы - Вяккера.

Ужинали спокойно, вечер был солнечным и томным. С нашего крутого холма открывался приятный вид на реку. Где-то за нашими спинами слышался низкий голос Вяккера. Он был приглушённым, уже не ломающим тишину. Благодать разливалась по нашей поляне, по лесным закоулкам, проникала в наши уставшие тела. И мы уступили ей: отбой наступил рано, ещё до полуночи. Напрасно солнце кидало нам свои совсем не уставшие лучи, напрасно превращало ночь в светлый летний полдень. Мы уже залезли в палатку, устроились в спальниках, и сладкий сон сразу сомкнул наши глаза.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ

Говорят, что ночью опять было холодно. Я не почувствовал… Да и разве можно замёрзнуть в спальнике? А Лёша настаивал – очень, очень холодно. Утром он тяжело кашлял, скорбно горбился, весь вид его свидетельствовал о неизлечимой болезни. Хотя, надо отметить, что свой спальный мешок он отдал Марине, которая не могла преодолеть дрожь в своём тоненьком чехольчике. Она взяла его в прокат у друзей, гарантирующих его согревающие возможности. И вот, теперь, убедившись в правильности поговорки «доверяй, но проверяй», она регулярно слала в адрес неизвестных нам благодетелей «поздравительные телеграммы». Вот Лёша и предложил её свой, а сам залез в маринин кожушок. Я не думаю, что он заметил какие-то температурные изменения, ведь независимо от внешней оболочки и погоды Лёша всегда ложился в своём полном ватном облачении. Порой бывало страшно за него, - не хватил бы тепловой удар! Правда, такого не случалось никогда, зато он всякий раз жаловался… на холод.

Утро у нас началось опять не раньше десяти. Эх, и любила сон наша компания!
Солнце давно и ярко освещала наше пристанище. Комарики были в изобилии, они серыми лохматыми клочками мельтешили вокруг нас, искали свою утреннюю трапезу.
Небольшой ветерок нёс прохладу.

С нашей верхотуры была отчётливо видна утренняя Воньга. Её блестящее тело зигзагом уходило в густую карельскую тайгу. Она была словно залитой жидким серебром. Контровые солнечные лучи как от зеркала отражались от покрытой мелкой рябью поверхности. Слепили. Это играла наша звезда.

Пока развели костёр, варили – помешивали. Завтракали, сбившись в тесный кружок (вот это мы с удовольствием!). Время шло.

Рыба опять попряталась от меня. Я вытаскивал лишь клочья водорослей. Зато на этой стоянке нашёл блесну, и это радовало. Пойдёт в замен оторванной однажды (вся моя снасть была заёмной).

Вещи носили не просто. Дорожка, ведущая по склону холма к реке, была очень крута. Приходилось хвататься за свисающие ветви, корни. Ноги соскальзывали по мелкому гравию.

Место швартовки тоже было осложнено. Мелкое, очень неудобное, в камнях. Но посмотрите: яркое солнце, синее небо, блики, ветерок... Мы не замечали мелочей, настроение было светлым, а командный настрой боевым.

Я оставил визитку–записку в коре центровой сосны покидаемой поляны. Кто знает, может и откликнется кто из «наших».

Наконец, уже в третьем часу, мы отчалили.

Воньга встретила нас радостно, искристыми холодными брызгами, весёлыми острыми камешками. И сразу, на первом повороте, - небольшой аккуратный перекат для разминки.

Река тут была совсем неглубокой, просвечивало желтоватое дно, длинные зелёные полосы водяных трав тянулись со дна к поверхности. Они скользили по бортам байдарки, поглаживали её тело. Колыхались, волновались вслед за движением прозрачных струй речной (вкусной – вкусной) воды. Было приятно опять ощутить в руках прохладное весло, вонзить алюминий его лопастей в переливающийся поток и ощутить его живую упругость!

Река дала нам два километра покоя. Мы ждали, конечно, но порог возник перед нами всё равно неожиданно. Это был Ассу. Последний из больших порогов Воньги.
Мы высадились на левом берегу. Мы с Мишей задерживаться не стали. Сразу же понесли вещи по тропе обноса. И Марина с нами. Ассу оказался ещё длиннее Вяккера. Полтора километра кипящей воды. А венчал его железнодорожный мост. Добрались до цивилизации…

Рюкзаки мы оставили перед мостом, Марина осталась у них, охранять от внешних посягательств. Мы с Мишей двинулись обратно, уже по берегу.

Ассу сразу понравился мне. Он представлял собой могутную шиверу, составленную из немалых камней. Их чёрные тела были разбросаны по неширокому руслу хаотично. Верный проход не просматривался. Ближе к концу порога вода кипела, и за большими пенными шапками камни были совсем не видны. А они были совсем не маленькими, но скрытыми и от этого очень опасными. А перед ними дыбились полутораметровые стоячие волны. Они шли грядой, и что они там скрывали, как мы ни вглядывались, разобрать не смогли. Воньга смыкала тут свои берега, дно тоже поднималось, и воде некуда было деваться, как только с воем нестись вперёд, пытаясь снести все каменные препятствия со своего пути и скорее, скорее преодолеть такое узкое место. Скалы не поддавались, водные потоки вздымались, разбивались о них, пластами рассыпались в стороны, падали в ямы, закручивались в водоворотах. Красиво... опасно. Ассу показался нам крайне привлекательным. И, кажется, проходимым, при всей своей сложности (чистая тройка тут была) и риске сплава. Пульс у меня возрос, в мыслях я уже был там, в пороге. Миша тоже смотрел на Ассу горящими глазами, он решил тоже – идти.

Оживлённо обсуждая тактику сплава, мы вернулись к байдаркам. Вскоре оказалось, что у нас не всё в порядке. Нелады были с Лёшей и Сергеем.

Первым появился Лёша. Какой-то не в себе, необычный, весь дёрганый, буркающий что-то нехорошее о нас. Стало любопытно. За Лёшей подтянулся Сергей. И тот был весь на взводе. Едва завидев нас, он закричал: «Где вы были, куда вы ушли! Вы должны были нас ждать! Надо ходить всем вместе, почему вы не отвечали! Куда вы поставили вещи, мы не нашли! Сколько можно вам кричать, почему вы не отвечали! Специально, вы слышали! Нельзя не слышать!» Лёша с оскорбленным видом поддакивал ему, усиленно кивал головой.

Не сразу, но выяснилось, что они пошли за нами по тропе, но не нашли места, где мы оставили рюкзаки, полезли через насыпь железки, не нашли и там, кричали, мы («специально») не отвечали. Одним словом, глядя на их разгорячённые лица, было понятно, что случилась страшная беда…

Мы с Мишей переглянулись. Было совсем непонятно, где же там смогли заблудиться эти сусанины. Утихомирить их стоило сил. И, в конце концов, пар вышел, мозг пришёл в согласие с разумом. И оказалось, что не случилось ничего…

Теперь можно было подумать об Ассу. И Лёша спросил нас с Мишей: «Ну как, можно пройти?» Оказывается, он, походив туда-сюда по лесам, даже не посмотрел порог! «Да!» - ответил ему я. «И как надо идти?» - задал он второй вопрос. «Иди да посмотри! Тебе что, на словах что ли всё объяснишь!» Лёша встал и обиженный молча ушёл. Смотреть порог. «Я не пойду, обнесу!» - заявил Сергей. Он тоже всё ещё был обижен…

Лёша ходил долго, но пришёл он изменившийся, просветлённый. Он посмотрел на нас долгим взглядом, помолчал и сказал: «Ну, пойдём»? Лёша ли это был…. Видать, красота Ассу повлияла и на него, да ещё то, что порог-то (серьёзный) последний. Мы с Мишей поднялись.

«И я пойду!» - спохватился хозяин двойки. Итак, мы шли все. Порешили так: сначала мы обычным составом, – Лёша, я, Миша, - на тройке, потом я возвращаюсь с веслом, со спасжилетом и шлемом Сергея (он всё это уже утащил в конец порога), и идём на двойке - я и Сергей.

Упаковались мы в Таймень плотно. Попытались укрыть все щели полиэтиленом, памятуя о том, что такое стоячие волны. Упёрлись ногами, покрепче ухватили вёсла. Мы были готовы.

Вошли в порог справа, тут и открылись невидимые с берега препятствия – камни в защитных бурунах. И затеялся слалом. Наконец дошли до струи, взрезав носом бурун, вошли. И тут тоже каменные глыбы будто всплыли со дна. Они одна за другой возникали на нашем пути. Вправо – влево – вправо - влево. Дриблинг был весьма и весьма напряжённым. Байдарка реагировала лениво, нехотя, отзываясь на наши посыла только спустя время, и нам приходилось начинать маневр вправо еще до того препятствия, которое следовало проходить слева. Целые тучи мелкой-мелкой мошкары окружили нас со всех сторон. Мошки лезли в лицо, рот, нос. А главное – в глаза, слепя, мешая, делая всё, чтобы мы ошиблись. Особенно доставалось сидящему впереди Мише, подобно отбойнику, своим лицом рассекающему этот серый поток. Он щурился, пытался прикрыть глаза – куда там! Пару раз мы налетели на обливняки, но прошли их, на скорости проскрежетав об них днищем. Мои напарники работали вёслами так интенсивно, что их блестящие лопасти свистели у моей головы подобно пулям. И одна такая алюминиевая пуля врезалась в мой шлем, это Лёша со всей мочи заехал веслом мне в голову… Мне здорово повезло, что шлем закрывал уши, иначе левого я бы здесь лишился (это - в лучшем случае). Зато отныне шлем нёс уже два свидетельства о наших экстремальных деяниях, - две глубокие зарубки (первую я получил от Миши на Чеке, там он врезал мне в лоб).

А вот и зловещие стоячие волны, они могли скрывать всё что угодно, и шли они сплошной грядой. Но и их прошли мы. Прошли на интуиции, врезавшись именно в то место, куда по наитию указал я. Прошли!

Но это не был чистый проход. Наше судно захлестнуло трижды. Не спас полиэтилен, слишком мощные, слишком тяжёлые валы обрушивались на нас, продавливая плёнку в трюм, заливая внутрь целые бочки холодной воды. Когда мы выходили из последнего кипящего водоворота, байдарка сидела так низко, что была подобна перегруженному танкеру. Не хватило ещё одной хорошей волны, чтобы пустить её ко дну. И тогда - что бы помогло нам вытащить её на берег?.. Обошлось и на этот раз. Нам явно везло, такие пороги без фартуков проходят лишь глупцы или наглецы… Кем были мы?
Но удовольствия мы получили сполна, а я просто алкал скорее повторить его!
Я вручил Мише фотоаппарат, он пошёл выбирать место, а я, загрузившись необходимым для сплава, отправился к изволновавшемуся к этому времени Сергею.
«Садись сзади, правь! – ещё издали сказал он мне. – Хотя, нет, лучше спереди, ведь ты лучше знаешь, где идти, командуй! Говори «правой», нет, лучше «влево», нет,.. хотя»… Мне было всё равно, где сидеть, главное, - ещё раз испытать недавнее удовольствие. А скомандовать я уж как-нибудь сумею.
На двойке мы вошли в порог слева, затем резко направо, в струю. Разница была значительной. Двойка была куда более маневренной, куда быстрее слушалась весла. «Греби правой! – кричал я. – Левой!» Байдарка тут же реагировала на наши усилия, поворачивала, ныряла в буруны, пробивала их, разбивая в облака сверкающих брызг. Было здорово. Мы проходили Ассу быстро, в хорошем стиле. «Ты здорово командуешь! Как здорово мы идём!» - услышал я сзади голос Сергея. Он чувствовал то же, что и я, этакую - особенную – эйфорию. Эйфорию действия. Но только зачем он это крикнул!..

