Фиолетовые озёра
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мир не справедлив. Кто из нас раз за разом не убеждался в истинности этого банального утверждения? Но другого мира нет, и нам приходится жить в этом. Кто-то натужно несёт свой крест, кто-то бьется, силясь продавить резиновую стену обстоятельств и достичь чего-то, а кто-то пытается легко скользить по жизни, боясь даже на мгновение задержаться и задуматься о смысле такого серфинга. Но увы, все мы растеряны и ничтожны в этом стальном мире. В мире машин и денег. Мы даже не бежим по гаревой дорожке диною в жизнь, мы мечемся по огромному полю «необходимых» дел и «важных» обстоятельств. Суетливо и бессмысленно. Мы, люди, в разладе с самими собой в своём человеческом мире. Мы видим не то, что чувствуем, говорим не то, что думаем, делаем не то, что хотим, и желаем совсем не того, что проповедуем… Хотя тела наши здесь, но уже сознание размыто, а дух,.. – кто возьмётся найти его?
Это – картина цивилизации современного человека. Мир прогресса в стиле хай-тек.
Но есть мир другой. Он не знает гонки за лидером, не знает что такое карьера, слава и успех. Он лишён подлости и лицемерия, гордыни и высокомерия. Мир, где бывает тихо. Этот мир большой. Он гораздо больше суетливого мира человека, он бесконечен. И слава Богу, что есть ещё на земле его отражения, - места, наполненные его спокойной мощью. Попав туда однажды, человек приходит в согласие с собой. Там он может собрать воедино своё тело, сознание и дух. Парадокс, но именно там, оторвавшись от человеческого мира, он оказывается в состоянии стать человеком.
Это чудо – погружение в великое безмолвие таёжной страны. Изнуряющий фон серого города, уже не замечаемый шум машин, бессмысленное бормотанье толпы, бесконечный телефонный трезвон, вся эта напряжённая и угрожающая какофония «стоящей жизни» остаётся где-то далеко за горизонтом настоящего. Тишина. Здесь она разлита везде. Сбившиеся неровными группками невысокие сосёнки, необычно яркие пушистые пихты, покрытые разноцветными мхами камни, мягкие и упругие ковры ягодников, всё это пронизано тишиной. Шорох листвы и хвои, птичьи крики, шум озёрной волны и грохот порогов странным образом не нарушают её, тишину.
Не нужно бояться удивительной растерянности чувств, странности телесных ощущений, это не болезнь, а радость твоего существа, человек. Это пройдёт вскоре, останется лишь радость и уверенность в правоте этого неожиданно открывшегося большого мира. А когда ты с удивлением обнаружишь, что любая мысль при попытке возвратиться к миру асфальтовой жизни натыкается на невидимый каучук, радуйся, - ты не безнадёжен. Это твоё сознание выздоравливает. Шаг за шагом.
Иди, вдыхай невидимый бальзам, наблюдай. Синее-синее небо с длинными слоистыми облаками, древние обросшие светло-серыми космами камни, седые мхи и лишайники, упругие плотные ягодники на кочках вечно подсыхающих болот, глубоко фиолетовые воды блюдец-озёр, мягкая светло-зелёная хвоя невысоких деревьев, их ветви-руки, тянущиеся к свету, воздух-абсолют. И – непременная тишина.
Иди. Надо наметить маршрут, загрузить байдарку, выгрести против волны, разведать порог, преодолеть его, найти стоянку, поставить палатку, заготовить дрова, развести костёр, приготовить пищу, высушить вещи, залатать шкуру байдарки… Оказывается он такой удивительный, - этот мир простых событий и действий.
И дальше, дальше, дальше. По тайге. Сквозь тишину: к себе.
В Карелии…
И ТАК...
Так часто бывает, - чем ближе момент отправления, тем большее смятение овладевает потенциальными походниками. Этот раз не был исключением. Особенность была в том, что количество желающих составить мне компанию оказалось великим. Их набиралось уже байдарки на три – четыре, когда же срок отбытия был решительно определён, и подготовка перешла в последнюю фазу – практическую, начались отказы. По объективным (по каким же ещё) обстоятельствам, с извинениями, со словами вроде «вот если бы…» и «вот в следующий раз…». Так нас осталось пятеро, но и это было рекордом.
Вот эти отчаянные искатели приключений, не убоявшиеся вверить себя в мои сомнительные руки. Вот эти четверо, возвысившие свой дух к воссоединению с нашей матерью природой.
Лёша Муратов – мой постоянный напарник по походам, его особенно инструктировать смысла не имело, и надеяться на его предусмотрительность не приходилось. Он точно забудет, подумает что-то своё и в итоге всё равно не сделает как надо. Он и байдарку с принадлежностями готовит обычно в последнюю ночь («а что такого?»). Но Лёша незаменим в любом походе, и далеко не только своей байдаркой. Он вносит в поход особый терпкий привкус, своеобразие мягкой нетерпимости ко всему вершащемуся вокруг него. Он выступает этаким перманентным походным Саванароллой. Непримиримым борцом со всем, что доступно его мудрому, всегда утомлённому взгляду. И ещё, - не бывает такого, чтобы он не болел. Так что, пускаясь в путешествие с Лёшей, надо быть готовым к надсадному кашлю по утрам, тяжёлым вздохам и виду – человека, сокрушенного горем.
Сергей Тесленко – его давний друг. Это тот самый человек, который много лет, в каждую нашу встречу на днях рождениях Лёши собирался «в этот раз точно, вот только договориться на работе,.. и байдарку мне подлатать,.. скажите, когда пойдём, и я…», и – не шёл. Эти разговоры были уже традицией, натуральным стилем общения на тех днях рождения. Но вот, программа нарушилась, и он… пошёл! Он стал нашим вечным двигателем, источником энергии и (в ту же секунду) её расточителем. Он всегда был готов к бешеной деятельности, и совсем неважно, если эта деятельность была излишней или даже вредоносной для общего дела. Главное – сам процесс. Он был и тем источником постоянного шума, что сопровождал нас на всём пути и распугивал лесных обитателей.
Марина Киселёва – соратник по военным будням в подмосковных частях ПВО, организованная и дисциплинированная. Чтобы описать, как она загорелась при упоминании о моём походе в Карелию, надо сочинить отдельный рассказ. Она не бывала ни в каких походах: никогда и нигде. Позже она призналась, что долго колебалась, и чем больше сомневалась, тем больше волновалась от этого (вдруг не пойду…), но решила «сейчас или никогда», ввергнув в шок своего безмятежно дремавшего супруга. Живёт в ней, оказалось, дух авантюризма. И вот – она разбавила наш мужской коллектив. В походе она ни разу не проявила того ужаса, который овладевал ею от наших предприятий, именно она была нашим оплотом стойкости.
Миша Прохоров, - он был просто необходим, чтобы уравновесить опасный тандем утомительной мудрости и разнузданной энергии упомянутых вначале членов нашего коллектива. Во многом благодаря его спокойной деловитости пар из сосуда высокого давления одного из членов нашей артели не разнёс нас вдребезги. И только благодаря его поварскому таланту мы закончили поход без отравлений.
Когда я выбрал маршрут и определился со временем, то думал о походе в компании только с Лёшей. Но стоило мне лишь упомянуть о предстоящем событии и возможности «взять кого-нибудь третьим в байдарку», тут же, как по мановению волшебной палочки, возникли многочисленные «третьи» алчущие. И случилось так, что мне пришлось взвалить на себя груз ответственности за разработку, организацию похода и руководство группой... Никогда не горел желанием быть общественником, и вот – привелось.
Подготовку начал загодя. Закупил недостающее оборудование, в том числе новую лёгкую палатку 2 на 2 метра, лопату-тесак, цепную складную пилу и много ещё чего по мелочи. Распределил некоторые покупки и по членам нашей группы. Главное было – обеспечить безопасность, и тут не обойтись без шлемов и спасжилетов. Каждый доставал их как и где мог. А отсюда и то экзотическое зрелище, которое представляли мы в полной походной экипировке. Тут особенно отличились Сергей и Лёша. Спасательный жилет Сергея особой ручной работы можно было смело выставлять на любой выставке поп-арта. Он состоял из здоровенных оранжевых кусков пенопласта. Они, причудливо бугрясь по его телу, создавали образ реликтового чудовища, случайно занесённого в наше время. Ну а Лёшин был составлен, вероятно, тем же умельцем из умилительных белых пенопластовых чушек, изыскано сочетанных верёвочкой.
Не смотря ни на что, подготовка была завершена к сроку, и мы, собравшись на вокзале со своей громоздкой поклажей, впервые посмотрели в глаза друг другу. Все знали меня, друг друга – лишь немногие. И вот, - поезд тронулся, а мы сидели в блестящем и красивом купе нового Буревестника, заваленные поклажей, счастливые и полные ожиданий.
В Москве ожидаемая помощь не последовала, и мы таскали всё своё на себе: с Курского вокзала на Ленинградский. Любопытные взгляды москвичей (и, конечно, гостей города) вполне красноречиво свидетельствовали о… необычности нашей тяжело дышащей, обливающейся потом группы. Но и тут из необычных особенным был наш «вечный двигатель». Его имущество всё, вместе с байдаркой, было (хотел было написать – «плотно», но поймал себя на этой неправде) упаковано в один баул, баулище. С красным от невозможной натуги лицом, он медленно передвигался по оказавшимся такими низкими переходам, и, плавно качая своей пизанской башней, варварски обдирал мраморные потолки московского метро. Остальным, обвешанным рюкзаками со всех сторон, было не проще, так что отдых - ожидание поезда на Ленинградском вокзале был заслуженным.
Вечером мы успешно загрузились на Мурманский поезд, по ходу дела обменявшись приветствиями с неожиданными коллегами, – отправляющимися в Карелию на катамаранах. Дальше – обычное дело: кроссворды, сон, разговоры (споры Лёши со всеми), еда, еда… Так прошла ночь, день, поезд без устали стремил нас на север. И вот наступила следующая ночь, которую мы так давно ждали. Мы собрали свои мешки и ко времени были готовы. И тогда глубокой ночью, во втором часу, поезд оставил нас на памятной станции Энгозеро и, тоскливо протрубив, ушёл за поворот.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Мы остались стоять у горы торопливо скинутых вещей. Ночь: тихо и… совсем светло! Вот вы какие, белые ночи… Но некогда было предаваться мечтаниям, нам надо было добраться до Боярской, я отправился на разведку к одиноко темнеющему прямоугольнику станционного строения. Меня ждало разочарование. Увы, здесь осталась всего одна электричка, видать по случайности не ликвидированная с советских времён. Она проходила на север мимо Энгозера около 10 утра, а вечером возвращалась. Всё…
Пока я лихорадочно обдумывал наши дальнейшие планы, мои сотоварищи торговались с хозяевами невесть откуда появившегося Уаза-«буханки», упоенно заломившие (ура, лохи прибыли, пора раскрутить их на пару тысяч!) нелепую цену за переправку нас до Боярской. Итак, нам предстояло провести ночь здесь, прямо на улице. Ключ от «зала ожидания» (комнатки в каком-никаком строении), как выяснилось, унесла с собой сменившаяся дежурная по станции. Мы подтащили вещи к строению и расположились на чудом уцелевших тут скамейках. Приготовились, было, подремать. Но начало июня в северной Карелии – не место для расслабленного отдыха. Постепенно холод показал кто тут хозяин, изо рта шёл пар. То один, то другой из нас натягивал на себя что-то из своих запасов, чуть погодя распаковались и спальники. Мы кутались в них, но всё это мало помогало. А ночь ещё только началась…
Когда к нам подкатила ещё один Уаз с кузовком, мы не стали даже носа высовывать, нам всё уже ясно было с аборигенами. Но нам повезло, это были другие люди. Парень, слегка «под газом» сам спросил нас: «Сколько дадите?». «Пятьсот!» И он согласился. И тут мы высунули носы из своих покрывал, и быстро-быстро начали вновь паковаться и грузиться.
Набились мы в машину под завязку. Так кроме нас там уже сидели тоже «весёлые» две девицы. Так мы и тряслись, петляя по широкой каменистой дороге до Боярской. Водитель гнал, и в основном почему-то… по левой стороне дороги. По пути заезжали куда-то к ним, они звали нас в гости, развлекали случаями из жизни, предлагали заехать и после маршрута… А мы никак не могли дождаться НАЧАЛА.
Выгрузились прямо у железнодорожных путей, ближе к реке проехать не смогли, как водитель ни пытался, курсируя туда-сюда вдоль рельсов. Попрощались с нашими новыми знакомыми тепло, видно было, что они рады были помочь нам, и ещё им почему-то приглянулось, что мы из Нижнего Новгорода (..?!).
Солнце ярким яичным желтком уже давно выкатилось из-за горизонта, когда мы, нагрузившись, преодолевали стоящие на станции эшелоны и, ежесекундно рискуя свалиться, карабкались вниз по крутому склону – к озеру, к воде, к нашей цели.
Место сборки было не самое лучшее, болотистое. Чуть дальше на берегу, видели мы, было посуше и поровнее. Но мы полагали задержаться здесь ровно на время сборки байдарок.
- Ну что? Погодите собирать, давайте снимемся! – предложил я, заметив, что Сергей уже вскрыл баул с байдаркой.
- Давай! Где? Здесь? Как встать? – посыпались вопросы. И вот, первый походный
снимок состоялся – среди живописной кучи пожиток у озера Боярского.
Байдарка никогда не собирается с первого раза. Сколь много раз ты не собирал её, всё равно начнёшь неправильно. Так было и на этот раз. Мы двумя бригадами составляли наши судна, а Марина снимала нас камерой и зачем-то пыталась помочь. Но помогать таким ассам бесполезно, - и мы справились (таки в конце концов, чёрт бы их побрал… и т.д.) сами.
Ветра почти не было, вода была спокойной, она слегка всплескивала у наших ног, шуршала, шептала что-то, бормотали тёмно-зелёные деревья, прикрытые светлой ночной тенью. А на горизонте уже давно, сверкая и переливаясь, разливалась золотая лава бесконечно длинного карельского рассвета. Нашего первого рассвета.
Конечно же, я не мог не сделать памятные снимки. Ночные, «белоночные».
Байдарки, в конце концов, были собраны, вещи погружены, команды распределены. Тихонько мы отчалили от берега, и носы наших «клиперов» взрезали первую карельскую воду.
В тройке нас было (угадайте) трое. Кроме нас с Лёшей – Марина. Все мы настроились на долгое путешествие, приготовились к такой долгожданной встрече. С Карелией. Мы так долго стремились сюда. И вот, наконец, мы смогли набрать полные лёгкие этого прозрачного эфира, - вкусного карельского воздуха, сделали чуток взмахов вёслами… Я вздрогнул от неожиданности, - над тихими водами пронёсся вопль: «Сними меня!» Я не понял. «Сними меня! Скорее, сними!!» Это кричал Сергей. «Вот я подгребу, и снимай! А вон смотри, скалы, - фотографируй их! Эх, какие, скорее, вон оттуда сними! И отсюда… Вот так фотографируй, нет, лучше так!» Увы, это было только начало, теперь нам следовало привыкнуть к мысли, что отныне наедине со своими мыслями, со своими чувствами нам остаться было не суждено.
Карелия встретила нас сумрачно, выплывавшее из-за горизонта светило закатилось за серую пелену, но это не испортило нам настроя. Незнакомо и красиво было всё вкруг нас. Плоские приземистые берега с изумрудной, яркой даже в тени, зеленью, коричневые каменные террасы, временами разрывавшие этот зелёный пояс, и – вода. Удивительная, холодная, спокойная. Такого я не видал раньше, она была странного цвета – глубокого фиолетового. Мне подумалось, что это лишь причуды освещения, выйдет солнце, и озёра возвратят себе обычный вид. Но нет, они были именно такими, - фиолетовые карельские озёра… Я пригоршней зачерпнул фиолетовой влаги, выпил и ощутил её вкус. Это был необычный, не передаваемый словами вкус. Вкус древних растаявших ледников, некогда напитавших здешние ложбины своей тысячелетней жизнью.
Так мы, обвыкая, вспоминая ощущение весла, неспешно двигались по первому своему озёру – большому озеру Боярскому.
Лёшина «тройка» сразу показала свой новый норов. Обтянутая новой пластиковой шкурой, ставшая скользкой и лёгкой, она была совсем не похожа на ту, которую мы привыкли ощущать под собой. Она изо всех сил уводила вправо. Она совершенно не реагировала на наши усилия, так, что порой приводила нас в растерянность. А Марина, впервые взявшая в руки весло, производила с ним такие манипуляции, о возможности которых я и не догадывался... Но мы не сдавались и шли вперёд, за двойкой с её шумным рулевым.
Вот и первый перекат. Он ознаменовал проход в озеро Большое (которое оказалось совсем не большим). Быстро и легко прошли мы его, - с почином! Ух, если и дальше так пойдёт, - радовались мы. Глупцы… Озёра смотрели на нас, тихо посмеиваясь, они-то точно знали, что нас ждёт впереди. Мы же, вдохновлённые своим первым успехом, уже опытные, устремились дальше.
Первый безымянный порог встретил нас сразу после Большого. Я не ожидал порога здесь, описание поместило его дальше по маршруту, хоть описан порог был верно... Что же, доверяй, но проверяй. Большая масса скопившейся в речном расширении-резервуаре воды, перекатываясь через мелкий карниз, устремлялась в узкую горловину с камнями по бокам. Высадив Марину и отправив её с видеокамерой ниже по течению, мы пошли первыми. И тут байдарка в полной красе показала свой норов. Когда точка возврата была пройдена, перед самым сливом она просто взяла и развернулась к сливу боком… Едва, едва, мы с Лёшей, поймав инерцию поворота байдарки, сумели её выровнять… кормой вперёд. И так – преодолели первый порог. Удивительно - чисто! Я мгновенно крутанулся лицом вперёд, и правил, Лёша же так и продрейфовал, затылком рассекая встречный ветер. Но дело сделано, возбуждённые и восторженные, мы обменивались эмоциями, когда «двойка», последовавшая за нами, боролась с коварными валунами. Её экипаж оказался не так удачлив, правильно войдя в порог, они сумели дважды серьёзно напороться на камни, так, что пришлось вылезать из судна и, обдирая байдарочную шкуру, стаскивать его руками. Соскочив с порога, они тут же ушли к берегу, - был необходим экспресс-ремонт.
Нам же с Лёшей надо было возвратить на борт Марину, мы (довольные и счастливые) резко развернули байдарку носом к левому берегу, подставив борт под мощную струю, идущую с порога. Байдарка тут же качнулась, черпнула воды, мы попытались своими телами скомпенсировать крен, но, увы! Спустя мгновение байдарка перевернулась, и мы очутились в воде. Надо признать, что это был красивый, классический, правильный оверкиль. Эмоций не было никаких, руки сами делали что надо. Одной рукой удерживая вещи в байдарке, другой, загребая к ближайшему (правому) берегу. На нас были резиновые комбинезоны Л1, они мгновенно превратились в ёмкости с водой весом в центнер, это придало нашему положению особую пикантность. Если бы байдарка, за которую мы держались, потеряла плавучесть… Ведь под ногами дна не было!
Но мы смогли добраться до берега. Он был болотистым, лишённым хоть какого-нибудь сухого клочка. Мы едва смогли выволочь байдарку и себя в раздувшихся от воды баллонах в это болото. Первым делом вытащив себя из Л1, мы начали разгрузку байдарки. Промокло всё. Стоя почти по пояс в ледяной болотине, мы вытягивали из нашего многострадального судна пожитки, отжимали и бесформенными сочащимися комьями пытались пристроить их на торчащих вокруг ветках жидкой древесной поросли, на чахлых кустиках травы. Вещи шлёпались в воду, мы вытаскивали их вновь, вновь отжимали… Рюкзаки же и вовсе, прислонив к чему-то ненадёжному, поставили прямо в воду, - и уж что там творилось в них… Лёша вёл себя мужественно, ни одной жалобы я не услыхал от него, хоть видно было, как он замёрз и устал. Дрожащий, с синими губами, он стоял в ледяной воде и, стиснув зубы, медленно как зомби, продолжал манипуляции с вещами.
Но главное было в том, что практически всё своё имущество мы сохранили. Нам повезло, ведь мы не успели ещё разгрузить свои рюкзаки и распределить вещи по закоулком своих судов. Лишь кое-что по мелочи осталось лежать на дне у порога. Лишились мы, в том числе, и клизмы для откачки воды, а она нам впоследствии весьма бы пригодилась. Но мы были живы, здоровы, мокры и полны впечатлений.
Итак, мы с Лёшей перевернули и освободили от воды байдарку, загрузили её вновь, разделись и отжали одежду. И, спустя час после кораблекрушения, отчалили от спасительного болота.
Что же делал экипаж «двойки», почему он не пришёл нам на помощь? Это совершенно удивительно, но правда, - они просто-напросто не знали о произошедшем! Миша с Сергеем, едва вырвавшись из крепких каменных объятий порога, затеяли свою историю. Пока мы боролись за свою и байдарки жизнь, они метрах в ста ниже на противоположном берегу ремонтировали продранное на пороге днище своего «Тайменя». Они доканчивали ремонт, когда мы, голые, мокрые и весёлые, подгребли к ним. Они не поверили нам с Лёшей, больше того, наш «шумный дух» Сергей, здесь же начал доказывать нам, что не могло такого быть… И тут же продолжил, что он видал как мы здорово прошли порог, а вот они дважды таранили камни, что такого не должно было случиться, что он не простит себе такого, что теперь он опозорен на всю жизнь. И вновь вывод: мы не могли перевернуться… Только подошедшая к месту ремонта Марина, подтвердив наши слова, кажется, смогла его убедить. Марина всё это время, бессильная нам помочь, металась с видеокамерой вдоль берега. Но снять наше крушение она… не догадалась. Вот это было жаль. Кадры кораблекрушения и спасения украсили бы наш фильм.
Но вот, кажется, обсудили всё, оба экипажа были готовы к продолжению, и мы продолжили.
Проливы меж озёрами здесь были узкими, да и сами озёра были нешироки. Приходилось маневрировать. Одежду, кроссовки я развесил по бортам байдарки, чтобы хоть немного просушить. Можно было расслабиться, описание говорило, что рядом порогов больше нет, ведь мы только что «покорили» единственный, указанный там. Можно было не опасаться… Это мы так думали - и поплатились за это.
Позже выяснилось, что всего здесь недалеко друг от друга существовало два порога, у нас на карте был отмечен лишь один – второй, а описан другой, непомеченный, – первый… Даже вот так.
А начался этот «неописанный» простым перекатом с поворотом налево, мы вошли в него расслабленно, беседуя и обсуждая недавнее происшествие. Но за поворотом разговоры смолкли, - начался порог. Назад было уже не отыграть, мы сконцентрировались и пошли. Первой потерей оказались мои кроссовки, «сушащиеся» на борту, одну из них Лёша успел подхватить, вторую же мы искали до Белого моря…
Камни стояли плотно, но струя была. По ней мы шли, принимая на себя и на разложенную «для просушки» одежду, вспененную влагу. Всё шло удачно, но вот последовал ещё поворот налево, и – участок метров 50 с сильным перепадом высот и мощным потоком, разбивающимся о нижние камни. Мы, не успев ни о чём подумать, сходу влетели туда. Марина сидела тихо-тихо, прижав весло к груди, а мы с Лёшей яростно отбивались от проносящихся каменных хищников. И на самом выходе, когда мы уже готовы были праздновать победу, байдарка с размаху со скрежетом и хрустом наехала на мощный валун-отбойник, последний и самый мощный в пороге. Не успели сманеврировать… Да, даже облегчённая «тройка» явно не была ласточкой, скорее она напоминала длинную неуклюжую баржу.
И вот эта баржа, гружённая нашими телами, прочно сидела на скале, и никакие наши усилия не могли сдвинуть её с места. А из пропоротого днища бил фонтан воды. Пытаясь как-то сдёрнуть байдарку, я выскочил в воду, но напор водного потока и вес байдарки не позволил даже чуть протащить её. Лёша сидел на корме, ухватив камень руками (если бы байдарку развернуло боком к потоку, перевернуло бы мгновенно). Я тянул. Марина сидела по пояс в воде, молчала и смотрела на меня широко открытыми преданными глазами… А вдали уже давно что-то кричал Сергей… Что же: «Марина, за борт!» - пришлось скомандовать мне. И она тут же оставила тонущее судно. Только после этого и с помощью подоспевшего второго экипажа удалось начать спасательные работы, и подтянуть наш Таймень к берегу.