Впереди показался знакомый широкий бурун, я помнил, что мы проходили его по центру. Строго. Тут,.. мы вкатили в серое шевелящееся облако мошки! Глаза тут же забило живой режущей массой. Я пытался крикнуть – скомандовать что-то. И рот тоже наполнился противным горьким комом. Секунда замешательства всё решила. С полметра не хватило нам, чтобы пройти между двух скрытых под шапками пены могучих обливняков. Байдарка, словно большое китообразное животное, своим зелёным брюхом вылезла на каменное тело правого из них. И тут же, продолжая поступательное движение, начала заваливаться на левый борт. Я ударил в воду левой лопастью – попытался найти упор для весла. Нет! Как раз тут не было ни одной опоры, ни единственного камня из такого изобилия, только бурлящий водный поток. Тогда я всем телом склонился вправо, пытаясь скомпенсировать крен судна, стремясь выиграть мгновения, - байдарка вот-вот должна была соскочить с обливняка. В борьбе за жизнь корабля я краем глаза видел, что и Сергей сзади наклонился вправо… Но… байдарка левым бортом зачерпнула воды. Немного, то тут же, отяжелев, пошла бортом в воду проворней, быстрей, и… - опрокинулась в кипящую воду.

Река накрыла меня с головой. Под водой ничего не было видно, ноги застряли в байдарке. Я наощупь пытался освободить их, вытащить из под затянутой под шпангоут плёнки. Наконец мне это удалось, и я вынырнул рядом с колыхающимся днищем байдарки. И тут же оглянулся: сзади мелькал красный шлем. Жив значит напарник! Бурный поток живо нёс перевёрнутую байдарку вниз. Мы зацепились за неё. Берег был совсем близко. Мелькнула мысль, что может удастся подтянуть её туда. Куда там! Сила порога была такой, что невозможно было управлять движением такого аварийного сплава. Напротив, масса судна неумолимо увлекала нас дальше. Туда, где берег уходил в сторону, и уже виднелись мощные скалы, вздымающие водяной смерч. Нас несло по подводным камням как по стиральной доске. Било о них рёбрами, ногами. Мы попали в мясорубку, - пронеслось в голове. «Бросай байдарку! Лезь к берегу!» - крикнул я назад. «Нет, её разобьет!» - услыхал я сквозь рёв. «Тебя разобьет! Не удержишь! Отпускай, её вынесет!» - крикнул я ещё раз и отпустил руки. «За порогом поймаем!» - успел ещё крикнуть я, когда порог отшвырнул меня в сторону, на скользкий камень. Мимо сквозь клубы брызг и пены пронеслось длинное зелёное тело, за него, ныряя под воду и появляясь вновь, беспомощно цеплялся человек в красном шлеме. Порог ревел, и я понял, - это он смеялся над нами. Я принялся, что есть силы, отгребать к берегу: надо было успеть до поворота. Вот и прибрежные камни, река с размаха впечатала меня в один из этих чёрных глыб. Но к этому времени я уже не чувствовал боли, и, ухватившись за него, вылез на сушу. Сразу оглянулся. Где же Сергей?! Слава Богу, он оставил уходящую за поворот байдарку и уже подбирался к берегу. Успел!
Я побежал к нему, подстраховать. Помощь не понадобилась, он уже сам выбирался из воды. «Всё нормально!» - сказал он мне. Да, всё обошлось. Всё было нормально.
Пока Сергей приходил в себя, я побежал вдоль берега, - может, что вынесло. Одно весло нашёл вскоре, его прибило к берегу. Но где же байдарка, не утопил ли её Ассу?!

Но и она нашлась вскоре. Её прибило к берегу за порогом, туда же причалило и второе весло. Оказались весьма кстати пластиковые бутыли, прикреплённые к оставшимся вёслам после потери двух из них.

Байдарка была похожа на раненного кита, она лежала у прибрежных камней полузатопленная, побитая. И, как всегда, на помощь потерпевшим крушение пришла спасательная команда – Лёша, переправившийся на правый берег Воньги. Байдарку с трудом удалось вытащить на берег, она набрала не один центнер воды. А когда мы, наконец, её перевернули, нашему взору предстало унылое зрелище. Весь верх байдарки был искурочен Ассу. Было зримо, что он всласть позабавился над её беспомощным туловищем. Часть фальшборта была сорвана и унесена порогом, другая исковеркана. Шкура под фальшбортами разорвана. Шпангоуты лишились заклёпок, их попросту выбило ударами о камни. Общий вид судна был печален,.. но далеко не безнадёжен! Мы вздохнули с облегчением, - можно было продолжать своё странствие. Но унесло, на этот раз уже безвозвратно, шлёпанцы Сергея. Это была печальная новость не только для него, но и для меня тоже. Я лишился кроссовки на самых первых порогах, и до сей поры пользовался в качестве подменной обуви теми шлёпанцами на стоянках…

Зато сам хозяин побитой двойки вовсе не пострадал. А вот обо мне этого сказать было нельзя. Обе ноги у меня были побиты, так что я долго хромал - уже после окончания похода. Выбит был и палец на руке, уж второй.

Я оглянулся на Ассу. Порог рыдал и заливался мне в лицо. Видать и он сегодня получил своё удовольствие…

И всё-таки мы не проиграли, счёт был 1 : 1.

Переправившись на нашу сторону, мы слушали страшную историю. Историю о том, как Марина и Лёша ждали нашего появления из Ассу. Ждали они, ждали, а потом увидали, как из порога выплывает весло, плёнка,.. затем перевёрнутая байдарка. И что они почувствовали, когда не увидели среди этих вещей нас…

Миша же, занявший позицию с моим Кэноном на выдающемся в порог камне, снимал. Всё произошло на его глазах. Он смотрел на кораблекрушение через видоискатель камеры, нажимал на спуск... Но разве могут эти маленькие картинки рассказать о том, что на самом происходило там, в кипящей воньгской воде! И всё же, фотодокумент был.

Осмотрев повнимательней ущерб, нанесённый Ассу, мы решили не вставать на ремонт, а продолжить плавание. Повреждения при всей их красочности были поверхностными, байдарка должна была выдержать путь. Пока хозяева байдарок приводили в чувства свои корабли, я развесил подсушить набухшие от воды одежды и отправился на последнее рандеву с Ассу. Я должен был запечатлеть его грозный лик. Снял я и вид сверху – с железнодорожного моста. Солнце светило в упор и по своему обыкновению заливало серебром ставшую для нас родной Воньгу. Вода искрила, она вся была покрыта всполохами яркого света. И за этими огненными пятнами совсем не было видно, как лютует она на каменных преградах, совсем не чувствовалась её ярость и сила. Совсем… И я машинально коснулся больной ноги…
Я спустился с моста, мы загрузились и отчалили. Озёра закончились. Больше их не было на нашем пути. Не было ни больших, подобных пресноводным морям с удивительной живительной фиолетовой влагой, ни даже тех махоньких, совсем домашних, аккуратных блюдец, что сопровождали нас в последние дни. Только ровное русло Воньги, и перекаты, перекаты, перекаты.

Мы прошли, не останавливаясь, мимо нежилой деревни Воньги. Мимо её изб, сараев. Это было первое человеческое жильё, что мы видали аж от Амбарного. Деревня была нежилая, но обитаемая. Рыбаками. Они выезжали сюда на лето порыбачить, они следили за избами, даже строили летние домики. А может, использовали их и в качестве дач. И среди каких-то живописных развалин тут и там виднелись новые строения. Мы приметили только одного из здешних обитателей. Он сидел с удочкой за одним из поворотов реки. Но, едва завидя нас, проворно ретировался, исчез куда-то… Что испугало его (мы-то не видели себя со стороны, может и было чего бояться)?.. Со дна тут торчали рогатины, встретились и шнуры – перетяжки с берега на берег. А течение было быстрым, только успевай уворачиваться.
Перекаты продолжались. Они сменяли друг друга. Не давали расслабиться, требовали постоянной чуткости. А раз мы даже, неожиданно для нас самих, крепко сели на камень на одном из таких пустяковых, в общем-то, перекатов.

Мы шли к морю. Заранее, ещё после Ассу, я предупредил своих сотоварищей: «Если хотите есть и пить на стоянке, набирайте воду в Воньге. Море, море, солёная вода грядёт». Лёша высказался в том смысле, что должны, мол, ручьи быть и так далее. Остальные вроде бы были «за», но реагировали как-то вяло. Одним словом: тебя волнует, ты и набирай! Вот я и набирал воду во все найденные (в том числе и здесь по берегам) бутыли, улучая моменты среди всех этих неприятных перекатов. Вода была уже со взвесью, взбаламученной, но выбора-то уже не было. Лёша предлагал, правда, набрать где-то «перед Морским», но – очень хорошо, что я не последовал его совету. Набранная мной вода, со взвесью, не особенно прозрачная, в конце концов и оказалась почти единственной нашей годной к потреблению жидкостью на следующей, уже морской, стоянке.

Мы давно привыкли к крикам со стороны двойки, не реагировали на них. Но на этот раз оказалось, что Сергей звал нас. Сблизившись, на ходу, мы провели оперативное совещание.

- Надо обносить Морской! – заявил капитан двойки. – Я не хочу рисковать!
- Судя по описанию, он не имеет даже тропы для просмотра, где ты собрался обносить, - возразил я ему.
- Да пойдём сходу, больше возиться придется! - добавил Миша.
Лёша молчал.
- У меня и так байдарка побита, я буду обносить! - настаивал упрямец. – А ты как, Лёша?
Лёша поджал губы, помолчал, сказал:
- Как скажите.
-Алексей, а вдруг опять кильнёмся, мы ведь с вещами! Я буду обносить!
- Если найдёшь где! - заметил Миша.

Тут вновь на пути выросли камни, и мы прервали увлекательный спор, не договорившись, взялись за вёсла. Но всё было решено за нас, Морской порог не имел чёткого начала, и мы вошли в него, не заметив того, просто преодолевая полосу перекатов, слившихся в один, продолжительный. А он-то и был началом Морского. Места для споров уже не было, мы без просмотра, как были, на гружёных всем нашим скарбом байдарках вошли в порог.

Морской был длинным порогом. Он был густо усеян каменным частоколом. Течение было умеренным. Здесь Воньга уже не вздымала к небу водяные горы, не штурмовала скалы пенистыми смерчами. Здесь уже чувствовалось холодное дыхание моря. Но течение было достаточным, чтобы насадить такое хрупкое судно, как наши байдарки, на один из затаившихся в засаде каменных зубьев. И мы были предельно внимательны, скользя меж их зловещих остриёв. Но однажды мы не увернулись от подводной каменной туши, сели на неё. И сели крепко. Так, что Миша вылезал на её поверхность, протаскивал байдарку, волок её с камня. А она опасно раскачивалась, всё пытаясь зачерпнуть бортом… И всё-таки не обошлось без урона. Когда мы соскочили с камня, я заметил фонтанчик, весело бьющий из-под шпангоута прямо передо мной. Что ж, пришлось наскоро заткнуть под шпангоут тряпку (ей, как обычно в таких случаях, оказался лёшин носок).