Здесь тоже было болотисто. Вторично залитое имущество мы повыкидывали на берег, вытянули байдарку, - следы аварии на ней были очевидны. Варварски вогнуто дюралевое ребро, выломан стрингер, рваная пробоина на днище… С почином!
А было-то всего около 10 утра, и стало ясно, - на сегодня наш путь закончен. Поломанная тройка, продранная двойка, хорошо вымоченные вещи... Нам удалось пройти 12 километров, что же, в нашем положении может и неплохо?
Было совсем не тепло. Лёша стоял на берегу, среди болотных кочек, растерянно оглядывая мокрые раскиданные кучки и исковерканную байдарку, трясущийся знатной дрожью, замёрзший и несчастный…
Нужно было срочно искать место для аварийной стоянки. Кое-что из вещей мы сразу загрузили в двойку и Миша отправился на ней искать место. Лёша с Сергеем занялись экспресс-ремонтом. Сделать на месте можно было немногое, - хоть немного выправить ребро и заклеить шкуру скотчем, чтобы довести байдарку до места стоянки.
Бивуак мы разбили прямо на вершине каменного холма, покрытого лесом. Ничего более пригодного поблизости не оказалось. Чтобы перенести вещи и наши судна пришлось серьёзно поработать. Непросто таскать по крутому заросшему склону. Далеко и высоко. Ноги скользили по камням, руки просились ухватиться за ветви зарослей, но – они были заняты бесформенными мешками и баулами, из которых капала,.. нет, лилась вода… А байдарки мы, лишь немного, с большим трудом, затащили на береговой горб и, опрокинув, оставили обсыхать среди маскирующих их тела кустов. Было совершенно бесперспективно тянуть их выше, в лагерь.
Но вот, вещи в основном перенесены, палатка поставлена (это было всегда моей заботой), и каждый, не договариваясь, занялся своим делом. Лёша с несчастным видом и Сергей с боевым принялись за ремонт байдарок, Мише с Мариной достался дрова и костёр.
Ну а я взялся за самое интересное – разбор бесформенных мокрых груд, сваленных вокруг палатки. Мой и лёшин рюкзаки были наполнены водой, и мне доставило немало удовольствия освобождать их от промокшего содержимого. Зато тут я понял, как прав был, приготовив сравнительно непромокаемые мешки для своих вещей. Эти ярко жёлтые мешки были сырыми снаружи, внутри же вещи пострадали совсем немного, да и спальник свой я, ещё в реке буксируя байдарку, пытался придерживать повыше, и он промок не весь. В отличие от лёшиного. Он, как было (и будет!) всегда, не озаботился такими мелочами, ведь всё это настолько незначительно по сравнению с по-настоящему волнующими его проблемами морали и этики человечества… Одним словом, его спальник был похож на хороший сочный беляш, впрочем как и рюкзак со всеми находящимися там вещами, небрежно засунутыми его твёрдой рукой. Я не был удивлён, я знал и так, что Лёша неисправим и никогда не будет готовиться к встрече с суровой натурой. Хуже было, что в нашей байдарке находился рюкзак со всем провиантом. Все многочисленные полиэтиленовые мешки и оболочки не спасли его от карельской влаги. Она проникла повсюду – в крупы, соевое мясо, макароны… Только консервные банки самодовольно поблёскивали тусклыми влажными боками.
Плохо дело обстояло и с медикаментами. Вода проникла в пакет, и мне пришлось выкладывать все таблетки, бинты, пластыри и прочее на плоском мшистом камне и прижимать всё это пузырьками, - ветер ежеминутно пытался сдуть что-нибудь «из ненужного». Добралась вода и до моих бумаг – записей, карт (как я их не упаковывал в пластик) и описаний. И их я разложил по шершавым карельским камням, - они сворачивались, подсыхая, в неприглядные мятые комки. Пусть так, лишь бы высохли, не распались, - думалось мне. Пристроив на камень навигатор, я ещё раз порадовался его непромокаемости, хотя ёмкости батарейкам холодные купания, как выяснилось, отнюдь не добавляют.
Прошло не так много времени, и наш бивуак превратился в подобие древнего капища. В центре ровной пирамидкой синела палатка, рядом дымился очаг, а дальше нескончаемой спиралью возвышались сырые бугорки, светлые и тёмные сочащиеся влагой шлепки, мокро поблескивающие россыпи мелочей. Всё это – разложенное для просушки не утопленное сегодня имущество.
Весёлыми разноцветными островками красовались кучки кураги, изюма и конфет с шоколадом, - это подсыхали подготовленные мной НЗ на каждого члена нашей команды, - они смешались в удивительные липкие комья, и мне стоило особенных усилий разделить всё это.
На сучьях деревьев висели наши резиновые Л1, оставшаяся обувь, одежда. И на перекинутых от дерева к дереву валежинах – спальники. Сильно пригодилась и верёвка, предусмотрительно взятая нами. Холодное солнце, к вечеру появившееся на небосклоне, местами пробивалось сквозь древесные кроны и расцвечивало этот живописный холст яркими пятнами. Но жара его, увы, было недостаточно, чтобы высушить до ночи всё это мокрое изобилие.
Наконец можно было внимательнее рассмотреть приютивший нас карельский уголок. Он представлял собой выход из-под земли мощных каменных пластин, покрытых как кожей тонким слоем мха (за него я и зацепил еле-еле колышки палатки).
Растительность была смешанной, деревья стояли нечасто, они были невысокими, закутавшимися в серые шершавые драпировки. Большие и маленькие валуны, тоже покрытые серыми мхами и лишайниками, обильно украшали этот холм. И ягодники – брусничник, черничник, на котором уже виднелись зарождающиеся ещё зелёные бусинки ягод. Я сорвал пару из них и положил в рот: они были мягкими и безвкусными, конечно, - их время ещё не наступило.
Хозяева байдарок всё трудились на своей верфи. Иногда они метались наверх к палатке, чтобы взять из рюкзака что-то из инструмента. Если это был Сергей, то мы получали заряд энергии и, заодно, полный набор советов по всем вопросам. Если же к нам поднимался Лёша, то он ничего не советовал, лишь осуждающе и грустно посмотрев на нас, вновь уходил вниз, оставив нам только дуновение ветерка от вытянутых коленей-пузырей своих когда-то синих трико…
Костёр горел, обвешанный со всех сторон жаждущими высохнуть вещами. Я приготовил продукты для сегодняшней трапезы, Миша принялся кашеварить, Марина, разложив свой (сухой) спальный мешок на камнях, вытянулась на нём и затихла, - видно боролась со стрессом. И я, наконец, смог распаковать фотокамеру и отправиться на пленер.
И вот наступил благословенный час приёма пищи. Первая карельская трапеза, как приятна она была, как вкусна непритязательная еда – пакетный суп из походного котелка, с луком и чесноком, чёрным хлебом. Тут уж было не до разговоров, умолк даже наш оратор. К сожалению – на время…
К вечеру я сходил на рыбалку. Едва нашёл место где встать среди густых зарослей. Долго-долго разбирался с занятым для похода спиннингом (новая для меня техника). И после - долго и напрасно кидал блесну. Рыба отдыхает, - подумалось мне. Как выяснилось в последствии, она была в длительном отпуске.
В палатке устраивались непросто. По инструкции, придуманной китайцами, она была двухместной. Нас же было пятеро, и я, покупая это произведение искусства, полагал, что мы сумеем-таки уместить в нём свои тела. В конце концов, так и вышло. Мы лежали плотно, подобно балтийским шпротам в банке. С правого края я, с левого (подальше от моих уставших ушей) – наш разговорчивый друг.
Миша сразу проявил себя: он заснул, едва коснулся головой поверхности. Мы, остальные, долго искали себе место, влезали в мешки, впихивали себя уже в мешках в ряд лежащих тел… А потом, уже готовые ко сну, наблюдали за размеренными неторопливыми действиями Лёши, начавшего долгий процесс подготовки к ночи.
Я-то был готов к такому представлению, остальные видали действо впервые. Это было пиршество лёшиного духа. Вначале мы лицезрели переодевание Лёши, это было не тот быстрый процесс «вылез-влез», к которому привык современный человек, который он давно уже просто не замечал, нет, это было торжественное переоблачение. Подобное, наверное, происходило в древних языческих храмах перед принесением жрецами жертвы богам. Вся лёшина ночная одежда (иначе говоря, вообще вся одежда) была аккуратно разложена им по палатке и приготовлена к процессу. Каждый элемент одеяния Лёша снимал с себя осторожно, осматривал его, складывал, клал на свободное (где он его только находил!) место и приступал к следующему. Затем началось облачение. И тут он не отступил от Принципа: всё надеваемое на себя должно было вначале долго (очень долго) разыскиваться, потом внимательно и печально рассматриваться с горьким киванием головой и вздохами, и только после этого с видом, свидетельствующим о неизбывном лёшином горе, надеваться. И так каждая вещь. Их было так много, что нам не суждено было увидать последний акт спектакля. Как мы не крепились, глаза наши сомкнулись и мы, увы, так и не узнали, была ли, наконец, принесена жертва или нет…
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Всю ночь стены палатки светились белым люминесцентным светом, это нас приветствовали карельские белые ночи. Но сон был крепким… и длинным. Встали окончательно только к десяти. И тут выяснилось, что это у меня сон был крепким, ну (это само собой) у Миши ещё, остальные же наши сотоварищи… Марина заявила, что она вообще не может спать в палатке на такой твёрдой земле, что она не жалуется, но пусть все знают, что спать отныне, пока она в походе, ей просто не суждено. Сергей жаловался на ужасную тесноту, благодаря которой он тоже «всю ночь не спал». Ну а Лёша… он не произнёс ни единого слова, он просто жалобно вздыхал и морщился, потирая спину, руки, ноги… да всё, до чего дотягивался дланью. Вид его красноречиво свидетельствовал, что самый большой урон здоровью этой ночью был нанесён именно ему. Итак, прошла наша первая карельская ночь.
Жёлтое солнце давно уже расцветило нашу обитель. Яркие пятна затейливо двигались по седым камням и белесым ветвям хилых хвойных деревьев, следуя игре облаков на небосводе. Лёгкий ветерок нёс прохладу, приятно освежал лицо и шуршал в кронах. Я с удовольствием потянулся, - хорошо!
Позавтракали наивкуснейшей кашей с тушёнкой. Эта такая «страшная» ночёвка не отбила, однако, аппетита ни у одного из ночных страдальцев.
Сбирались долго. Попробуй-ка, собери всю тысячу мелочей, рассеянных на акре нашего стойбища. А ведь всё это нужно было ещё упаковать, приготовить к новым испытаниям… Да, именно это занозой сидело в голове каждого из нас. Испытания… Если в первый же, наверное – думалось каждому из нас - лёгкий, день нашего путешествия мы продрали обе байдарки, погнули каркас одной из них, посидели на камнях, даже кильнулись, то что же тогда ждёт нас дальше?.. Окончательное уничтожение байдарок, потеря имущества, пробивание голов,.. - крушение Титаника?! Не хотелось думать об этом, хотелось верить, что мы выбрали нашу аварийную квоту, и дальше всё будет легко. Конечно, мы не знали тогда, что Карелия приготовила нам кое-что ещё, что испытания только начинаются. Но не знали мы и то, что все будущие кораблекрушения мы перенесём легко и весело: и это тоже будет последствием нашего первого – такого – дня.
Я успел с неизменным нулевым результатом побросать блесну, Лёша успел долго-долго поискать чехол от своего спальника (он оказался, естественно, на месте крушения, куда пришлось сплавать специально), Марина – позагорать (хоть и частично). И вот во втором часу мы отчалили на почти новых суднах.
Резвости ни у кого не наблюдалось, и мы шли, еле ворочая налившимися свинцом руками. Марина пыталась нам помогать, но лучше бы она этого не делала, как она, впрочем, вскоре и поступила. Лёшин Таймень в новой облегчённой шкуре проявил себя в полной красе, он был практически неуправляем и двигался как хотел сам! В результате мы шли галсами, забирая то вправо, то влево, непрерывно выправляя курс, а стоило поднять вёсла, как байдарка тут же разворачивалась поперёк течения… Поразительно, что при этом мы ещё продвигались вперёд. Оклеенная же тяжёлой автомобильной резиной, подобная дредноуту, двойка шла ровно.