Морской был несложным, но каким-то неприятным. Мы не чувствовали даже намёка на те чувства, что овладевали нами на его роскошных предшественниках. Суровый Горбатый, незабываемый Собачий, коварный и весёлый Ассу… А непройденный Вяккер, - удивительный, опасный! Морской же был тусклым, с коричневатыми некрасивыми камнями, невыразительными берегами и мутными водами. И порог, видать, тоже почувствовал наше к нему отношение: приготовил нам каверзу напоследок. Вот мы прошли последний речной поворот, и перед нами блеснуло большое серо-синее блюдо моря. Здесь Воньга, раскинув берега как руки, бросалась в его ледяные объятия. Отсюда начиналась Воньгская губа. Но порог не закончился, он только изменился! Река распалась на сеть отдельных проток, разбегающихся, сходящихся вновь, переплетающихся, словно виноградная лоза. И виноград – какие-то грязно-рыжие ломаные камни. Покрытое острой красноватой щебёнкой дно поднялось, стало очень мелко. Мы тыкались туда – сюда. Лабиринты, обходы, тупики… Мы пошли наудачу по правым протокам, теперь казалось, что надо было двигаться справа, хотя разве скажешь наверное, пока не испытаешь путь! Наконец, поняв бесперспективность такого передвижения, мы вылезли из байдарки. Начали проводку. Постепенно становилось ещё мельче, так что даже освобождённая от наших тел байдарка драла брюхо о донный наждак. Мы пытались приподнять её, как-то предохранить от ран, но камней было так много, они были настолько острыми, что - увы! Так мы и довели наши корабли до большого каменного бастиона, после которого начиналась свободная вода. Белое море…

На этой гладкой рыжевато-серой скале, на краю двух миров мы сделали остановку. Надо было осмотреться и определить наши дальнейшие планы.

Солнце уже склонилось над горизонтом, его лучи освещали, но уже не грели. А свет их был красноватым, и это придавало нездешности и так уже марсианскому облику Морского порога с его красно-бурыми каменными грядами.

Было совсем не тепло. Огромное водное пространство медленно колыхалось перед нашим взором. Море дышало. Оно взирало на нас спокойно, осознавая своё вечное могущество пред нами. Как незначительны, как малы мы были. Лёгкий озноб пробежал по спине: нам предстояло выйти туда, на его необозримые просторы, на лёгких, почти игрушечных, обтянутых тряпицей судёнышках. Как примет нас оно, как отнесётся к непрошеным гостям? Снисходительно? А может, захочет наказать наглецов? Для этого ему не придётся напрягаться, одна волна побольше,.. и никакие спасательные жилеты уже не помогут. Вода очень холодна, берег далёк, и если волна и ветер в сторону моря… Я стоял и смотрел на горизонт, очарованный, пленённый красотой. Стихли и остальные, не кричал даже Сергей.
Но, прочь чёрные мысли, мы возвратились на землю!

Наша перевёрнутая для стапеля тройка зияла треугольником пробоины. Лёша трудился, латал её. Сергей манипулировал над рваными бортами своего Тайменя. Я разложил кое что из промокшего ещё в Ассу под косые лучи студеного светила. Может чуть подсохнет? Марина и Миша разминались, это было совсем не лишним после сегодняшнего напряжённого перехода. А я… догадались? Расчехлил фотокамеру.
Тут, на навершии приютившей нас скалы, была неплохая стоянка. Но сегодняшний день, несмотря на купания в пороге, шёл неплохо, а прошли мы ещё - кот наплакал (а вчера ещё меньше). Да и море пока благоволило нам, было безмятежным. Оно будто приглашало нас к себе… Кто знает, может уже завтра оно сменит милость на гнев, и тогда нам пути не будет – куда на байдарках-то! Одним словом, мы решили единогласно – идти. Идти пока идётся.

Не сговариваясь, мы оделись потеплее и бросили последний взгляд на Воньгу. Казалось, она улыбалась: она тоже прощалась с нами.

Больше нас здесь ничего не держало, мы оттолкнулись вёслами, и носы байдарок разделили холодную воду.

Мы плавно подвигались к густо-синему горизонту, вдали виднелись тёмные неясные контуры островов. Берег становился всё дальше. Я держал курс по навигатору и мнил - как нездорово пришлось бы нам без него. Зачерпнув горстью воды, я попробовал её на вкус. Солёная!

На море был штиль, но большие пологие валы медленно, будто нехотя, бродили по нему. Они были напоминанием: смотрите, не увлекайтесь, будьте бдительны! Валы, словно знатные качели, раскачивали байдарку. Было страшновато и необычно то проваливаться в обширные водяные ямы, то вздыматься на их широкие стальные спины.

Мы сговорились держаться поближе, но разве можно было надеяться на капитана – 2! Он - почти сразу - принялся забирать куда-то в сторону моря. И приходилось то и дело кричать, поворачивать его. А он ещё и спорил, шумел… «Да я говорю ему, он ведь не слушает!» - объясняла Марина. Ей приходилось нелегко с таким буйным напарником.

Мы взяли курс на тесную группу островов в конце Воньгской губы. Они были очерчены единым тёмным контуром, и только приблизившись вплотную, мы убедились, что это именно острова, и что меж ними есть протоки. По ним мы и блуждали в этом островном лабиринте среди потерявших свои цвета ночных камней. Блуждали бы куда дольше и отчаянней, не помогай нам навигатор.

Походные фото можно посмотреть здесь: brodyaga
 
 
Фиолетовые озёра. ЧАСТЬ 4
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

Перевалило за полночь. Мы покинули архипелаг Солодушных Луд и продолжали путь, срезая губу Нечаева. Вдруг между нашими идущими параллельным курсом байдарками вынырнула чья-то усатая морда. Кольчатая нерпа! Морда удивлённо посмотрела в одну, в другую сторону, недовольно фыркнула (понаехало тут невесть кого, мол) и скрылась под водой,.. исчезла. Да и как ей было не ретироваться, когда ночную тишину разорвал скрежет дикого вопля: «Тюлень!!!» Прости, симпатичное животное, это он не со зла…

Нам хотелось найти тот остров с родником и стоянкой, о котором свидетельствовало описание. Он должен был быть ближайшим к мысу Безымянный Наволок. Увы! Преодолев открытое пространство, мы достигли мыса. Вот один островок, другой. Они были большими голыми камнями, поднимающимися из воды… Ни о каких родниках тут не могло быть и речи. Вновь описание подвело нас. «Где же остров с родником?! - вопрошал Сергей. – Ты ведь говорил, что он здесь!» «Это описание говорило», - отвечал я. «Но где он тогда, уж пора вставать!» - не успокаивался он. Я предположил, что с родником, это остров Куземский. Он был километрах в полутора-двух в стороне. «Пойдём лучше дальше, не будем отходить от маршрута, найдём же что-то, в конце концов!» - предложил я. «Пошли, пошли, нечего тормозить», - поддержал Миша. Так и сделали.

Повернув почти на девяносто градусов на юго-восток, мы вдоль редких небольших островков направились к далёкому тёмному пятну, там согласно карте, рядом с мысом Губным Наволоком, должен был находиться Пежостров. Ещё недавно светящийся небосвод чернел на глазах, он становился недоброго глубокого тёмно-синего цвета. Становилось неуютно. Солнце закатывалось за горизонт, с моря веяло стужей. Кисти рук, сжимающие сырой металл вёсел, посинели, не чуяли ничего. Ноги во влажной обуви были не в лучшем состоянии. По всем приметам пришло время для стоянки, но её надо было ещё сыскать.

Когда мы, наконец, дошли до острова, то, казалось, готовы были вставать уже где угодно. Пежостров не показался нам слишком привлекательным местом. Береговая полоса его была составлена из большой россыпи окатанных морем камней. Они были самого различного размера, от спичечной головки до гигантов ростом с человека. Выход был неудобным: мелко, склизко. Едва выбравшись из байдарки, я с удивлением обнаружил, что совсем не чую ног! Так, как на ходулях, я и бродил по гладким мокрым валунам, вытягивал наше судно, носил вещи.

Комаров здесь было довольно, хоть это и не волновало нас боле. Но была и хорошая новость: на берегу мы обнаружили оборудованное для стоянки место. Очаг, какие-то импровизированные скамьи. Видно, тут было рыбачье место, ибо наши братья туристы сюда уже не добирались. Все описания заканчивались железнодорожным мостом, нежилой деревней Воньгой, и лишь одно – тем не найденным нами островком с родником. Преодолев последний посещаемый нашими предшественниками рубеж, мы были теперь первопроходцами. И смотрели вокруг незашоренными ничьими мнениями (описаниями) глазами. А эти глаза увидали большой лесистый остров в широком каменистом кольце. Море неспешно накатывало на обточенные камни свои солёные валы. Слабый ветерок шевелил хвою плотно стоящих деревьев. А почва крылась под упругим покровом мхов и ягодников. Проливчик был совсем маленьким, за ним темнели приземистые деревья мыса.

Мы торопились развести костёр, всем хотелось скорее согреться. Хотелось его живительного огня. И Лёша, на этот раз даже не взглянув на синеющее днище перевёрнутой байдарки, горбясь отправился за дровами. Его сутулый горький силуэт долго мелькал меж пихтами. А Миша, согревая руки дыханием, негнущимися пальцами щёлкал зажигалкой, - уже разжигал маленький, сложенный из сухих веточек, шалашик. И когда появился первый огненный язычок, и первая сизая струйка устремилась в тёмно-синее небо, непобедимая сила потянула нас всех к этому источнику. Ну а я всё ставил палатку, безуспешно соединяя её многочисленные сочленения нешевелящимися руками, Пальцы никак не могли ухватить скользкие углепластиковые секции, алюминиевые колышки выскальзывали, а шнур никак не хотел завязываться. Никак! Доходило до смешного…

Но как бы не было неприютно, я, разделавшись со своими делами, не мог упустить такого случая и не запечатлеть на плёнку эту знаменательную ночь, ночь нашего выхода в море.

Но вот, наконец, мы собрались у пылающего во всю силу огня. Палатка была поставлена, вещи свалены рядом с ней высокой кучей, что-то из вечно мокрого развешано на высоко перекинутом над очагом шесте. Поставил я на раскалённые камни свои насквозь промокшие кеды, носки,.. и вскоре один из них погиб в огне... Впрочем, я не удивился, - так бывало в походах всегда. Мы сбились кучкой, грелись… Думать не хотелось. Слабый шум морского прибоя доносился до наших ушей, шорох хвои, неясные лесные звуки… И было нам – хорошо.

Горячий суп в ту ночь был особенно вкусен. Как хорошо, что у нас был лук. Мы откусывали с хрустом его пахучую сочную плоть, черпали ложками дымящуюся гущу из котелка. И ели. С салом, изумительными чёрными сухарями. Организм, казалось, таял от удовольствия. Такое горячее, вкусное после такого холодного, сырого…
Спать мы улеглись только около четырёх, когда солнце уже вовсю путешествовало от горизонта, начиная долгий сегодняшний путь. И на этот раз в полотняном квадрате палатки мы были все впятером. Что-то помешало Сергею устроиться в спальнике на воле. Что, интересно, не холод ли? Мы впихнулись в пространство палатки плотно, подобно сардинам в банке. Было тесно и… весело. Каждое слово, даже междометие вызывало очередной массовый приступ. Необъяснимый и «неправильный» смех долго не умолкал. Только Миша уже сопел в своём мешке, сдавленный со всех сторон сотрясающимися от припадков неудержимого хохота телами. Впрочем, сие массовое помешательство можно было объяснить: непременно должна была состояться разрядка после такого долгого движения в полузамёрзшем скрюченном состоянии. Мы смеялись, смеялись и - уснули.

Пока мы почивали «ночное» солнце прогрело палатку, превратив её в парник. Мы расстегивались, раздевались во сне. Но спали, спали, так и проспали до полудня.
Утром прошли два небольших грибных дождика, освежив наше пристанище. Но нам с Мишей захотелось большего. Солнце ярко светило, шумело море, выкатывая волны на прибрежные камни. Как тут было устоять, не искупаться. Мы разделись, и в воду! Вода была холодной, солёной-солёной! Не такой как в Воньгской губе. Я понырял, с наслаждением порезвился в этом удивительном прозрачном рассоле. Когда ещё придётся поплескаться в Белом море! Вот теперь можно было сказать, что мы освежились. Никто более не поддержал нас в этом порыве. Сергей и Марина, улыбаясь, смотрели на нас и машинально кутались в свои одежды. Они подбадривали нас с берега, но сами в воду не лезли. А Лёша… Он взирал на наши пустые забавы долгим печальным взглядом. Он ничего нам не сказал, лишь тяжело вздохнул, - разве понять грубым и несерьёзным нам, трепетные нюансы его тонкой души.
Мы не успели позавтракать, точнее было бы сказать, пообедать, лишь развели костёр, когда опять потрусил дождик. Прекратился. Подождал и пошёл вновь.

Костёр погас. А дождик подумал и припустил уже без перерывов. Тотчас потемнело, казалось, что небо над нами опустилось, что беспроглядные рваные тучи задевают верхушки деревьев у нашей палатки. Дождик сыпал. Мелкий, совсем не сильный, но долгий, нудный.

После порогов Воньги у нас оставалась последняя плёнка. Ей мы накрыли высящуюся у палатки груду наших вещей. Подоткнули полиэтиленовые края, чтобы не вырвало ветром и (а что нам ещё оставалось!) спрятались под покровом палатки.
Дождь барабанил по намокшей поверхности. Мы надеялись, что вот-вот этот барабанный бой закончится, и мы сможем продолжить наш путь. Куда там! Мы сидели, беседовали о том – о сём. Дождь частой крупой сеял по палатке мелкие капли. То широкой полосой обсыпал её спереди назад, то сыпал узенькой полоской, поперёк. Вот он, будто прицеливаясь, кидал по одной крупинке, а потом принимался швырять целыми горстями. И, словно вдохновившись нашей беспомощностью, брался хлестать струями. Он забавлялся.

Разговор постепенно утихал, перерывы между фразами становились всё длиннее. Кажется, мы смирялись с неизбежностью – ждать. Вот Марина улеглась поудобнее, Сергей приткнулся куда-то под мишино плечо, Лёша завернулся в телогрейку. Разговор стих сам собой, слышался лишь стук дождя, да чьё-то тихое сопение.
Я лежал, накрепко прижатый к краю палатки.

Я дремал, когда мне на лицо упала большая холодная капля, и вдогонку ещё одна. Сон как рукой сняло. Значит, дело началось: палатка уже протекла. Я осмотрелся, мокрые пятна темнели на спальнике под сетчатыми окошками палатки. Это было худо. Я не раз был свидетелем (и непосредственным участником) того, к чему приводит промокание палатки. И я прекрасно помнил те капли на её стенках, постепенно превращающиеся в струйки, и - обширные лужи на дне. Этот доводящий почти до отчаяния палаточный потоп, когда всё вокруг мокнет, медленно, неуклонно, и некуда деться, - дождь! Обыкновенно я всегда покрывал палатку полиэтиленовой плёнкой. Сейчас же природа, будто специально подгадала момент, когда нам уже нечем было закрыться...

Влага в палатке уже накапливалась. Уже думалось, как бы от неё уклониться (да только куда – нас было пятеро в палатке два на два!). Но нам повезло. Недовольно рассыпав последние мокрые пригоршни, небо закрыло свою криницу. Мы удивлённо прислушались, - действительно было тихо! И выбрались на волю. Был уже вечер. Небо по-прежнему висело над нами низко-низко. Вся зелень на нашем стойбище и вокруг сочилась влагой. Порывы неприятного холодного ветра трепали края палатки, плёнки, укрывающей наши вещи. Море было неспокойным. Оно гнало по своему сталистому телу большие серые буруны. Они с разбегу накатывались на обнажённые наступившим отливом камни, бились о них, пенными взрывами вздымались над их недвижными головами. Волны громко ворчали. Их голос мешался со свистом пасущего их ветра. Было очень серо и очень холодно.

Я посмотрел на море, купаться не хотелось. Лица моих соратников тоже не светились радостью. Хорошо, что хоть кончился дождь. Подумалось, что сегодня нам вряд ли случится продолжить свой путь.

Уже давно хотелось есть. Развести огонь из пропитанных водой дров, конечно, не просто, но куда сложнее оказалось приготовить еду без пресной воды! Вот когда вспомнились мои призывы набрать пресной воды перед Морским. Почти всю заготовленную мной мы истратили прошедшей ночью. Я попытался собрать дождевой воды из складок полиэтилена, получилось не серьёзно.

И тогда, напрягши свою смекалку, я предложил использовать морскую воду. Частично, конечно… Результат оказался весьма… интересным. Дело в том, что морская вода в нашем супе оказалось условно «частично». Пресной оставалось настолько мало, что она в нём потерялась. Я попробовал кипящее варево на вкус. Всё перешибал йодистый вкус. Тогда я добавил в котелок ударную дозу перца в надежде, что он-то сможет его пересилить.

И вот, суп был готов. Мы уселись на изъеденной временем и непогодой широкой деревянной скамье, взяли по куску ржаного сухаря и с опаской зачерпнули из котелка. На вид суп был красив, с разноцветными вкраплениями, макаронными звёздочками, с пятнами жира на поверхности, но на вкус… Перец вовсе не скрыл вкус йода, он лишь добавил к нему свой сногсшибательный заряд. Варево получилось очень солёным, очень йодистым и очень острым. На мой взгляд – совершенно не съедобным!

Я смог съесть его, но всего три ложки. И их-то впихнул в себя через силу! «Супчик-то … того!» - сказал Миша, с задумчивым видом пережёвывая эту смесь. «Да-а-а», - произнесла Марина, она тоже задумалась. «Вот это да! Такого я ещё не ел, это здорово! Когда ещё поедим суп на морской воде!» - кричал Сергей,.. но сам почему-то ел,.. как бы сказать,.. не бойко! По лицам было видно, что все смирились с мыслью, что сытыми не будут. Но только не Лёша. Лёша печально смотрел куда-то вдаль над нашими головами и ел. Он равномерно черпал ложкой из котелка, подносил её ко рту, вздыхал и отправлял содержимое в рот. Жевал… Глотал… Мы все смотрели на него с восхищением и опаской. Он поймал наши взгляды и произнёс: «Ну не выкидывать же!» Да, мы поняли, что Лёша впрямь сможет съесть всё, если над едой возникнет угроза уничтожения.

Но питаться следовало и нам. «Давайте, наконец, пожарим блины, - предложил я голодной компании, - зря что ли муку-то брали!» Сергей тут же расписал методику, которой мы непременно должны придерживаться при изготовлении блинов, вытащил примус «Шмель» и принялся его раскочегаривать. Марина вытащила на божий свет огромную тяжёлую сковороду. Мы тащили её из Нижнего через все препятствия, пороги – для этого единственного случая. Я приготовил муку. А Миша принёс воды… морской, какой же ещё! Только Лёша не участвовал в этом торжественном процессе, - он сгорбился у котелка. Он ел…

Примус разгорался непросто, были перепробованы самые разные способы введения его в рабочее состояние. Никак! Марина уже замешала тесто. Было добавлено сахара поболе (борьба с солью!). Вот, наконец, и примус запыхтел… Первый блин получился комом. Второй – тоже. И третий, и четвёртый… Мы пекли блины всей командой. Споря, вырывая сковороду из рук друг друга… Каждый был пекарь и знаток блинной науки, а особенно – наш «универсальный солдат», советчик и инструктор по всем вопросам – хозяин примуса. Но блины всё равно не хотели становиться блинами, а только сумасшедшими рваными колобками. Но всё же… всё же… Наши «блины» оказались вполне съедобными! И вкус их был, безусловно, неповторим. Солёные, сладкие, горьковато-йодистые, но – чудесным образом вкусные! А ведь я ещё достал припасенный для особого случая мёд… Примус так и не смог прогреть маринину огромную сковороду, и я предложил бросить это неблагодарное дело, а печь прямо на костре. Сергей воспротивился, было, но мы так и сделали. Дело пошло веселей, быстрей… Вкусней! И к концу блины всё-таки приняли свою природную форму. Эти блины оказались нашей единственной трапезой на сегодня.

Время за интересным занятием пролетело быстро. Вокруг острова по-прежнему было хмуро, сыро. Но угрюмые пейзажи уже не портили нашего настроения. После блинов на душе потеплело, мы вновь стали оптимистами.

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

Был уже час ночи. В том месте, где тяжёлое небо сходилось с неспокойной чёрнотой моря, светилась узкая полоска. Там в случайную щелку выглядывало заходящее солнце. И этот яркий огонёк был таким неожиданным среди глухих и неясных контуров неба и моря. Он с непреодолимой силой притягивал к себе взор. Мы стояли и смотрели туда, вдаль, пока, моргнув в последний раз, огонёк не исчез. Что же, пора было на покой и нам.

Я проснулся среди ночи и сразу не понял, что меня разбудило. Свист ветра! Он завывал на разные голоса. Трепал палатку, рвал её края. Остров шумел. Деревья скрипели, стонали, будто какой-то великан выкорчёвывал их из земли. С моря доносился низкий рёв. Шторм? Да, было слышно, как волны бросались на берег, откатывались обратно, с громыханием перекатывая камни. Я лежал и слушал, и понимал, что остальные тоже не спали. Но никто не проронил ни слова. Мы молча внемлели буйству природы.

Утро встретило нас солнцем, но, увы, не покоем. С севера дул жёсткий холодный ветер. Его порывы луком сгибали мелкую древесную поросль, раскачивали толстые сучья коренастых деревьев. И - прибой, прибой, прибой. Ясный, мощный, для байдарок – непроходимый. В такую погоду нечего было и думать о продолжении нашего пути. Появилась перспектива застрять на этом острове надолго…
Мы пропустили утреннюю пищу. Никто даже не упомянул о ней. Мы не гребли, - не работали. Не заслужили харчеваться…

Наступил прилив, и камни, по которым мы весело скакали вчера, скрылись под водой. Прилив подходил не постепенно, но какими-то скачками, волнами. Был он весьма внушительным. Мы наблюдали за ним, сравнивали, обсуждали. А что нам было делать ещё?

Ветер пригнал воды с севера. Я попробовал её: она была очень холодной и гораздо солонее вчерашней (ещё солоней!). И уж эту-то никак не введешь в рацион.
В расщелинах и углублениях прибрежных камней блестела влага. Это дождь попытался сравнять каменную поверхность . Миша взял пластиковую бутыль и отправился на сбор воды. Не думалось, что из этого выйдет большой толк, но воды оказалось довольно. Он собрал её литра три, а при нашей засухе сие было совсем недурно. Мы порадовались было, но среди нас находился Лёша. Он взял одну из влажных ёмкостей в руку. Пристально посмотрел на просвет. Затем изучил другую…

- Гнилая! - заявил он нам. Мы недоумённо посмотрели на него. Его глаза светились, лицо было просветлённым.
- Инфузории! - заявил он нам со счастливым видом и его палец ткнулся в потную поверхность бутыли. В воде двигались какие-то еле заметные живчики.
- Ничего, вскипятим – даже не заметим! - ответил Миша и махнул рукой.
- Будет дизентерия! - возразил Лёша. – Обязательно. Или холера!
- Лёша, котелок же будет кипеть! Всё что там ты нашёл, погибнет! Какая холера! - пытался доказать Лёше его громкий друг.
- Лёша, перестань, что ты за гадость говоришь! - вторили Марина.
- А ещё хуже – брюшной тиф, он смертельный, – восторженно не успокаивался Лёша.
- Вода же нужна, где возьмём другую? – спросил я его. – Или в деревню идти?
- И пойду!