Так мы с Лёшей и мучались (думали мы), пока не вышли в озеро Кулежму. Тут-то мы и поняли, что в действительности до этого отдыхали.
Сильный ветер! Он раскачал в озере волны, они захлёстывали нашу и так «юркую» байдарку, сбивали нос в сторону, разворачивали боком. Мы просто не могли выгрести. Байдарка забирала всё правее и правее, хоть мы уже давно и в полную силу гребли правыми вёслами! А броненосец – двойка шёл себе почти спокойно... В конце концов, наше судно развернуло бортом к ветру и прибило к каменной гряде в середине озера. Волны всё больше и больше раскачивали байдарку, перехлёстывали через борт, возникла реальная опасность перевёртывания (на середине-то озера!). А с наветренной стороны до нас доносились приглушенные расстоянием фрагменты криков: «Тут сними… и там вон ещё сними… чего не гребёте… и здесь снимай…»…
Я вымахнул из байдарки и снял-таки её с гряды. Мы не стали более испытывать судьбу и изо всех сил рванули к ближайшему острову. Нужно было меняться гребцами.
У острова ветер тут же стих, будто и не было его вовсе. Светило солнце, было тихо… Мы наконец-то смогли вздохнуть с облегчением. Когда нам удалось подозвать к острову двойку, начался процесс смены экипажа: мы брали на борт Мишу, Марина же, как всегда безропотно и беспрекословно, шла к Сергею. Тот предлагал, правда, обменяться на меня (он всё равно карты смотрит, GSM, фотографирует, гребёт мало), но тут вдруг возмутился невозмутимый Лёша, отказавший Сергею в неожиданно резкой (для Лёши) форме и не отдал меня в чужие руки… Я в этом споре не участвовал, лишь с любопытством наблюдал, - владетели байдарок, им и решать… Мне было, в общем-то, неважно, где махать веслом.
Остров представлял собой нагромождение живописных камней, поросших деревьями и покрытых мхами и лишайниками. Были тут, как и почти везде, ягодники. Пока Лёша с Сергеем перекладывали имущество из байдарки в байдарку, я расчехлил фотокамеру и - на съёмки. Это тоже было моей работой.
Наш Таймень, получив троих полноценных гребцов, стал более сговорчив, хоть и норовил, по-прежнему, вильнуть куда-нибудь в сторону. Теперь отставила двойка, но её, по крайней мере, не крутило фантиком на ветру. Только сердобольный Лёша искренне страдал за её обновлённый состав, уже через десять минут движения он забормотал: «Он ведь гребёт один, он так устал!» Но, несмотря на страшную, по словам Лёши, усталость Сергея, оба наших экипажа сравнительно спокойно достигли выхода из Кулежмы в Пиртозеро и даже проскочили пролив, не приметив его за островом. Если бы не мой навигатор, нам пришлось бы потратить немало времени, чтобы отыскать его. Эти карельские проливчики и протоки между озёрами так сливались с берегами, что отыскать их только с помощью карты и компаса было непростой задачей, а если учесть ещё то обстоятельство, что голос «измождённого» из двойки непрерывно и надрывно кричал нам куда идти, спорил о направлениях и настойчиво советовал «идти туда», то и вовсе маловероятной. И каждый раз, когда я упирался в один из тех проливчиков следуя только стрелке навигатора, я вновь радовался, что так вовремя не пожалев денег приобрёл его.
Так, без приключений, мы дошли до Амбарного. Прямо в посёлке, судя по описанию, должны были находиться два моста и порог. Как бы не так! В наличии было: один мост с перекатом под ним и два порога, - вот и верь описанию. Хотя, верности ради, надо упомянуть, что к этому времени я уже верил ему с оглядкой.
Мост мы сразу же решили обнести, - под ним было не протолкнуться с вещами в нынешнюю высокую воду, да и мощные струи, выкатываясь из под него, били прямиком в многочисленные неприятные камни. Два местных мужичка, осторожно подошли к нам во время обноса и, поговорив «за жизнь», сказав что в этом году мы первые, приступили к главному: вначале попугав страшными непроходимыми будущими порогами, ненароком предложили подвести нас на машине куда-то ниже по Воньге… Но не для того мы шли сюда, чтобы проехаться на автомобиле. Мужички, ещё пугнув напоследок, отошли в сторону.
Шум порога за поворотом мы услыхали, лишь только отошли на своих судёнышках от переката. Порог оказался изогнутой шиверой с часто посаженными острыми камнями. Я предложил сделать проводку, так мы и сделали. Высадились прямо в болото левого берега, - и тут очень пригодились наши Л1. Пока мы, пролезая сквозь уходящие в воду заборы, переносили вещи, на противоположном берегу появился юный представитель местного населения, он восторженно посмотрел на нас и скрылся в деревне, чтобы вскоре вернуться с целой оравой таких же как он существ с горящими глазами. Они устроились как в партере на широких мостках и приготовились наслаждаться представлением. А мы повели байдарки. Сначала тройку Лёши, потом двойку Сергея. Марина взяла в руки видеокамеру и приготовилась вести хронику событий. Поток был сильный, дно со значительными провалами. Провалившись в одну из таких ям, я черпнул внутрь костюма полную меру холодной влаги… Если не брать в расчёт подобные мелочи, проводка завершилась удачно (да и зрителям явно понравилось).
За следующим поворотом прямо на крутом правом изгибе нас ждал ещё один порог, неожиданный для нас. Его венчал мощный косой слив ближе к левому берегу. Полюбовавшись на него, мы решили продолжить полюбившийся процесс, - провести байдарки по узкой правой протоке. Я вновь полез в Л1,… и всё повторилось. Но и при этой проводке для меня не обошлось без неприятностей, - я сильно ушиб палец, позже он распух, и мне пришлось весь поход оберегать его (получалось далеко не всегда).
Но вот, наконец, мы стряхнули с себя узы человеческого жилья и покинули Амбарный: выбились на простор. Простор оказался тесноватым, зато было покойно. Вода размеренно двигалась в сторону Энгозера, увлекая с собой туши наших байдарок.
Мы подгребали слегка, приходилось регулярно поджидать двойку с ослабленным экипажем: её шумный хозяин тоже особенно не усердствовал в гребле.
- Как ему тяжело! Как он там гребёт один! – всё стенал сзади Лёша.
По обеим сторонам мимо нас тянулся однообразный северный пейзаж. Низкие болотистые берега с негустой порослью невысоких деревьев, глазу зацепиться было решительно не за что. Одно за другим, чередуясь, следовали расширения и сужения озёрного каскада. Мы расслабленно двигались по нашей речной дороге, говорить не хотелось, и самое время было поразмышлять о вечном,.. если бы эту девственную тишину консервным ножом не взрезали уже ставшие привычными крики из-за спины, оттуда, где виднелся второй Таймень.
Был у нас на пути, правда, ещё порог (был он и в описании), но нас он, короткий и простой, впечатлить не сумел. В малую воду он, возможно, и был серьёзным препятствием, сейчас же мы прошли его сходу, даже не успев напрячься. Путь нам указала… моторка. Она прошла перед нами прямо по его центру (наверное, рыбаки из Амбарного), и нам оставалось только последовать её примеру. Лёша, правда, всё вставал сзади, всё всматривался в порог, всё бормотал что-то… Он хотел увидеть там то, что нам с Мишей было не дано (а может и увидал, кто знает). Но байдарка мгновенно сама вошла в порог, несмотря на лёшины душевные переживания.
Унылый пейзаж длился и дальше, пора бы было вставать на ночёвку, но стоянок не было. Никаких, совсем. Мы шли дальше, внимательно всматриваясь в берег. А голос, доносившийся до нас сзади, уже давно требовал привала… Почему-то от нас… Но, увы, мы, злые и несправедливые, отказывали ему в этом естественном праве.
И только перед входом в озеро Заячье, сходу одолев лёгкий приятный перекат, на мысу, мы смогли обнаружить приличное место. Мне оно приглянулось. Тут мы и закончили свой сегодняшний путь.
Этот день обошёлся без экстремальных приключений, и это вселяло надежду в наши сердца, значит, бывает и так! Подумалось, что так вот мы и пойдём дальше –надёжно и уверенно преодолевая пороги, спокойно проводя байдарки. В глубине души, где-то за селезёнкой, однако, кто-то ядовитый говорил, что нет. Так - не выйдет… Он оказался прав, неизвестный недруг, - не вышло…
Стоянку разбили на высоком каменном берегу... Был тут уже сложенный из камней очаг, сложенный из жердей стол, достаточно свободного, хоть и неровного, места. Место хорошо продувалось, и комаров было совсем немного. И только тогда, когда они, хоть какие-то, на нынешней стоянке появились, мне пришло в голову, что вчера их не было вовсе. И это карельский июнь! Где же были они, страшные, почти легендарные, комариные полчища, обитающие по рассказам в карельских озёрах и болотах? Подумалось, что может они проявят себя попозже… Пока же они нам ничуть не портили жизнь.
Палатку я ставил опять прямо на камнях, на единственном немного пригодном пятачке продолговатого каменного редута, и снова долго и безуспешно крепил колышки в тончайшем слое северной живой почвы. Потом оборудовал палатку, пристраивал рюкзаки. И… развешивал и раскладывал так и невысохшие на прошлом стойбище вещи. В результате теперешняя стоянка, как и предыдущая, приобрела вид «склад после взрыва».
Рассмотрев повнимательнее наш наполовину промокший продуктовый набор, я решил в первую голову использовать подпорченное водой. И нынче это были превратившиеся в клёцки макароны. Я выдал их Мише с Мариной – для освоения. С этого момента и впредь Марина у нас была главным селектором-щипальщиком. Её задача состояла в разделении на возможно малые части слипшейся в монолитные бруски ЕДЫ. И отныне мы на каждой стоянке видели её, согнувшейся над очередным условно съедобным фрагментом и быстро-быстро перебирающей своими музыкальными пальцами, превращающими сей продукт в липковатую, но измельченную россыпь.
Вечерней трапезой у нас был суп. Смачный, горячий, ароматный, попахивающий дымком из костра. С душистым чесноком, чёрным хлебом, да розовым на срезе салом... Несомненно, котелок сближал нас скорее, чем любые партсобрания. Когда мы усаживались вокруг вожделенной закопченной посудины, то чувствовали, что мы одна команда, одна семья. А затем мы ели. Разговоры стихали мгновенно, и посторонний наблюдатель смог бы услыхать только частый перестук ложек о стенки котелка и плошек. Только Сергей временами издавал возглас радости, в очередной раз метнувшись к котелку со своей уже опустошённой специальной ёмкостью – огромной кастрюлькой в виде кружки.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Солнце нас баловало, небо было почти безоблачным, лишь тонкие лёгкие полосы слегка оттеняли глубокий синий небосвод. И мы до часу ночи наслаждались красками медленного тихого заката. Я фотографировал и фотографировал, стремясь запечатлеть эту ускользающую красоту,.. а мой тёзка советовал и советовал, как мне это делать…
Когда в половине второго ночи мы, наконец, собрались в палатке, то узнали как не холодны могут быть ночи в северной Карелии. Чтобы уснуть, пришлось раздеться насколько было прилично. Только Лёша не расстался со своими одеждами, и видно было по его взгляду, что он осуждал нас за безнравственность,.. а может ещё за что, но только точно – осуждал.
Засыпали долго, один только процесс упихивания в палатку своих тел походил на юмористическое шоу. Последняя в палатку загружалась Марина, места между телами и спальниками уже не было, и она, узрев теоретическую щель в центре, после нескольких попыток улечься, бросилась на неё и долго и безуспешно извивалась, пытаясь ввинтиться туда винтом. Палатка-шоу привело к логическому концу - долгому гомерическому общему смеху. Даже Миша нынче не уснул мгновенно. Не успел.
Ночью, мы слышали, мимо стоянки проходили рыбаки, - наверное, те с моторки. И ещё истошно кричал проснувшийся Сергей. Потом же он спорил, утверждая, что почти шептал…
Утро встретило нас висящим высоко над горизонтом ярким солнцем. Казалось, что оно висело там всю ночь.