Лёша с мрачным видом поставил бутыль, достал рюкзак и принялся наполнять его пустыми бутылями. Никто не захотел его поддержать, а он не мог не соблюсти свой образ. Образ человека сурового, надёжного и правого.

Деревня Поньгома находилась километрах в трёх от нашего острова в устье одноименной речки. Дороги туда не было никакой, нужно было просто идти вдоль берега. Лёша облачился в Л1, перебрался на материк (отлив превратил Пежостров почти в полуостров) и вскоре его мерно раскачивающаяся фигура скрылась в малахитовых зарослях.

Вернулся он нескоро. С водой, с хлебом, сухарями. Рассказал, как чудно косились на него не привыкшие к подобным явлениям из леса туземцы (не видел он себя со стороны, а то понял бы, что косились бы и привыкшие). Воды он набрал в реке, нет там никаких колодцев, да и зачем они им. А в магазинчике, испугав своим явлением продавщицу, закупил хлеба аж четыре буханки, да сухарей два больших пакета… Куда! Лёша флегматично ответил, что не было надлежащих директив. Что тут было молвить, да, не было…

Странные вещи порой можно найти на морском берегу, вот Миша и отыскал. Розоватый запечатанный полиэтиленовый пакет. Надпись гласила «Drinking Water». Произведено в 9 месяце 98 года в Holzminden. Попробовали воду. Невкусная, застоявшаяся, с запахом полиэтилена. Кто принёс его сюда? Рыбаки? Не думаю, что они пользуются этаким. Всё-таки туристы? Кто ведает…

Раз уж мы задержались в этом месте, я взял фотокамеру и решил обследовать остров - с севера. Я пошёл вдоль берега, прыгая по скользки камням, каким-то полусгнившим брёвнам (похоже, что некогда здесь раскатали сруб).

На расстоянии от берега виднелись коричневые навершии уже подтопленных начавшимся приливом скал. Было видно, как, подходя к ним, пологие волны дыбились, их верхушки вспенивались и с шумом рассыпались в стороны от удара. Море не хотело униматься. Я бросил взор вглубь острова. Метрах в тридцати от береговой черты виднелся упругий зелёный наст. Это стелящиеся ягодники цеплялись за появившуюся на камнях почву. Там и сям были раскиданы острые макушки маленьких нежно-зелёных ростков. Это были совсем молоденькие пихточки, пробивающие себе путь к солнцу. Ветер колыхал этот неровный изумрудный ковёр. Всё кругом было живым, всё жаждало света, влаги, всё росло.

Я сделал несколько снимков, прошёл дальше… Среди расступившихся деревьев виднелось строение! Мы не заметили его с воды, оно было укрыто таёжной порослью. Видно, с умыслом.

Это был солидный сруб. Крепко срубленный, справный. Никакого замка не было, я открыл дверь и вошёл. Только скамьи – лежанки вдоль стен, стол посередине. Но чисто, убрано. Рыбаки?

Перед домом тоже были видны следы хозяйственного человека. Очаг с печкой. Коптили рыбу? Стол, скамьи. Даже рукомойник. С другой стороны сруба, недалеко, в земле чернел провал. Я подошёл: мне открылась большая яма, заполненная пресной водой. По краям она была подернута зеленоватой сеткой тины, но ручеёк, убегавший из ямы, говорил «вода пригодна для употребления» (Хотя Лёша бы, несомненно, нашёл в этом источнике возбудителей всех ведомых ему болезней).
Мы могли бы остановиться здесь, знали бы… Хотя… Нам было совсем неплохо в нашей палатке.

Я вернулся, рассказал о своём открытии, но особенных эмоций не последовало. Все мы уже истомились долгим ожиданием. А море всё не позволяло нам продолжить путь.
Мы всё видели на этом острове, всё сделали, даже дочинили кое-что необязательное на лежащих в ожидании суднах. Случился даже политико-литературный спор, что для походов дело небывалое. Выяснилось, что Сергей носит при себе книгу – «Ледокол» Суворова. Но мало того, он позволил себе заметить, что поддерживает взгляды автора… И был атакован со всех сторон. Оказалось, что он окружён скрытыми до сего момента патриотами и противниками «демократов» (этих, нынешних). Сергей ретировался под таким нежданным напором. А мы замолчали, изумленные сами собой. И только Лёша хранил своё особое мнение в секрете. Да… пора была отплывать!

И вот, натура дала нам шанс. Ветер стих, и море, пошумев ещё немного, унялось. Мы с энтузиазмом бросились сбираться. Казалось уже, что мы обретаемся на этом острове вечность!

Когда мы отчалили, часы показывали 19:45.

Мы пошли в обход Пежострова, проливчик между островом и мысом Губным Наволоком ещё не был наполнен приливом. Солнце светило, море было безмятежным. Было даже жарковато. Но стоило нам выйти на открытую воду, как нас подхватили большие водяные горы. Море опять раскачивало нас на своих исполинских качелях. Вверх… вниз, вверх… вниз. Было весело и страшновато, когда только что идущая перед нашими глазами двойка вдруг опускалась в водную расщелину так, что были видны лишь головы экипажа, а то и они скрывались под вершиной очередной волны. Мы попытались даже снять эту удивительную картинку, закрывая как только можно объектив камеры от опасных солёных брызг.

Так мы и шли, дивясь и любуясь игрой добродушного сегодня Белого моря. Но был среди нас человек, которому не доставляла радости эта морская карусель. Марина. Она панически боялась открытого моря, большой воды. Но и она, стиснув зубы, держалась, гребла. И вот ведь ей повезло - оказаться в одной лодке именно с таким капитаном…

Не раз в тот ночной переход Сергей уводил свою двойку в открытое море. Он брал курс на какой-нибудь приглянувшийся остров, такой далёкий, что его и на карте-то не было, и шёл туда… И тут уж мы могли звать его, кричать, свистеть, делать что угодно, он шёл туда. Благодаря ему нам удалось значительно, на несколько километров, удлинить маршрут, - приходилось погоняться за ним. Раз за разом уходить в море в сторону от маршрута, настигать его, чтобы повернуть. На все вопросы: «Куда тебя несёт! Мы же идём по навигатору, ты-то зачем попёрся в море?!» Он смеялся и говорил, что захотел пойти «мористее». А Марина сетовала, что постоянно одёргивала его, говорила, что они-то на тройке, мол, идут совсем не туда. Но боевой капитан смеялся и повторял: «Мористее, надо мористее!» Кому надо, зачем… Много нервов попортил он нам. Было это ещё и весьма опасно, – так сильно удаляться друг от друга на море. Случись оверкиль одной из байдарок, другая не смогла бы ей прийти на выручку, а температура воды была такой, что долго в ней было не продержаться.

Капитан дарил нам радость общения с природой. Ещё и сама природа решила, что отдаёт нам нынче слишком много ласки. Когда солнце нависло над далёким горизонтом, а лучи его принялись чертить бликующие полосы по колышущейся морской поверхности, ушло тепло. Холодало прямо на глазах. И морские качели уже не казались такими милыми. И солёные брызги перестали приятно освежать лицо. Напротив, они противно холодили кожу, солонили рот, а руки и вовсе стали подмерзать. Удовольствие постепенно растворилось, мы шли на чувстве «надо».
Насколько было возможно, я прокладывал путь от острова к острову, чтобы в любой момент иметь возможность добраться до ближайшего.

Но островки были редки, открытые переходы были всё длиннее (а с погонями тем более). Море по-прежнему заставляло нас карабкаться по валам его тёмных волн. Одежда отсырела от брызг. Солнце закатывалось за горизонт, и всё сильнее холодало. Два раза, когда было уже невмоготу сидеть в тесных отверстиях байдарок, и затёкшие ноги отчаянно требовали движения, мы делали остановки на островах, - плоских каменных скалах, чернеющих над глицериновой, холодной даже на вид, поверхностью. Мы выходили на твердь, ходили, поначалу с трудом разгибая скрюченные ноги, никак не могли приспособиться, - нас всё раскачивала какая-то сила. Потом – смотрели...

Долгий – долгий закат. Он был непередаваемо красив. Жёлто-красный тускнеющий шар уходил за границу мира, за чёрную полосу, очерчивающую далёкий свободный горизонт. Напоследок солнечные лучи внаклон били по вытянувшимся над горизонтом облакам. Расцвечивали их последним багрянцем. Узкие багровые полосы фонтаном разбегались от уходящего светящегося овала. Они ширились, бледнели и, наконец, будто выполнив свою миссию, погружались в бездонную синеву. Казалось, что закатное светило становилось уже, плющилось. Тонкая мутная полоска, закругляя нижний срез, отделяла его от чёткого горизонта. Всё меньше света получало ночное море, всё меньше тепла ощущали мы.

Я распаковал надёжно спрятанный от соленой морской влаги фотоаппарат, снимал. Солнце испускало свои последние лучи. Темнело. И мы, увлёкшись закатом и разминанием затёкших частей тела, чуть не упустили байдарку! Неожиданно быстрый прилив едва не смыл её с плоской каменной плиты, на которую мы её вытянули. Глаз да глаз нужен, когда имеешь дело с (таким) морем.

С уходом солнечного тепла морская фауна оживилась. Серые головы нерпы не раз возникали на нашем пути. Животные выныривали из чёрной морской глади по одному, по два. Непонятно было, сколько их там, под водой. Они будто сопровождали нас, вертели своими запорожскими головами, таращили любопытные глаза, вновь тихо, без всплеска, уходили под воду. А мне никак не удавалось поймать их в видоискатель камеры.

Наконец, возле островов Кислух, я успел несколько раз нажать на спуск. Конечно, ночь, движение,.. но хотелось надеяться, - что-то получится. И там же, проходя над слегка подтопленным мелководьем Кислух, осторожно огибая опасные каменные наросты, поднимающиеся со дна, мы любовались морскими звёздами. Они были ясно видны меж усыпающих рыжее дно камней. Их было много, они были рядом, надо было лишь протянуть руку, чтобы достать со дна их маленькие, с детскую ладошку, тельца с сероватыми изогнутыми лучами.

Наконец, солнце скрылось за горизонтом. Но светлая полоса светящегося над горизонтом неба не позволяла тьме завладеть вселенной. Мы продолжали свой путь. От острова к острову. Некоторые островки при отливе превращались в полуострова, и мы (ориентируясь по карте) тыкались в такие места, возвращались, шли в обход. Гребли, гребли. Мы с Мишей менялись веслом, (ведь их два было на троих), гребли по очереди, грелись.

ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

Рассвет встретил нас в море. Солнце коснулось горизонта своей верхней точкой, и сочный взрыв распорол тягучий ночной воздух. Сноп жёлтых искр брызнул на море. По его поверхности мгновенно рассыпались мелкие блёстки и заиграли, переливаясь. И море, почувствовав пробуждение, заволновалось, его голос изменился. Первый пробный порыв ветра разукрасил его поверхность матовой вязью. Начинался новый день.

Я планировал двигаться, пока нам позволяет море. Но вот, после мыса Мягмиострова, море, кажется, решило довершать этот переход. Нам предстояло пересечь большое открытое пространство, там не было ни единого страховочного островка. Именно здесь нас настиг северный ветер. Для начала он лишь чуть коснулся нас своими пушистыми лапками. По спине тут же побежали мурашки, мгновенно почуяв стужу, принесенную будто прямо с полюса. Потом ветер коснулся нас ещё, ещё, уже сильнее. И взялся швырять в нас своими порывами. Море заволновалось. Его мощное мерное дыхание было прервано, и характер волн изменился. Они стали круче, резкими и, что ещё хуже, пытались атаковать нас в борт. Путешествие становилось опасным. Но мы уже вышли на открытое пространство…

Поворачивать обратно? Неизвестно, что хуже. Мы поминутно оглядывались, - экипаж двойки не поспешал, их судно отставало всё больше. Следовало было срочно поторопить их. Ветер усиливался, и море становилось всё более опасным. Я решил подождать отставших, и мы долго болтались почти на месте, лишь чуть подгребая, стремясь уклониться от прямого удара волны в борт.

«Ветер сменился и усиливается, - сказал я подошедшим, наконец, гребцам, - скоро начнёт захлёстывать, надо поспешить. И - не отставайте». Я проговорил это как можно спокойнее, но глаза у Марины округлились. В них появилось смятение. Но она ни словом не выдала своего состояния, лишь молча сжала вёсло и вонзила в воду его лопасть. Да и Сергей, видно, осознал угрозу. Они ушли вперёд так энергично, что мы долго не могли их нагнать. Так, не разделяясь, мы пошли дальше, уже не позволяя себе отдыха. Гребли, гребли, гребли, стремясь как можно быстрее достичь темнеющего впереди берега. Ветер всё усиливал свой натиск, волны вздымались всё круче, на их гребнях появились барашки. Губительные для байдарки. Марина работала руками как заведённая, вот, что значит верный стимул… Потом она призналась, что испытала ужас, когда я произнёс монолог о желательности поторопиться. И вовремя, вовремя мы прибавили. Когда приблизились к Студенцам, наступил критический момент, - волны уже захлёстывали через борт. Мы сходу вошли в пролив между островами и материком, только тут, отрезанный от нас телом большого острова, ветер утих.

Мы искали место для стоянки. Тыкались к берегу то тут, то там. Подходы были неудобными, мелкими, везде торчали острые камни. Берег тоже был каменистым, неровным, никаких признаков стоянок или пригодных для этого площадок мы, как не старались, не видели. Руки скверно слушались, одежда уже давно промокла, мы замёрзли. Наконец, приняв волевое решение, встали, где пришлось. На укрытом мшистыми камнями неудобном берегу. Капитан двойки ругался, критиковал мой выбор, но очень недолго. Сил и у него не осталось. Время близилось к пяти утра.
С трудом мы выволокли вещи и байдарки по осклизлым камням. Было неясно, где расположить наш лагерь. Повсюду глаз наталкивался на мох, лишайник, ягодники. Всё это мягко гуляло под ногами. А под этим зелёным влажным покровом слабо похрустывали некогда попавшие туда полусгнувшие ветви. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы найти и освободить место для палатки. А скоро костёр, весело заполоскавший алыми языками пламени, подарил нам долгожданное тепло. Мы были вознаграждены за долготерпение. И завывающий северный ветер, и опасные холодные волны, всё ещё шумящие где-то, уже казались такими далёкими и совсем «не нашими».

Пока вся команда грелась у костра, я отправился на поиски связи. И нашёл-таки сеть на верхушке большого камня у лагеря. Связь была очень плохой, сигнал то и дело терялся, но она была! Впервые за всё наше странствие. И я позвонил домой (в половине седьмого утра).

Что-то поймать здесь мог лишь мой телефон, аппараты остальных лишь глупо мигали символом антенны (они, мол, искали сеть). Я организовал переговорный пункт для всех желающих. Едва дозваниваясь, - один раз из десяток попыток. Поднимая руку с телефоном повыше и стоя так на каменной вершине.

Вокруг нас лежала краса. Палатка стояла у знатного рыжеватого камня. Он был лобастым и весь украшен живописными пятнами многоцветных мхов. У его подножья жёлтой рябью волновались большие и маленькие цветочные кусты. В его седловине спряталось маленькое ярко-зелёное озерцо ягодников. Они прочно сплелись в единый упругий ковёр, а острые листки торчали из него высоким ворсом. И таких скал было здесь немало. Они были прихотливо расставлены по берегу, прятались в зарослях выступающей тайги. А формы скал заставляли вспомнить тот мощный первобытный ледник, что некогда тащил их сюда, ломая и дробя. Гибкие прутья молодых кустов, небольшие деревца, светлые пушистые пихты и редкие приземистые сосны оттеняли грубую силу этих угрюмых бойцов, создавали баланс между ярким и бледным, твёрдым и мягким, сильным и слабым. Хотя кто мог поручиться, что здесь сильное? Грузная седая скала, стоящая тут тысячи лет, или молодой тонкий стебелёк, тянущий к солнцу свой первый зелёный листок, и своими почти невидимыми корешками дробящий каменную твердь…

Горячий суп, как всегда, пришёлся кстати. Что-то в последние дни (ночи) переходы не прибавляли тепла нашим телам. Тем желанней становились наши встречи с горячим варевом. С кипящим котелком. Да чтобы со струящимся ароматным дымком, да с аппетитно булькающим содержимым… Вот и в этот раз мы, лишь только кое-как приткнулись у кострища, как дружно заработали ложками, ухватив их покрепче заскорузлыми руками..

А когда Лёша уже выуживал из котелка последние приварившиеся макаронины, Марина достала солдатскую (ну а какую ещё!) фляжку.

- Сегодня день рождения у моей дочки. Я подумала, что может кто захочет отметить в походе, вот и взяла,.. - сказала она.
- Да! Это святое! Конечно, надо отметить! Ведь это дочка всё-таки! Святое дело! Святое! – заволновался Сергей.
- Нет, я не буду, - заявил Миша.
- Да ты что! Марина обидится! Надо хоть немного! - начал было возмущаться радетель святых дел.
- Нет, не хочу, - повторил Миша.
- Да ладно тебе, - сказала Марина возбуждённому капитану. – Это ведь по желанию!

А Лёша смотрел на флягу немигающим взглядом и молчал. А потом продул свою кружку от мусора и пробормотал, вздохнув:

- Ну если только день рождения…

Меня не спрашивали, - знали.

Не много же оказалось надо борцам за святое дело. Марина налила им из алюминиевой фляжки. И через пять минут после того, как они проглотили холодную прозрачную жидкость, их глаза заблестели, лица просветлели, и… возник спор.

Как-то вдруг, на ровном месте, вроде и ни о чём. Но сразу – отчаянный, яростный.

- Вы что, как с цепи сорвались! - сказала им Марина. Она и Миша уставились на спорщиков с удивлением. Они не были привычны к картине столь быстрого преображения людей. Но не я. Мне раз за разом приходилось наблюдать его на лёшиных днях рождения, когда спор доходил до высшего накала, чуть не до мордобоя.
- Оставьте, их уже не остановить, - высказался я. – Просто смотрите и получайте удовольствие.

А Лёша с Сергеем махали руками, пучили глаза, кричали. Всё громче. Предмет спора менялся через каждую пару фраз. Им было всё равно о чём, лишь бы что-то доказывать своему апоненту. Они пытались втянуть и нас.

- Нет, нет, вы уж сами, - замахала руками Марина. И они продолжили – сами. Кто бы знал, что Лёша может быть таким буйным. Может! Ну а Сергей… Он был особенно…(как бы выразиться помягче) хорош. Видать совсем укатали сивку крутые горки!

Когда мы улеглись спать, солнце стояло уже высоко. Мы окончательно перепутали день с ночью. Да и как было не перепутать, когда ночи в этом краю были так светлы и тихи, а дни так неспокойны и ветрены.

Так мы проспали день, поднялись (нелегко) только во второй его половине.
Едва продрав глаза, потянувшись и осмотревшись, я опять полез с телефоном на скалу. Связи не было. И я долго перебирал здешние высотки (лазил даже на триангуляционную вышку, оказавшуюся поблизости), пока не поймал сеть. Позвонил.
Подошла Марина, попросила связать с домом. С трудом, но дозвонились и туда. Она позвонила своей матери. Рассказала ей как здорово тут, в карельском доме отдыха, вот только звонить неудобно... А какие тут белые ночи! Сейчас вот она на экскурсии на Белом море. Волны, птицы… Нет, нет, не холодно, - не мёрзнет. Ноги не мочит, ходит в шерстяных носках... Кормят хорошо, тут свой повар. Прекрасный! Пища очень вкусная, и очень оригинальная… В общем, всё отлично. Ещё на Соловки, наверное, повезут. Да, нравится, да, в восторге, приедет подробнее расскажет...

Эх, не знала её мама, как Марина «не мочила ноги», сидя по пояс в клокочущей воде, когда байдарка села на обливняк. Как она «не мёрзла», болтаясь в Белом море ночью, в захлёстываемой солёной волной байдарке. И какая «оригинальная» пища на морской воде была на Пежострове… Но в главном она не слукавила, – всё было отлично!

Удивительно, как немного здесь было тех мелких летучих кровопийц, что постоянно (хоть и безуспешно) стремились испортить нам праздник. Ведь место здесь низкое, влажное. Наверное, им не по нраву была солёная вода, не выводилось им в ней. Ну а мы были только благодарны Белому морю за его - такое солёное - тело.
Я вынул из сумки свой Кэнон, ухватил покрепче его тёплый чёрный бок и полез на камни. Резина испытанных кед помогла мне живо взобраться по крутой плешивой поверхности скалы. Я оглянулся кругом и вновь убедился, что здешний берег был особенен, как-то по сказочному живописен. Хоть здесь и чувствовался уже человеческий дух (и связь бывала, да и катерок раз заметили мы в проливчике), но природа была настоящей, кондовой. И камни, и зелень были нетронутыми, ядрёными. Хотелось смотреть на них, любоваться, трогать и ощущать ладонями их шершавость и упругость, тепловатую влажность. И точно знать, что это сочится жизнь.

Я лазал по скалам, пристраивался к нагретым солнечными лучами каменным выступам, менял объективы, снимал. И понимал, что на снимках, увы, не сохранится настоящий образ того карельского уголка. Этот удивительный запах тайги вперемешку со свежим йодистым морским духом, шорох ветерка в мягкой хвое податливых пихт, недовольный говорок набегающих на каменные окатыши волн. Но знал я и то, что всё это останется со мной, и стоит однажды взять в руки одну из этих фотографий, как всё-всё вернётся, возникнет из незнаемых глубин памяти. И я вновь – непременно - окажусь здесь…

Я вынул блокнот, ручку и задумался. Надо было вести путевые заметки, не хотелось… Я уныло посмотрел на карту: наш путь близился к завершению. Осталось совсем немного, а так не хотелось расставаться со ставшими родными озёрами, протоками, порогами,.. Воньгой, морскими берегами. И с сушью, и с сыростью, с холодом и с палящим солнцем. Не хотелось! Где-то в груди сосало чувство неудовлетворённости, влекло продлить ещё наше путешествие, ещё… А карта… Она обещала всего день пути. Всего один день!