Мой выбитый палец распух и болел, болела и проколотая ступня, чтобы придти в себя я решил искупаться. Холодная карельская вода подарила мне заряд бодрости, и я смотрел вокруг новыми глазами.
Завтракали слипшимися рожками с тушёнкой. Все поели с аппетитом, никто не отказался.
Пока остальные собирали свои рюкзаки, я поработал спиннингом. Ничего кроме водорослей река мне не отдала. Я бросил это ставшее традиционным занятие и, присев на камень, вытащил свои бумаги. Надо было записать данные навигатора, оценить предстоящий сегодня маршрут, а главное – сделать записи в путевом дневнике. Время на это постоянно не хватало, но я отлично знал, что не запишешь сразу – потом не вспомнишь. А история мне этого не спустит.
Собрались мы пораньше. На целых полчаса… Спустили по камням байдарки, и в час по полудню отчалили. Двинулись вдоль правого берега Заячьего. Пошёл третий день пути.
Уже совсем скоро мы ощутили мощь нашего светила. Его огненный шар висел прямо перед нами, лучи его били в наши лица. В упор. Прошло ещё немного времени, и некоторые из нас стали похожи на краснокожих американских братьев. Миша и Марина были особенно хороши, их ярко- красные лица сигнальными огнями выделялись на фоне бледной водяной глади. Я вспомнил, как предупреждал каждого, что Карелия хоть и северная, но если облаков не будет, то ожёг на воде гарантирован, - берите что-то с полями и козырьками… Но зачем нам советы… Так я и отдал свою военную кепку с большим козырьком Марине Сам же надел на голову дополнительно (чай, не первый раз в походах) взятую шляпу. Ну а Миша так и прятал нежданно оказавшуюся такую большую голову под оказавшейся такой маленькой бейсболкой. Но было очевидно, что жестокое светило это только забавило…
Шли неспешно, с удовольствием рассматривали окрестности, при ярком солнечном свете они виделись совсем иными. Яркие краски, невесть откуда появившиеся в этом северном краю, украсили такие тоскливые ещё вчера берега. Из Заячьего через очередную протоку прошли в Овечье. Подумалось: откуда такое название, какие тут могли быть овцы – на каменистых или подтопленных заросших берегах…
А вокруг разворачивалось грандиозное представление, природа решила показать нам настоящую Карелию. Деревья были невысокими, но расставлены так, будто потрудился гениальный ландшафтный дизайнер. Берега были сильно изрезаны. Узкие каменистые мыски выступали далеко, иногда на сотни метров вглубь озера. Они были окаймлены живописными седыми камнями, с непременным заглавным деревом в навершии. Мыски следовали один за другим, и каждый был отдельным самодостаточным произведением искусства. И вода: спокойная, холодная, глубоко-фиолетовая. В ней плавали подёрнутые мелкой рябью отражения лёгких облаков, они только подчёркивали её цвет. Реликтовый цвет карельских вод.
Мы шли по фиолетовым озёрам…
Я уже давно распаковал свою фотокамеру, и теперь, прижавшись глазом к видоискателю, лихорадочно искал сюжеты. Можно снять так, или так, а лучше так, хотя отсюда,.. а в контровом свете ещё,.. или может… А потенциальные кадры ежесекундно менялись, уплывали, уплывали, вызывая слёзы досады. Всё не снять! Но хоть я и знал об этом, душа никак не хотела принимать эту обидную истину! И ещё я знал точно, что снимки не будут и близко так хороши, что они никак не смогут передать этот прозрачный дух и славу, - солнце слишком яркое, слишком высокое, отражения от воды слишком резкие, выдержка слишком велика для байдарки, глубина резкости мала, слишком, слишком… Но мне так хотелось надеяться… Запечатлеть красоту…
Солнце, наконец, скрылась за ватой пушистых облаков, но красота не прекратилась, только изменились ударения в её фразах. Красота пела свою песню. Для нас.
Мы двигались. И всё толкали своими вёслами назад фиолетовые озёра.
А где-то позади время от времени раздавались неразборчивые спорадические выкрики, - вопросы, предложения, требования. Кажется, мы медленно, постепенно, но научались переносить их спокойно.
Через небольшой перекат мы вошли в Котожозеро, затем в озеро Корг. И здесь красота не отпускала нас. Озёра были небольшими, но аккуратными настолько, что невольно вспоминались ухоженные европейские парки. Тут тоже, видно было, поработал тот дизайнер. По берегам было немало песчаных пляжей. Сейчас почти полностью затопленных. Сами же берега в изобилии были осыпаны покрытыми лишайниками камнями. И повсюду - деревья с необычной светлой хвоей. Мы по ошибке вначале приняли их за такие вот северные сосёнки, но они были сибирскими пихтами. Таких нет в наших краях. Их яркая светло-зелёная опушка состояла из длинных и мягких иголок, густых и плавно изогнутых. А на пушистых ветвях красовались маленькие аккуратные фиолетовые шишечки.
Общую картину дополняли полузатопленные островки, маленькие и побольше, в избытке зеленеющие среди озёрных зеркал. На одном из таких колоритных островков Корг-озера мы заметили маленькую рыбачью избушку, и я мгновенно почувствовал приступ зависти к незнакомому мне хозяину…
Затем были ещё перекаты, тоже простые, и ещё озерца – Верхнее и Нижнее: речка Пулома в своём верхнем течении состояла из них. За ними русло сузилось, и спустя километра три, мы вышли к Энгозеру.
Мы ждали этого момента, но произошло это, как всегда, неожиданно: берега резко пошли в стороны и… исчезли. Перед нами, спокойное и уверенное, покоилось знаменитое Энгозеро. Грандиозное, полноводное, мощное, - море! Его сила чувствовалась сразу, даже сейчас, при штиле, когда оно, слегка переваливаясь на своём каменном ложе, отдыхало.
Нужно было приготовиться к длительному и таящему опасность переходу по большой открытой воде. Мы сделали остановку на правом берегу у мыска устья Пуломы. Здесь был узкий (тоже подтопленный) песчаный пляж, дальше – густые упругие заросли ягодников, покрывающие камни и болотные кочки. Каждый как мог, размял свои затёкшие конечности и части тела помягче.
Вид с пляжа открывался замечательный. Его подчёркивал огромный валун, вздымающийся из воды у берега. Пейзаж сам просился на плёнку, и мы пошли ему навстречу, - я вынул фото, а Миша видеокамеру.
Приготовившись к переходу, перед отплытием мы сфотографировались на этой скале. Вся наша команда вольготно и живописно расположилась на её голове, лишь я, метнувшись от фотокамеры, не успел принять соответствующую торжественному моменту позу – так и остался в кадре, зависшим у камня. Но было пора в путь. Мы покинули этот живописный карельский уголок.
Энгозеро отнеслось к нам благосклонно. Солнце спряталось, и мы шли по великому тёмному зеркалу, связавшему едва виднеющиеся чёрные полоски берегов. А острова, как огромные корабли, медленно наплывали на нас и, поравнявшись, плавно уходили за корму. Один за другим. Им следовали их зеркальные двойники в холодной озёрной влаге.
Я смотрел на эту мощь с чувством почтительности и благодарности. Этому озёрному морю ничего не стояло, в минуты раскачав полутораметровые волны, походя расправиться с нами. Я вспомнил отчёты походников, - немало наших предшественников закончили в этих волнах своё пребывание в нашем мире.
Но нынче был полный штиль. И, удивительное дело, отсутствие воздушного движения было настолько полным, что до наших байдарок на самой середине Энгозера долетели эти мелкие летающие вампиры. И не отдельные твари, а целые их команды!
Но особенно хорошо мы познакомились с местными комарами чуть позже, когда, поджидая двойку, сделали краткую остановку на одном из заросших островков. Тут их было немеряно. Они не давали рта открыть, набивались туда сотнями! Облепили всё. Одежду, лицо, руки… Но была в них особенность, почти сводившая на нет количество. Они явно не дотягивали до наших керженских жирных летающих монстров, начинающих пить кровь едва коснувшись кожи жертвы. Эти, тощие и вялые, уже усевшись, долго-долго готовились, махали прозрачными крыльями, раздумывали как бы получше… До питания-то дело могло и не дойти. Порой складывалось впечатление, что местным комарам главное не испить крови, а помахать крыльями, похлопать ими по лицу, рукам, что это просто доставляет им удовольствие! Но нам это удовольствие не доставляло, поэтому подошедшая было к нам двойка, мгновенно вновь отчалила и устремилась подальше на открытую воду. Но я, не взирая на страдания моих соэкипажников, расчехлил фотокамеру и, непрерывно отгоняя кровососов, что-то поснимал на этом острове. Никогда нельзя быть уверенным заранее, какой кадр получится «тем самым», сколь много раз я убеждался в этом. Может он ждал меня здесь?
Путешествие продолжилось. Мы уже прошли большой остров Лопарский и двигались теперь ближе к берегу, в нижней части озера. Двигаясь между островами, я полагался на навигатор, и наш путь, направленный спутниками, был спокоен и прям. Виды сменяли друг друга, один был лучше другого. Мы по-прежнему блаженствовали. Мы были близки к полной идиллии, если бы не эти вопли. А как же там Марине…
Солнце было высоко, как всегда, но пора было думать о стоянке. Их было тут немало, почти на каждом островке, почти на каждом мысу... И мы выбрали свою: уже пройдя один из низких островков, я заметили её на узком его носу. Мы с облегчением причалили, - долгий сегодняшний путь завершился.
Остров был сложен из плоских каменных плит. Он был длинным и вытянутым, но место для стоянки было только у того самого длинного узкого носа, где мы высадились. Мысок хорошо продувался, и вялые прибалтийские комары не задерживались на нём. Палатку удалось вписать с трудом, опять-таки как всегда. Очаг же был уже сложен до нас.
Вновь вышло солнце, и разбивать лагерь было приятно.
Вид на нашем мыске был замечательный, я, закончив с оборудованием палатки и размещением имущества, взялся за фотоаппарат. Пришлось, правда, побегать туда-сюда, убирая постоянно влезающие в кадр предметы, беспорядочно разбросанные по освоенной нами территории.
Миша, так сложилось само собой, занялся костром, Лёша понуро побрёл за дровами. Сергей что-то активно творил, но я не понял что, ну и занимался основным своим делом – давал советы. А Марина… щипала макароны.
На этой стоянке, в отличие от предыдущих, было удобно кидать блесну, чем я и не преминул заняться. В это деле я уже приобрёл большую ловкость и даже получал странное удовольствие от самого процесса метания… Только от процесса, ибо результат, по-прежнему, был стабильным. А стабильность, как известно, признак мастерства. Жаль вот только, что рыбы не было…
Сегодня впервые обошлось без ремонта байдарок, наш путь не был осложнён водными препятствиями, а случившиеся по пути перекаты лишь немного развлекли нас.
Мы встретили дымящийся котелок с хорошим настроением. И ароматный супчик с салом пошёл на ура. Даже Марина, обычно обходившаяся (или успевавшая?) малой дозой, раз за разом отбирала добавку.
К этому времени сложилось так: когда почувствовалось, что члены нашей дружной голодной команды цепляют друг друга ложками, то есть не умещаются у котелка комфортно, двое обладателей отдельных мисок отделились. У Марины была обычная небольшая мисочка, а вот у хозяина вездесущего голоса – огромная кружка, которой он мог разом зачерпнуть полкотелка, на это, наверное, он и надеялся, и так бы и случилось, если бы не скорость работы ложек оставшейся «котелковой» троицы. Ими были я, Миша и Лёша. И еда заканчивалась настолько быстро, что Сергей не успевал осуществить свой скрытый план. Но последняя ложка всегда была за одним человеком, и этим последним героем был Лёша. Когда мы с Мишей бросали трудоёмкое дело вычёрпывания деревянными ложками остатки варева с широкого дна казана, Лёша тяжело вздыхал. «Опять всё это мне есть?» - задавал он риторический вопрос, но ответ он уже знал, как и мы все. И Лёша затевал долгий «путь к себе», пока котелок не превращался в сверкающую изнутри вычищенную полусферу. Тогда он вздыхал ещё раз и обводил нас печальным взглядом.
На этот раз Сергей не вынес пытки палаткой и, облачившись, кажется во всё, что смог найти на острове, устроился на улице. И мы сказали, что это хорошо.
Отбой сделали пораньше, около 11.
Мы легли спать, а солнце висело над горизонтом высоко-высоко и не думало заходить. Это наступила ночь…
Походные фото можно посмотреть здесь:
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мир не справедлив. Кто из нас раз за разом не убеждался в истинности этого банального утверждения? Но другого мира нет, и нам приходится жить в этом. Кто-то натужно несёт свой крест, кто-то бьется, силясь продавить резиновую стену обстоятельств и достичь чего-то, а кто-то пытается легко скользить по жизни, боясь даже на мгновение задержаться и задуматься о смысле такого серфинга. Но увы, все мы растеряны и ничтожны в этом стальном мире. В мире машин и денег. Мы даже не бежим по гаревой дорожке диною в жизнь, мы мечемся по огромному полю «необходимых» дел и «важных» обстоятельств. Суетливо и бессмысленно. Мы, люди, в разладе с самими собой в своём человеческом мире. Мы видим не то, что чувствуем, говорим не то, что думаем, делаем не то, что хотим, и желаем совсем не того, что проповедуем… Хотя тела наши здесь, но уже сознание размыто, а дух,.. – кто возьмётся найти его?
Это – картина цивилизации современного человека. Мир прогресса в стиле хай-тек.
Но есть мир другой. Он не знает гонки за лидером, не знает что такое карьера, слава и успех. Он лишён подлости и лицемерия, гордыни и высокомерия. Мир, где бывает тихо. Этот мир большой. Он гораздо больше суетливого мира человека, он бесконечен. И слава Богу, что есть ещё на земле его отражения, - места, наполненные его спокойной мощью. Попав туда однажды, человек приходит в согласие с собой. Там он может собрать воедино своё тело, сознание и дух. Парадокс, но именно там, оторвавшись от человеческого мира, он оказывается в состоянии стать человеком.
Это чудо – погружение в великое безмолвие таёжной страны. Изнуряющий фон серого города, уже не замечаемый шум машин, бессмысленное бормотанье толпы, бесконечный телефонный трезвон, вся эта напряжённая и угрожающая какофония «стоящей жизни» остаётся где-то далеко за горизонтом настоящего. Тишина. Здесь она разлита везде. Сбившиеся неровными группками невысокие сосёнки, необычно яркие пушистые пихты, покрытые разноцветными мхами камни, мягкие и упругие ковры ягодников, всё это пронизано тишиной. Шорох листвы и хвои, птичьи крики, шум озёрной волны и грохот порогов странным образом не нарушают её, тишину.
Не нужно бояться удивительной растерянности чувств, странности телесных ощущений, это не болезнь, а радость твоего существа, человек. Это пройдёт вскоре, останется лишь радость и уверенность в правоте этого неожиданно открывшегося большого мира. А когда ты с удивлением обнаружишь, что любая мысль при попытке возвратиться к миру асфальтовой жизни натыкается на невидимый каучук, радуйся, - ты не безнадёжен. Это твоё сознание выздоравливает. Шаг за шагом.
Иди, вдыхай невидимый бальзам, наблюдай. Синее-синее небо с длинными слоистыми облаками, древние обросшие светло-серыми космами камни, седые мхи и лишайники, упругие плотные ягодники на кочках вечно подсыхающих болот, глубоко фиолетовые воды блюдец-озёр, мягкая светло-зелёная хвоя невысоких деревьев, их ветви-руки, тянущиеся к свету, воздух-абсолют. И – непременная тишина.
Иди. Надо наметить маршрут, загрузить байдарку, выгрести против волны, разведать порог, преодолеть его, найти стоянку, поставить палатку, заготовить дрова, развести костёр, приготовить пищу, высушить вещи, залатать шкуру байдарки… Оказывается он такой удивительный, - этот мир простых событий и действий.
И дальше, дальше, дальше. По тайге. Сквозь тишину: к себе.
В Карелии…
И ТАК...
Так часто бывает, - чем ближе момент отправления, тем большее смятение овладевает потенциальными походниками. Этот раз не был исключением. Особенность была в том, что количество желающих составить мне компанию оказалось великим. Их набиралось уже байдарки на три – четыре, когда же срок отбытия был решительно определён, и подготовка перешла в последнюю фазу – практическую, начались отказы. По объективным (по каким же ещё) обстоятельствам, с извинениями, со словами вроде «вот если бы…» и «вот в следующий раз…». Так нас осталось пятеро, но и это было рекордом.
Вот эти отчаянные искатели приключений, не убоявшиеся вверить себя в мои сомнительные руки. Вот эти четверо, возвысившие свой дух к воссоединению с нашей матерью природой.
Лёша Муратов – мой постоянный напарник по походам, его особенно инструктировать смысла не имело, и надеяться на его предусмотрительность не приходилось. Он точно забудет, подумает что-то своё и в итоге всё равно не сделает как надо. Он и байдарку с принадлежностями готовит обычно в последнюю ночь («а что такого?»). Но Лёша незаменим в любом походе, и далеко не только своей байдаркой. Он вносит в поход особый терпкий привкус, своеобразие мягкой нетерпимости ко всему вершащемуся вокруг него. Он выступает этаким перманентным походным Саванароллой. Непримиримым борцом со всем, что доступно его мудрому, всегда утомлённому взгляду. И ещё, - не бывает такого, чтобы он не болел. Так что, пускаясь в путешествие с Лёшей, надо быть готовым к надсадному кашлю по утрам, тяжёлым вздохам и виду – человека, сокрушенного горем.
Сергей Тесленко – его давний друг. Это тот самый человек, который много лет, в каждую нашу встречу на днях рождениях Лёши собирался «в этот раз точно, вот только договориться на работе,.. и байдарку мне подлатать,.. скажите, когда пойдём, и я…», и – не шёл. Эти разговоры были уже традицией, натуральным стилем общения на тех днях рождения. Но вот, программа нарушилась, и он… пошёл! Он стал нашим вечным двигателем, источником энергии и (в ту же секунду) её расточителем. Он всегда был готов к бешеной деятельности, и совсем неважно, если эта деятельность была излишней или даже вредоносной для общего дела. Главное – сам процесс. Он был и тем источником постоянного шума, что сопровождал нас на всём пути и распугивал лесных обитателей.
Марина Киселёва – соратник по военным будням в подмосковных частях ПВО, организованная и дисциплинированная. Чтобы описать, как она загорелась при упоминании о моём походе в Карелию, надо сочинить отдельный рассказ. Она не бывала ни в каких походах: никогда и нигде. Позже она призналась, что долго колебалась, и чем больше сомневалась, тем больше волновалась от этого (вдруг не пойду…), но решила «сейчас или никогда», ввергнув в шок своего безмятежно дремавшего супруга. Живёт в ней, оказалось, дух авантюризма. И вот – она разбавила наш мужской коллектив. В походе она ни разу не проявила того ужаса, который овладевал ею от наших предприятий, именно она была нашим оплотом стойкости.
Миша Прохоров, - он был просто необходим, чтобы уравновесить опасный тандем утомительной мудрости и разнузданной энергии упомянутых вначале членов нашего коллектива. Во многом благодаря его спокойной деловитости пар из сосуда высокого давления одного из членов нашей артели не разнёс нас вдребезги. И только благодаря его поварскому таланту мы закончили поход без отравлений.
Когда я выбрал маршрут и определился со временем, то думал о походе в компании только с Лёшей. Но стоило мне лишь упомянуть о предстоящем событии и возможности «взять кого-нибудь третьим в байдарку», тут же, как по мановению волшебной палочки, возникли многочисленные «третьи» алчущие. И случилось так, что мне пришлось взвалить на себя груз ответственности за разработку, организацию похода и руководство группой... Никогда не горел желанием быть общественником, и вот – привелось.
Подготовку начал загодя. Закупил недостающее оборудование, в том числе новую лёгкую палатку 2 на 2 метра, лопату-тесак, цепную складную пилу и много ещё чего по мелочи. Распределил некоторые покупки и по членам нашей группы. Главное было – обеспечить безопасность, и тут не обойтись без шлемов и спасжилетов. Каждый доставал их как и где мог. А отсюда и то экзотическое зрелище, которое представляли мы в полной походной экипировке. Тут особенно отличились Сергей и Лёша. Спасательный жилет Сергея особой ручной работы можно было смело выставлять на любой выставке поп-арта. Он состоял из здоровенных оранжевых кусков пенопласта. Они, причудливо бугрясь по его телу, создавали образ реликтового чудовища, случайно занесённого в наше время. Ну а Лёшин был составлен, вероятно, тем же умельцем из умилительных белых пенопластовых чушек, изыскано сочетанных верёвочкой.
Не смотря ни на что, подготовка была завершена к сроку, и мы, собравшись на вокзале со своей громоздкой поклажей, впервые посмотрели в глаза друг другу. Все знали меня, друг друга – лишь немногие. И вот, - поезд тронулся, а мы сидели в блестящем и красивом купе нового Буревестника, заваленные поклажей, счастливые и полные ожиданий.
В Москве ожидаемая помощь не последовала, и мы таскали всё своё на себе: с Курского вокзала на Ленинградский. Любопытные взгляды москвичей (и, конечно, гостей города) вполне красноречиво свидетельствовали о… необычности нашей тяжело дышащей, обливающейся потом группы. Но и тут из необычных особенным был наш «вечный двигатель». Его имущество всё, вместе с байдаркой, было (хотел было написать – «плотно», но поймал себя на этой неправде) упаковано в один баул, баулище. С красным от невозможной натуги лицом, он медленно передвигался по оказавшимся такими низкими переходам, и, плавно качая своей пизанской башней, варварски обдирал мраморные потолки московского метро. Остальным, обвешанным рюкзаками со всех сторон, было не проще, так что отдых - ожидание поезда на Ленинградском вокзале был заслуженным.
Вечером мы успешно загрузились на Мурманский поезд, по ходу дела обменявшись приветствиями с неожиданными коллегами, – отправляющимися в Карелию на катамаранах. Дальше – обычное дело: кроссворды, сон, разговоры (споры Лёши со всеми), еда, еда… Так прошла ночь, день, поезд без устали стремил нас на север. И вот наступила следующая ночь, которую мы так давно ждали. Мы собрали свои мешки и ко времени были готовы. И тогда глубокой ночью, во втором часу, поезд оставил нас на памятной станции Энгозеро и, тоскливо протрубив, ушёл за поворот.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Мы остались стоять у горы торопливо скинутых вещей. Ночь: тихо и… совсем светло! Вот вы какие, белые ночи… Но некогда было предаваться мечтаниям, нам надо было добраться до Боярской, я отправился на разведку к одиноко темнеющему прямоугольнику станционного строения. Меня ждало разочарование. Увы, здесь осталась всего одна электричка, видать по случайности не ликвидированная с советских времён. Она проходила на север мимо Энгозера около 10 утра, а вечером возвращалась. Всё…
Пока я лихорадочно обдумывал наши дальнейшие планы, мои сотоварищи торговались с хозяевами невесть откуда появившегося Уаза-«буханки», упоенно заломившие (ура, лохи прибыли, пора раскрутить их на пару тысяч!) нелепую цену за переправку нас до Боярской. Итак, нам предстояло провести ночь здесь, прямо на улице. Ключ от «зала ожидания» (комнатки в каком-никаком строении), как выяснилось, унесла с собой сменившаяся дежурная по станции. Мы подтащили вещи к строению и расположились на чудом уцелевших тут скамейках. Приготовились, было, подремать. Но начало июня в северной Карелии – не место для расслабленного отдыха. Постепенно холод показал кто тут хозяин, изо рта шёл пар. То один, то другой из нас натягивал на себя что-то из своих запасов, чуть погодя распаковались и спальники. Мы кутались в них, но всё это мало помогало. А ночь ещё только началась…
Когда к нам подкатила ещё один Уаз с кузовком, мы не стали даже носа высовывать, нам всё уже ясно было с аборигенами. Но нам повезло, это были другие люди. Парень, слегка «под газом» сам спросил нас: «Сколько дадите?». «Пятьсот!» И он согласился. И тут мы высунули носы из своих покрывал, и быстро-быстро начали вновь паковаться и грузиться.