В лагере не было заметно оживления. Все вяло бродили по камням, что-то делали неважное. Маялись. По всему выходило, - пора было в путь.

Ветер стих, сгинули и те волны, что ночью загнали нас сюда. Мы решили перекусить и отправляться. Тем более, что мы давно смирились с ночным образом жизни. Хотелось этой ночью дойти до Кемской губы и встать где-нибудь перед Кемью – конечной точкой нашего путешествия.

Итак, очень неспеша загрузившись, без четверти одиннадцать вечера мы отвалили.
Я до последней минуты стоял с фотоаппаратом в руках, ждал нужного солнца. Увы, потребный свет так и не появился, я сделал последние снимки как есть и упаковал камеру. Надобно было идти.

Мы двинулись вдоль пролива, отделяющего Студенцы от материка. Думалось, как там, в открытом море, спокойно ли оно? Но наши опасения были пусты. Таким, как в этот раз, Белое море мы ещё не видали. Его широкая гладь была идеально покойной. Ни одна, самая незначительная, волна не беспокоила его тишину. Казалось, мы были единственными на его необъятной груди. И носы наших байдарок прочертили нетронутую морскую кожу. В стороны тут же протянулся невысокий ровный бугорок. От него как паутинки густо ответвились тоненькие изогнутые складки. Я внимательно пригляделся к изумительно ровной поверхности. Множество таких тоненьких, почти незаметных, складочек морщинили её тёмную глубокую синь. Она вся была причудливо испещрена этими постоянно меняющимися полосками, будто кто-то накинул на неё воздушный кружевной платок. И – ни ветерка, ни звука, ни движения. Даже морские птицы не решались нарушить этот зачарованный мир.
Мы шли рядом, подгребая неспешно, переговариваясь редко и в полголоса, - на нас тоже действовало нынешнее колдовство беломорской ночи.

Даже Сергей, такой неистовый давеча, на этот раз не делал попыток уйти в открытое море.

Я сделал попытку позвонить домой. Вызов шёл, но никто не снял трубку. Поглядев на светящийся циферблат своего Востока, я уразумел. Была полночь, все спали. Да,.. там, дома уже созрела клубника, а в этом северном краю только-только зацветала черёмуха. Мы видели её тут не раз, с чёрными руками суховатых ветвей, с первыми белыми цветками.

ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ

Мы не торопились. Солнце мягко освещало нам путь, повиснув над далёким горизонтом. Появились морские чайки, они скользили над нами, своими резкими криками разрывали тишину. И ещё - плеск вёсел, - это всё, что было слышно на море в этот тихий ночной час. Мы наслаждались всем этим, вздыхали полной грудью морскую свежесть, мы радовались жизни, счастью присутствия. Здесь, сейчас.
А на мелководье (их довольно случилось в эту ночь) мы вновь встретились с морскими звёздами. Много, много их лежало на проплывающем под нами дне. Некоторые были недвижимы, другие двигались, - будто сжимались светлые детские ладошки. Желтоватые, коричневатые. Они видели нас, эти маленькие обитатели Беломорья. Досадно, что они были недоступны стеклянному глазу фотокамеры.
Вот мы обошли длинный остров с оригинальным названием - «Октябрьской революции» (как же он назывался испокон?), нам открылся вид на большой, почти безлесный остров Як. Мы подходили к Кемской губе.

К часу красное тусклое светило закатилось за горизонт, наступила пора туманов. Как обычно в это время, температура упала. Лилейная пелена быстро поднималась с ровной воды. Мы вошли в её холодные клубы, сырость тут же пробралась под одежды, неприятно зашевелилась там, стало знобко. Голоса стали глуше, даже крик, преодолев всего несколько метров, в бессилье падал в воду. Мы продолжали грести.

Здесь, в основании залива, обитали лебеди. Их здесь не трогали, и они жили тут, рядом с человеком. Эти прекрасные белые птицы казались в разрывах тумана большими кусками пенопласта, качающимися на сером натянутом холсте. Только слабое движение призрачных изогнутых шей выдавало в них птиц. Два раза мы приближались к стаям, два раза лебеди, разгадав, что мы идём быстрее их, лениво поднимались на крыло, плавно, нехотя живым белым облаком перелетали дальше. И вновь превращались в пенопластовую россыпь.

Мы шли по губе. Справа по берегу появились технические сооружения. Я правил к противоположному, теряющемуся в тумане, берегу. В том месте на карте располагалось большое зелёное поле, и я надеялся найти там место для последнего ночлега. Движение к цели было долгим, неприятным. Мы с Мишей по-прежнему менялись веслом. Солёная влага протекала сквозь резиновые уплотнители вёсел, обдавала холодом кисти рук, её струйки проникали дальше, под рукава. Было неуютно и скверно.

Стоило сойти с фарватера, как из воды вытягивались опасные камни. Видно было, что в отлив тут вырастала целая каменная россыпь. Двойка опять отставала, но мы не замедляли ход, следовало быстрей найти место для стоянки, да и море по-прежнему благоволило нам, было спокойным как никогда. Сквозь мглистую сырость мы приближались к самому узкому месту губы, тут должен быть мысок, на который я метил. Но вот, при подходе к нему мы натолкнулись на несколько небольших островков. Они мне приглянулись, и решение было переменено. «Пожалуй, встаём на острове, вот на этом, он, кажется, пригодней!» Часы показывали четверть третьего.

Мы вытянули байдарку на большие скользкие камни и разбрелись по берегу в поисках места для последнего бивуака. А из густого морского тумана только вычерчивался неясный контур второй байдарки.

Остров был совсем небольшим, с очень неровной поверхностью. Повсюду виднелись большие плоские плиты, выпирающие на поверхность под разными углами. Между ними – суховатая древесная поросль. Найти место для палатки оказалось непросто. И я прикладывался то к одному, то к другому месту, пока не нашёл сравнительно пригодное. Потом расчищал, ровнял его, ставил палатку. И долго не мог развязать узелок на её растяжке, - ну никак не слушались закоченевшие пальцы, так, что я даже рассмеялся. А остальные, зябко заворачиваясь в одежды, носили вещи, вытаскивали байдарки, собирали хворост. Всё было как обычно, но в воздухе витало особое ощущение. Необычное для нас: ощущение «в последний раз».
Миша разводил костёр, Лёша рубил дрова, Марина готовила место для еды, вынимала посуду, резала хлеб, щипала слипшиеся макароны. Я с фотоаппаратом в руках примерялся к пейзажу. Сергей метался вокруг с весьма серьёзным видом, носил что-то от байдарки, но не забывал о нас. Вот, в очередной раз появившись у очага, он заметил: «Миша, так костёр не разжигают! Ты с той стороны подкладывай, тут же сдует ветром!» Потом он повернулся к Лёше: «Кто же так рубит! Ты ногой придави… Дай-ка!» Он что-то подобрал, повернулся уходить, но, взглянув на Марину, заметил: «Да ты вот здесь ставь, тут же упадут! А сухари прижми камнем! Не так надо отщипывать, возьми в другую руку!» И пошёл было,.. но заметил меня: «Не здесь! Вот оттуда надо снимать! Там лучше вид!» Потом повесил пустой (!) котелок на огонь и с чувством выполненного долга удалился. Мы замолчали, переглянулись и – рассмеялись! Никого не оставил без указания наш мастер на все руки.

И вот, на самом берегу пылал костёр, над ним покачивались наши боевые закопченные котелки, а мы собрались в тесный кружок. Мир замкнулся вокруг нас. Туман на глазах заполнял последние пятна открытого пространства. Стальная водная поверхность размывалась, теряла цвет, смазывались последние ясные штрихи. И скоро в мире остались только мы и зыбкая белесая стена вокруг, подсвечиваемая неровным пламенем нашего костра. Сквозь эту алебастровую пелену временами прорывались контуры длинного узкого мыска, убегающего с острова в белое никуда.

Мы негромко беседовали, я фотографировал. В голове Сергея уже метались мысли о следующем походе. Он предлагал маршруты, настаивал на размещении экипажа… «Да погоди ты, надо ещё закончить этот», - успокаивал я его. «Да нет, надо заранее определиться! Вот ты, Марина, пойдёшь, а ты, Миша?!» - настаивал он. «Отстань! До чего же назойливый человек!» - махнула рукой Марина. А Миша пожал плечами и приподнялся подбросить в костёр поленце.

Мы ели, примостившись на холодных каменных плитах. Они служили нам и столом, и скамьями. У нас ещё оставался лук, чеснок, я выложил его весь, больше не надо было экономить. Жаль, не было рано закончившейся горчицы. Когда у котелка остался один Лёша, и дело дошло до чая, Сергей смущённо потёр нос и осторожно спросил:

- Марина, там у тебя ещё оставалось?..
- Чего осталось? – обернулась Марина.
- Ну… что ты там вчера… из фляжки?..
- А вам вчера мало показалось?
- Ну… осталось? – не унимался Сергей.
- Ну осталось!
- Так может мы… того? Последний день…
- Да мне не жалко, только буянить ведь опять будете!
- А разве мы буянили? Мы ведь мирные! Марина?
- Да пожалуйста! Но смотрите, только… - Марина погрозила пальцем. Она вынула фляжку откуда-то из глубин своего рюкзака. Спросила:
- Ты один, что ли будешь праздновать?
Лёша заинтересованно блеснул глазом и молча приблизился.
- Вот и Миша, наверное, будет! – махнул рукой Сергей.
- Нет, не буду. Мне чая хватит.
Лёша пододвинулся ещё и достал кружку.
- Ладно, берите, - Марина протянула фляжку.

И было-то в этой фляжке грамм по сто пятьдесят на брата, но действие этих граммов вновь оказалось убойным.

Через пять минут разговор пошёл живее. Вот Сергей уже начал задевать Лёшу. А у того появилась живость в членах, он взбодрился. Начал отвечать, спорить, доказывать свою всегдашнюю правоту… Вчерашняя картина повторялась. Мы вновь попали в театр двух актёров - на комедийное представление.

Они спорили о том, кто как проходил пороги. Причём каждый доказывал, что противоположная сторона (а Лёша тут «представлял» тройку, Сергей – двойку) преодолевала их… лучше! Меж ними развернулся этакий «мазохизм-спор».

- Нет, вы прошли его даже кормой! А я – сел на камень, не смог! А вы – легко! – кричал Сергей.
- Нет! – отвечал ему Лёша. – Ты шёл один в байдарке, я тебя уважаю за это! А мы кильнулись на ровном месте! Мы не сумели!
- Вы здорово шли! Отлично! Я видел! Да ещё на тройке, а у меня так не получилось! Я хуже, хуже!
- Нет, я хуже!
Марина смотрела на них печально.
- Всё, марсу больше не наливаем, - вспомнив бородатый анекдот, сказала она, подумала и добавила, – сникерсу тоже!
После того, как буйные друзья обсудили, кто из них худший рулевой, они приступили к признаниям в любви. Объектом для начала выбрали меня.
- Если бы не он, - Сергей махнул рукой в мою сторону, - ничего бы не было! Только благодаря ему мы тут собрались!
- Да ты не был с ним, когда было действительно тяжело! А я был! Я его уважаю! – вдруг возмутился Лёша.
- Нет, я его уважаю! Я ведь вижу...
- Нет, ты не знаешь! А я знаю! Если бы ты был там, тогда бы и говорил!
- Лёша, но я же представляю… и уважаю!
- Нет, ты не можешь представить! Там было такое, что...