Набились мы в машину под завязку. Так кроме нас там уже сидели тоже «весёлые» две девицы. Так мы и тряслись, петляя по широкой каменистой дороге до Боярской. Водитель гнал, и в основном почему-то… по левой стороне дороги. По пути заезжали куда-то к ним, они звали нас в гости, развлекали случаями из жизни, предлагали заехать и после маршрута… А мы никак не могли дождаться НАЧАЛА.
Выгрузились прямо у железнодорожных путей, ближе к реке проехать не смогли, как водитель ни пытался, курсируя туда-сюда вдоль рельсов. Попрощались с нашими новыми знакомыми тепло, видно было, что они рады были помочь нам, и ещё им почему-то приглянулось, что мы из Нижнего Новгорода (..?!).
Солнце ярким яичным желтком уже давно выкатилось из-за горизонта, когда мы, нагрузившись, преодолевали стоящие на станции эшелоны и, ежесекундно рискуя свалиться, карабкались вниз по крутому склону – к озеру, к воде, к нашей цели.
Место сборки было не самое лучшее, болотистое. Чуть дальше на берегу, видели мы, было посуше и поровнее. Но мы полагали задержаться здесь ровно на время сборки байдарок.
- Ну что? Погодите собирать, давайте снимемся! – предложил я, заметив, что Сергей уже вскрыл баул с байдаркой.
- Давай! Где? Здесь? Как встать? – посыпались вопросы. И вот, первый походный
снимок состоялся – среди живописной кучи пожиток у озера Боярского.
Байдарка никогда не собирается с первого раза. Сколь много раз ты не собирал её, всё равно начнёшь неправильно. Так было и на этот раз. Мы двумя бригадами составляли наши судна, а Марина снимала нас камерой и зачем-то пыталась помочь. Но помогать таким ассам бесполезно, - и мы справились (таки в конце концов, чёрт бы их побрал… и т.д.) сами.
Ветра почти не было, вода была спокойной, она слегка всплескивала у наших ног, шуршала, шептала что-то, бормотали тёмно-зелёные деревья, прикрытые светлой ночной тенью. А на горизонте уже давно, сверкая и переливаясь, разливалась золотая лава бесконечно длинного карельского рассвета. Нашего первого рассвета.
Конечно же, я не мог не сделать памятные снимки. Ночные, «белоночные».
Байдарки, в конце концов, были собраны, вещи погружены, команды распределены. Тихонько мы отчалили от берега, и носы наших «клиперов» взрезали первую карельскую воду.
В тройке нас было (угадайте) трое. Кроме нас с Лёшей – Марина. Все мы настроились на долгое путешествие, приготовились к такой долгожданной встрече. С Карелией. Мы так долго стремились сюда. И вот, наконец, мы смогли набрать полные лёгкие этого прозрачного эфира, - вкусного карельского воздуха, сделали чуток взмахов вёслами… Я вздрогнул от неожиданности, - над тихими водами пронёсся вопль: «Сними меня!» Я не понял. «Сними меня! Скорее, сними!!» Это кричал Сергей. «Вот я подгребу, и снимай! А вон смотри, скалы, - фотографируй их! Эх, какие, скорее, вон оттуда сними! И отсюда… Вот так фотографируй, нет, лучше так!» Увы, это было только начало, теперь нам следовало привыкнуть к мысли, что отныне наедине со своими мыслями, со своими чувствами нам остаться было не суждено.
Карелия встретила нас сумрачно, выплывавшее из-за горизонта светило закатилось за серую пелену, но это не испортило нам настроя. Незнакомо и красиво было всё вкруг нас. Плоские приземистые берега с изумрудной, яркой даже в тени, зеленью, коричневые каменные террасы, временами разрывавшие этот зелёный пояс, и – вода. Удивительная, холодная, спокойная. Такого я не видал раньше, она была странного цвета – глубокого фиолетового. Мне подумалось, что это лишь причуды освещения, выйдет солнце, и озёра возвратят себе обычный вид. Но нет, они были именно такими, - фиолетовые карельские озёра… Я пригоршней зачерпнул фиолетовой влаги, выпил и ощутил её вкус. Это был необычный, не передаваемый словами вкус. Вкус древних растаявших ледников, некогда напитавших здешние ложбины своей тысячелетней жизнью.
Так мы, обвыкая, вспоминая ощущение весла, неспешно двигались по первому своему озёру – большому озеру Боярскому.
Лёшина «тройка» сразу показала свой новый норов. Обтянутая новой пластиковой шкурой, ставшая скользкой и лёгкой, она была совсем не похожа на ту, которую мы привыкли ощущать под собой. Она изо всех сил уводила вправо. Она совершенно не реагировала на наши усилия, так, что порой приводила нас в растерянность. А Марина, впервые взявшая в руки весло, производила с ним такие манипуляции, о возможности которых я и не догадывался... Но мы не сдавались и шли вперёд, за двойкой с её шумным рулевым.
Вот и первый перекат. Он ознаменовал проход в озеро Большое (которое оказалось совсем не большим). Быстро и легко прошли мы его, - с почином! Ух, если и дальше так пойдёт, - радовались мы. Глупцы… Озёра смотрели на нас, тихо посмеиваясь, они-то точно знали, что нас ждёт впереди. Мы же, вдохновлённые своим первым успехом, уже опытные, устремились дальше.
Первый безымянный порог встретил нас сразу после Большого. Я не ожидал порога здесь, описание поместило его дальше по маршруту, хоть описан порог был верно... Что же, доверяй, но проверяй. Большая масса скопившейся в речном расширении-резервуаре воды, перекатываясь через мелкий карниз, устремлялась в узкую горловину с камнями по бокам. Высадив Марину и отправив её с видеокамерой ниже по течению, мы пошли первыми. И тут байдарка в полной красе показала свой норов. Когда точка возврата была пройдена, перед самым сливом она просто взяла и развернулась к сливу боком… Едва, едва, мы с Лёшей, поймав инерцию поворота байдарки, сумели её выровнять… кормой вперёд. И так – преодолели первый порог. Удивительно - чисто! Я мгновенно крутанулся лицом вперёд, и правил, Лёша же так и продрейфовал, затылком рассекая встречный ветер. Но дело сделано, возбуждённые и восторженные, мы обменивались эмоциями, когда «двойка», последовавшая за нами, боролась с коварными валунами. Её экипаж оказался не так удачлив, правильно войдя в порог, они сумели дважды серьёзно напороться на камни, так, что пришлось вылезать из судна и, обдирая байдарочную шкуру, стаскивать его руками. Соскочив с порога, они тут же ушли к берегу, - был необходим экспресс-ремонт.
Нам же с Лёшей надо было возвратить на борт Марину, мы (довольные и счастливые) резко развернули байдарку носом к левому берегу, подставив борт под мощную струю, идущую с порога. Байдарка тут же качнулась, черпнула воды, мы попытались своими телами скомпенсировать крен, но, увы! Спустя мгновение байдарка перевернулась, и мы очутились в воде. Надо признать, что это был красивый, классический, правильный оверкиль. Эмоций не было никаких, руки сами делали что надо. Одной рукой удерживая вещи в байдарке, другой, загребая к ближайшему (правому) берегу. На нас были резиновые комбинезоны Л1, они мгновенно превратились в ёмкости с водой весом в центнер, это придало нашему положению особую пикантность. Если бы байдарка, за которую мы держались, потеряла плавучесть… Ведь под ногами дна не было!
Но мы смогли добраться до берега. Он был болотистым, лишённым хоть какого-нибудь сухого клочка. Мы едва смогли выволочь байдарку и себя в раздувшихся от воды баллонах в это болото. Первым делом вытащив себя из Л1, мы начали разгрузку байдарки. Промокло всё. Стоя почти по пояс в ледяной болотине, мы вытягивали из нашего многострадального судна пожитки, отжимали и бесформенными сочащимися комьями пытались пристроить их на торчащих вокруг ветках жидкой древесной поросли, на чахлых кустиках травы. Вещи шлёпались в воду, мы вытаскивали их вновь, вновь отжимали… Рюкзаки же и вовсе, прислонив к чему-то ненадёжному, поставили прямо в воду, - и уж что там творилось в них… Лёша вёл себя мужественно, ни одной жалобы я не услыхал от него, хоть видно было, как он замёрз и устал. Дрожащий, с синими губами, он стоял в ледяной воде и, стиснув зубы, медленно как зомби, продолжал манипуляции с вещами.
Но главное было в том, что практически всё своё имущество мы сохранили. Нам повезло, ведь мы не успели ещё разгрузить свои рюкзаки и распределить вещи по закоулком своих судов. Лишь кое-что по мелочи осталось лежать на дне у порога. Лишились мы, в том числе, и клизмы для откачки воды, а она нам впоследствии весьма бы пригодилась. Но мы были живы, здоровы, мокры и полны впечатлений.
Итак, мы с Лёшей перевернули и освободили от воды байдарку, загрузили её вновь, разделись и отжали одежду. И, спустя час после кораблекрушения, отчалили от спасительного болота.
Что же делал экипаж «двойки», почему он не пришёл нам на помощь? Это совершенно удивительно, но правда, - они просто-напросто не знали о произошедшем! Миша с Сергеем, едва вырвавшись из крепких каменных объятий порога, затеяли свою историю. Пока мы боролись за свою и байдарки жизнь, они метрах в ста ниже на противоположном берегу ремонтировали продранное на пороге днище своего «Тайменя». Они доканчивали ремонт, когда мы, голые, мокрые и весёлые, подгребли к ним. Они не поверили нам с Лёшей, больше того, наш «шумный дух» Сергей, здесь же начал доказывать нам, что не могло такого быть… И тут же продолжил, что он видал как мы здорово прошли порог, а вот они дважды таранили камни, что такого не должно было случиться, что он не простит себе такого, что теперь он опозорен на всю жизнь. И вновь вывод: мы не могли перевернуться… Только подошедшая к месту ремонта Марина, подтвердив наши слова, кажется, смогла его убедить. Марина всё это время, бессильная нам помочь, металась с видеокамерой вдоль берега. Но снять наше крушение она… не догадалась. Вот это было жаль. Кадры кораблекрушения и спасения украсили бы наш фильм.
Но вот, кажется, обсудили всё, оба экипажа были готовы к продолжению, и мы продолжили.
Проливы меж озёрами здесь были узкими, да и сами озёра были нешироки. Приходилось маневрировать. Одежду, кроссовки я развесил по бортам байдарки, чтобы хоть немного просушить. Можно было расслабиться, описание говорило, что рядом порогов больше нет, ведь мы только что «покорили» единственный, указанный там. Можно было не опасаться… Это мы так думали - и поплатились за это.
Позже выяснилось, что всего здесь недалеко друг от друга существовало два порога, у нас на карте был отмечен лишь один – второй, а описан другой, непомеченный, – первый… Даже вот так.
А начался этот «неописанный» простым перекатом с поворотом налево, мы вошли в него расслабленно, беседуя и обсуждая недавнее происшествие. Но за поворотом разговоры смолкли, - начался порог. Назад было уже не отыграть, мы сконцентрировались и пошли. Первой потерей оказались мои кроссовки, «сушащиеся» на борту, одну из них Лёша успел подхватить, вторую же мы искали до Белого моря…
Камни стояли плотно, но струя была. По ней мы шли, принимая на себя и на разложенную «для просушки» одежду, вспененную влагу. Всё шло удачно, но вот последовал ещё поворот налево, и – участок метров 50 с сильным перепадом высот и мощным потоком, разбивающимся о нижние камни. Мы, не успев ни о чём подумать, сходу влетели туда. Марина сидела тихо-тихо, прижав весло к груди, а мы с Лёшей яростно отбивались от проносящихся каменных хищников. И на самом выходе, когда мы уже готовы были праздновать победу, байдарка с размаху со скрежетом и хрустом наехала на мощный валун-отбойник, последний и самый мощный в пороге. Не успели сманеврировать… Да, даже облегчённая «тройка» явно не была ласточкой, скорее она напоминала длинную неуклюжую баржу.