И так – круг за кругом. Потом они рассказали друг другу, какой достойный человек Миша, и как они любят и чтят его, что «они не знали», а потом «поняли» и теперь «уважают». В завершение они всерьёз взялись за Марину. Лёша провозгласил, что таких отважных дам он не встречал, ну и, конечно же, что он её «уважает» и как товарища, и как женщину (?), и как походника, и как Бог знает кого ещё. Но особенно тут преуспел Сергей. Он рассыпался в восхищениях, что Марина «такая стойкая», что она «ни разу не пожаловалась», что она так мужественно переносила все тяготы, что она такая-растакая, что просто сил нет… Он её так уважает, так уважает… Он говорил, кричал об этом, размахивал руками, глаза его блестели, лицо раскраснелось. Лёша тоже кричал, что уважает её, и ещё больше, гораздо больше…

Через некоторое время Сергей вконец разошёлся.

- Куда, куда мы пойдём в следующий раз! – кричал он. – Я возьму с собой свою жену! Она тоже стойкая, она пойдёт! Мы пойдём вместе! Вот увидите! Она тоже не жалуется! Она такая же, как Марина! Такая же!.. Такая же!..
И Марина не выдержала.
- Замолчи! Ты чего болтаешь! – сверкнула глазами она в сторону Сергея. – Какая ещё такая же! Какая угодно она у тебя, но не такая же!

И добавила ещё что-то грубое…

Но Сергею было уже море по колено. Он никого не слышал. Бегал, кричал, и уже (было и такое…) - не только цензурное. Лёша отслеживал его красными возбужденными глазами, хватал за руки, тоже кричал… Мы поняли, что спектакль перестал быть камерным. Поняли, что пора спать.

Я внимал представлению, но не забывал о другом спектакле, разыгрываемом природой вокруг нашего островка. Где-то далеко-далеко из-за горизонта поднялось солнце. Оно было по-прежнему скрыто за плотной молочной занавесью. Но постепенно лучи ночного светила возымели действие. Туман начал движение. Он струился всё быстрее, быстрее. Его плотные слои скользили над мутной морской поверхностью. Одни скорее, другие медленнее. Они поднимались, опускались, смешивались. Неясное зарево просветило клубящуюся белесую стену. Сразу стало ясно, что туман неоднороден. Его плотные части, проходя перед нами, затягивали размазанное желтоватое пятно, потом оно вновь появлялось, и вновь исчезало. Но вот – первый проблеск небесной синевы, ещё невнятной, призрачной. Вот он пропал. Появился, расширился… Всё преображалось ежеминутно. Я заворожено наблюдал за утренней игрой натуры и - снимал. Снимал. Снимал… А пейзажи менялись, менялись, менялись… Я заставил себя прекратить, сказал себе «стоп»! И, тоскливо оглянувшись на повеселевшее море, полез в палатку. Было уже пять утра. Завтра (хотя «завтра» уже давно наступило) нас ждал трудный день. Надобно было поспать.

Но так просто уснуть нам не удалось. Долго, очень долго с улицы слышались крики «сладкой парочки». Угомонились они не скоро. И даже когда, казалось, там, за бортом палатки, наступил сон, нет-нет, да раздавался спорадический вопль неуёмного «марса».

Когда мы встали в половине двенадцатого, то нашли их, кое-как приткнувшихся в спальниках, скрюченных в противоестественных позах. Видно, что и во сне они боролись друг с другом, пока их обоих не осилил сон.

В палатке было весьма жарко. Солнце поднялось высоко, било в упор, и парниковый эффект не замедлил… В палатке жарко, но за её пределами было совсем не тепло. Знакомый порывистый северный ветер с разгону нападал на деревья, трепал листья, травы. И было б совсем студёно, скройся светило за тучки. Но небесный свод был ясным, открытым и синим.

Разбудить спорщиков стоило труда. А проснувшиеся они были вялыми, лица их унылыми, глаза тусклыми. Где тот задор, где давешняя живость в членах, где азарт, где мысль, мощь убеждения? Нет, уже совсем другие люди поднялись со своих лежбищ. Они смотрели на нас несчастными глазами, в них читалось «ради Бога, не трогайте нас, ничего не говорите, только оставьте в покое»! Горемыки…
В последний раз мы развели огонь, последний раз зачерпнули из котелка походной каши. И обсудили будущее. Трое – я, Миша и Марина решили идти на Соловки, ну а оба больных капитана – немедля домой. Причины называемые ими были несущественными, они просто не хотели… Да и Марина своей фляжкой, видать, окончательно подкосила их силы.

Я вытряхнул продуктовый рюкзак и разложил на камнях оставшееся продовольствие. Еды было ещё на несколько дней. Закончились только консервы, именно сегодня мы взрезали последнюю банку. Крупы, макарон (хоть и «кусковых»), соевого мяса, ещё кое-чего было. Мы опять преодолели путь быстрее планируемого. Что ж, лучше так. Вытащил на свет божий я и медикаменты. Пытался и их поделить, никто не брал, только Лёша. Это разумелось, - больной, больной Лёша…

Я посмотрел на море. Отлив был мощным. Вода просто ушла. Дно было видно далеко, до самого берега. И тот длинный узкий мысок, что ночью рассекал туманные вершины, покоился на рыжем каменистом плато. Всё изменилось вокруг, ничего сказочного не осталось в этом залитом солнцем каменистом уголке. Но и сейчас он был красив. Красив другой, праздничной и открытой красотой. Я, вздохнув, вытащил фотокамеру и шагнул в зелёные заросли.

Природа уже не была той северной, строгой, которую мы привыкли знать на своём пути. Не было уже сивых камней, пёстрых мхов, корявых низкорослых сосен, упругого ковра ягодников. Всё это осталось на карельском севере. Здесь камни были голыми, бурыми. Деревья беззаботно шумели богатой листвой. Трава была высокой, многоцветные неизвестные нам цветы разукрашивали её зелень. Здесь чувствовалось больше весёлой жизни, больше солнца. Здесь был без малого «юг».
На другой стороне острова широкие каменные террасы ниспадали на обнажившееся дно Кемской губы. Следы человека были различимы там и тут. Рыбаки. А за неширокой синей полоской отчётливо виднелась Кемь… А воздух уже был далёк от ещё вчерашнего. Было грустно…

Мне не хватило этих дней, хотелось продлить их ещё. Мне оказалось мало мирных карельских озёр, мало неистовых воньгских порогов, мало пушистых пихт, мало седых камней… Я не хотел возвращаться в шумный мир машин и людей. Я хотел зажмуриться и броситься в карельское безмолвие, прижаться к её телу, опять ощутить таёжный дух, ощутить ледниковый вкус её воды... Увы! Сказка кончалась. Я повернулся и пошёл в лагерь.

Мы увязали свои рюкзаки по «поездному», разобрав каждый своё имущество. Котелки, крючья, посуду, палатку, чехлы, жилеты, шлемы, всё-всё… Радости не было. А ветер всё усиливался, гнал очень неприятную волну.

Перед самым отплытием я совершил символический жест, - повесил на сук дерева прошедшую со мной огонь и воду кроссовку, пару которой утопил на первых порогах. И положил в неё запечатанную скотчем записку нашим последователям. «Прощание с Карелией» состоялось.

В последний раз мы бросили взгляд на остров и в четвёртом часу пополудни отчалили. Марина села в нашу тройку, она отказалась идти в одной лодке с Сергеем, видать и у неё имелся предел…

Стоило нам отдалиться от острова, волны словно взбеленились. Они набрасывались на байдарки, обдавали нас снопами искрящихся на солнце брызг. Мы упорно продвигались дальше. Становилось всё хуже. Волны били в борт, раскачивали байдарку, разворачивали её, силились опрокинуть. Ветер усиливался, его порывы добавляли своей прелести. Стало немного не по себе, не хватало ещё перевернуться в самом конце, уже в виду города, да со всем добром… С трудом мы с Лёшей справлялись с атакой стихии. Тужились, выгребали. Подошли поближе к правому (теперь – левому, мы уже шли против течения Кеми) берегу, стремясь укрыться от ветра. По обоим берегам тянулись постройки, - мы вошли в мир людей.
Вот и устье реки Кеми… Оно было непроходимым. Это стало очевидно, когда мы подступили поближе. Очень мелко, очень быстро, очень бурно. Шивера с тьмой частых острых камней. Не выходить же, в конце концов, тут из байдарки, чтобы поработать бурлаком и продрать ей дно. В городе-то... Позже мы убедились, что были правы, - подобной река была в черте города куда ни глянь. Я решил попробовать пройти через узкую протоку справа. Мы свернули туда… И встретили тупик. Вода уходила в трубы, а дамба над ними вела в городской парк. Что же, похоже, что нам было не дойти до железнодорожного моста, что именно тут мы и закончим свой путь, своё карельское странствие.

На берегу нас уже встречали любопытные, они охотно советовали, где лучше пристать, выйти. Мусор, стёкла… город... Мы причалили у основания бетонной лестницы, уходящей от воды в парк. Причалили в последний раз…
Началось шоу. Стрелки часов показывали около половины пятого. Местные жители, гуляющие в этот час по парку, собрались в изобилии. Парочки, семьи с детьми, дети побольше. Все они с удовольствием наблюдали как мы выгружались, носили пожитки, вытаскивали байдарки, и, самое занимательное, разбирали их. И – пересуды, вопросы, советы, рассказы… Сергей и тут оказался на месте, конечно, именно он выступил нашим пресс-секретарём. Маленькие дети забирались в полуразобранные байдарки, надевали шлемы, брали вёсла,.. отказывались вылезать. Одним словом, мы собирались.

Миша пошёл на разведку. Выяснилось, что если мы хотим побывать на Соловках, надо было спешить. Лёша с Сергеем ещё раз отказались. Значит, - решено, нам предстояло разделиться.

Последний кадр мы сделали у своих баулов на фоне каменного парапета парка. На наших лицах блуждали дежурные улыбки. Но не было радости. Мы завершили задуманное. Мы получили то, что искали в таёжном карельском краю. Теперь мы знали, какие они, северные карельские озёра, мы встретили и одолели пороги своенравной Воньги, мы вкусили сполна холодного солёного духа Беломорья, нас обнимали и вели его удивительные белые ночи. Да, мы получили, что искали, но было печально…

Трое - я, Миша и Марина были готовы.

- Ну, пока! Счастливо добраться! – сказали мы Лёше с Сергеем.
- Счастливо! Встретимся! – ответили они, махнув руками.

Мы зашагали к выходу из парка. Я оглянулся.

Две сгорбленные фигуры шевелились над рёбрами похожей на рыбий скелет байдарки. За ними, дальше, выше разлилась холодная морская синева. Я посмотрел ещё выше, за горизонт. И на мгновение мне показалось, что я увидал фиолетовые озёра Карелии...

Они улыбались.

Походные фото можно посмотреть здесь: brodyaga.org
 
Классный поход! Сначала было смешно, я думала, все вы чайники. Но потом - по описанию прохождения порогов - мастера! Очень хорошо себе это представляю, хотя я ходила только  матросом, с опытным капитаном, он командовал и правил, страшно не было. Всего в 2 недели у вас вместилось так много!  А чего же вы вещи не упаковываете в гермы, не привязываете? Это же так просто.
 
 
Что и говорить, надо и гермы и привязывать. Но тогда у нас герм не было, их тогда вообще мало где... А привязывать вещи там - был риск, что уйдут вместе с лодками, не успеем вытащить. Но теперь-то уж у нас...
Изменено: Сергей Родин - 25.10.2010 12:20:54
Страницы: 1
Читают тему (гостей: 1)