И вот эта баржа, гружённая нашими телами, прочно сидела на скале, и никакие наши усилия не могли сдвинуть её с места. А из пропоротого днища бил фонтан воды. Пытаясь как-то сдёрнуть байдарку, я выскочил в воду, но напор водного потока и вес байдарки не позволил даже чуть протащить её. Лёша сидел на корме, ухватив камень руками (если бы байдарку развернуло боком к потоку, перевернуло бы мгновенно). Я тянул. Марина сидела по пояс в воде, молчала и смотрела на меня широко открытыми преданными глазами… А вдали уже давно что-то кричал Сергей… Что же: «Марина, за борт!» - пришлось скомандовать мне. И она тут же оставила тонущее судно. Только после этого и с помощью подоспевшего второго экипажа удалось начать спасательные работы, и подтянуть наш Таймень к берегу.
Здесь тоже было болотисто. Вторично залитое имущество мы повыкидывали на берег, вытянули байдарку, - следы аварии на ней были очевидны. Варварски вогнуто дюралевое ребро, выломан стрингер, рваная пробоина на днище… С почином!
А было-то всего около 10 утра, и стало ясно, - на сегодня наш путь закончен. Поломанная тройка, продранная двойка, хорошо вымоченные вещи... Нам удалось пройти 12 километров, что же, в нашем положении может и неплохо?
Было совсем не тепло. Лёша стоял на берегу, среди болотных кочек, растерянно оглядывая мокрые раскиданные кучки и исковерканную байдарку, трясущийся знатной дрожью, замёрзший и несчастный…
Нужно было срочно искать место для аварийной стоянки. Кое-что из вещей мы сразу загрузили в двойку и Миша отправился на ней искать место. Лёша с Сергеем занялись экспресс-ремонтом. Сделать на месте можно было немногое, - хоть немного выправить ребро и заклеить шкуру скотчем, чтобы довести байдарку до места стоянки.
Бивуак мы разбили прямо на вершине каменного холма, покрытого лесом. Ничего более пригодного поблизости не оказалось. Чтобы перенести вещи и наши судна пришлось серьёзно поработать. Непросто таскать по крутому заросшему склону. Далеко и высоко. Ноги скользили по камням, руки просились ухватиться за ветви зарослей, но – они были заняты бесформенными мешками и баулами, из которых капала,.. нет, лилась вода… А байдарки мы, лишь немного, с большим трудом, затащили на береговой горб и, опрокинув, оставили обсыхать среди маскирующих их тела кустов. Было совершенно бесперспективно тянуть их выше, в лагерь.
Но вот, вещи в основном перенесены, палатка поставлена (это было всегда моей заботой), и каждый, не договариваясь, занялся своим делом. Лёша с несчастным видом и Сергей с боевым принялись за ремонт байдарок, Мише с Мариной достался дрова и костёр.
Ну а я взялся за самое интересное – разбор бесформенных мокрых груд, сваленных вокруг палатки. Мой и лёшин рюкзаки были наполнены водой, и мне доставило немало удовольствия освобождать их от промокшего содержимого. Зато тут я понял, как прав был, приготовив сравнительно непромокаемые мешки для своих вещей. Эти ярко жёлтые мешки были сырыми снаружи, внутри же вещи пострадали совсем немного, да и спальник свой я, ещё в реке буксируя байдарку, пытался придерживать повыше, и он промок не весь. В отличие от лёшиного. Он, как было (и будет!) всегда, не озаботился такими мелочами, ведь всё это настолько незначительно по сравнению с по-настоящему волнующими его проблемами морали и этики человечества… Одним словом, его спальник был похож на хороший сочный беляш, впрочем как и рюкзак со всеми находящимися там вещами, небрежно засунутыми его твёрдой рукой. Я не был удивлён, я знал и так, что Лёша неисправим и никогда не будет готовиться к встрече с суровой натурой. Хуже было, что в нашей байдарке находился рюкзак со всем провиантом. Все многочисленные полиэтиленовые мешки и оболочки не спасли его от карельской влаги. Она проникла повсюду – в крупы, соевое мясо, макароны… Только консервные банки самодовольно поблёскивали тусклыми влажными боками.
Плохо дело обстояло и с медикаментами. Вода проникла в пакет, и мне пришлось выкладывать все таблетки, бинты, пластыри и прочее на плоском мшистом камне и прижимать всё это пузырьками, - ветер ежеминутно пытался сдуть что-нибудь «из ненужного». Добралась вода и до моих бумаг – записей, карт (как я их не упаковывал в пластик) и описаний. И их я разложил по шершавым карельским камням, - они сворачивались, подсыхая, в неприглядные мятые комки. Пусть так, лишь бы высохли, не распались, - думалось мне. Пристроив на камень навигатор, я ещё раз порадовался его непромокаемости, хотя ёмкости батарейкам холодные купания, как выяснилось, отнюдь не добавляют.
Прошло не так много времени, и наш бивуак превратился в подобие древнего капища. В центре ровной пирамидкой синела палатка, рядом дымился очаг, а дальше нескончаемой спиралью возвышались сырые бугорки, светлые и тёмные сочащиеся влагой шлепки, мокро поблескивающие россыпи мелочей. Всё это – разложенное для просушки не утопленное сегодня имущество.
Весёлыми разноцветными островками красовались кучки кураги, изюма и конфет с шоколадом, - это подсыхали подготовленные мной НЗ на каждого члена нашей команды, - они смешались в удивительные липкие комья, и мне стоило особенных усилий разделить всё это.
На сучьях деревьев висели наши резиновые Л1, оставшаяся обувь, одежда. И на перекинутых от дерева к дереву валежинах – спальники. Сильно пригодилась и верёвка, предусмотрительно взятая нами. Холодное солнце, к вечеру появившееся на небосклоне, местами пробивалось сквозь древесные кроны и расцвечивало этот живописный холст яркими пятнами. Но жара его, увы, было недостаточно, чтобы высушить до ночи всё это мокрое изобилие.
Наконец можно было внимательнее рассмотреть приютивший нас карельский уголок. Он представлял собой выход из-под земли мощных каменных пластин, покрытых как кожей тонким слоем мха (за него я и зацепил еле-еле колышки палатки).
Растительность была смешанной, деревья стояли нечасто, они были невысокими, закутавшимися в серые шершавые драпировки. Большие и маленькие валуны, тоже покрытые серыми мхами и лишайниками, обильно украшали этот холм. И ягодники – брусничник, черничник, на котором уже виднелись зарождающиеся ещё зелёные бусинки ягод. Я сорвал пару из них и положил в рот: они были мягкими и безвкусными, конечно, - их время ещё не наступило.
Хозяева байдарок всё трудились на своей верфи. Иногда они метались наверх к палатке, чтобы взять из рюкзака что-то из инструмента. Если это был Сергей, то мы получали заряд энергии и, заодно, полный набор советов по всем вопросам. Если же к нам поднимался Лёша, то он ничего не советовал, лишь осуждающе и грустно посмотрев на нас, вновь уходил вниз, оставив нам только дуновение ветерка от вытянутых коленей-пузырей своих когда-то синих трико…
Костёр горел, обвешанный со всех сторон жаждущими высохнуть вещами. Я приготовил продукты для сегодняшней трапезы, Миша принялся кашеварить, Марина, разложив свой (сухой) спальный мешок на камнях, вытянулась на нём и затихла, - видно боролась со стрессом. И я, наконец, смог распаковать фотокамеру и отправиться на пленер.
И вот наступил благословенный час приёма пищи. Первая карельская трапеза, как приятна она была, как вкусна непритязательная еда – пакетный суп из походного котелка, с луком и чесноком, чёрным хлебом. Тут уж было не до разговоров, умолк даже наш оратор. К сожалению – на время…
К вечеру я сходил на рыбалку. Едва нашёл место где встать среди густых зарослей. Долго-долго разбирался с занятым для похода спиннингом (новая для меня техника). И после - долго и напрасно кидал блесну. Рыба отдыхает, - подумалось мне. Как выяснилось в последствии, она была в длительном отпуске.
В палатке устраивались непросто. По инструкции, придуманной китайцами, она была двухместной. Нас же было пятеро, и я, покупая это произведение искусства, полагал, что мы сумеем-таки уместить в нём свои тела. В конце концов, так и вышло. Мы лежали плотно, подобно балтийским шпротам в банке. С правого края я, с левого (подальше от моих уставших ушей) – наш разговорчивый друг.
Миша сразу проявил себя: он заснул, едва коснулся головой поверхности. Мы, остальные, долго искали себе место, влезали в мешки, впихивали себя уже в мешках в ряд лежащих тел… А потом, уже готовые ко сну, наблюдали за размеренными неторопливыми действиями Лёши, начавшего долгий процесс подготовки к ночи.
Я-то был готов к такому представлению, остальные видали действо впервые. Это было пиршество лёшиного духа. Вначале мы лицезрели переодевание Лёши, это было не тот быстрый процесс «вылез-влез», к которому привык современный человек, который он давно уже просто не замечал, нет, это было торжественное переоблачение. Подобное, наверное, происходило в древних языческих храмах перед принесением жрецами жертвы богам. Вся лёшина ночная одежда (иначе говоря, вообще вся одежда) была аккуратно разложена им по палатке и приготовлена к процессу. Каждый элемент одеяния Лёша снимал с себя осторожно, осматривал его, складывал, клал на свободное (где он его только находил!) место и приступал к следующему. Затем началось облачение. И тут он не отступил от Принципа: всё надеваемое на себя должно было вначале долго (очень долго) разыскиваться, потом внимательно и печально рассматриваться с горьким киванием головой и вздохами, и только после этого с видом, свидетельствующим о неизбывном лёшином горе, надеваться. И так каждая вещь. Их было так много, что нам не суждено было увидать последний акт спектакля. Как мы не крепились, глаза наши сомкнулись и мы, увы, так и не узнали, была ли, наконец, принесена жертва или нет…
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Всю ночь стены палатки светились белым люминесцентным светом, это нас приветствовали карельские белые ночи. Но сон был крепким… и длинным. Встали окончательно только к десяти. И тут выяснилось, что это у меня сон был крепким, ну (это само собой) у Миши ещё, остальные же наши сотоварищи… Марина заявила, что она вообще не может спать в палатке на такой твёрдой земле, что она не жалуется, но пусть все знают, что спать отныне, пока она в походе, ей просто не суждено. Сергей жаловался на ужасную тесноту, благодаря которой он тоже «всю ночь не спал». Ну а Лёша… он не произнёс ни единого слова, он просто жалобно вздыхал и морщился, потирая спину, руки, ноги… да всё, до чего дотягивался дланью. Вид его красноречиво свидетельствовал, что самый большой урон здоровью этой ночью был нанесён именно ему. Итак, прошла наша первая карельская ночь.
Жёлтое солнце давно уже расцветило нашу обитель. Яркие пятна затейливо двигались по седым камням и белесым ветвям хилых хвойных деревьев, следуя игре облаков на небосводе. Лёгкий ветерок нёс прохладу, приятно освежал лицо и шуршал в кронах. Я с удовольствием потянулся, - хорошо!
Позавтракали наивкуснейшей кашей с тушёнкой. Эта такая «страшная» ночёвка не отбила, однако, аппетита ни у одного из ночных страдальцев.
Сбирались долго. Попробуй-ка, собери всю тысячу мелочей, рассеянных на акре нашего стойбища. А ведь всё это нужно было ещё упаковать, приготовить к новым испытаниям… Да, именно это занозой сидело в голове каждого из нас. Испытания… Если в первый же, наверное – думалось каждому из нас - лёгкий, день нашего путешествия мы продрали обе байдарки, погнули каркас одной из них, посидели на камнях, даже кильнулись, то что же тогда ждёт нас дальше?.. Окончательное уничтожение байдарок, потеря имущества, пробивание голов,.. - крушение Титаника?! Не хотелось думать об этом, хотелось верить, что мы выбрали нашу аварийную квоту, и дальше всё будет легко. Конечно, мы не знали тогда, что Карелия приготовила нам кое-что ещё, что испытания только начинаются. Но не знали мы и то, что все будущие кораблекрушения мы перенесём легко и весело: и это тоже будет последствием нашего первого – такого – дня.
Я успел с неизменным нулевым результатом побросать блесну, Лёша успел долго-долго поискать чехол от своего спальника (он оказался, естественно, на месте крушения, куда пришлось сплавать специально), Марина – позагорать (хоть и частично). И вот во втором часу мы отчалили на почти новых суднах.
Резвости ни у кого не наблюдалось, и мы шли, еле ворочая налившимися свинцом руками. Марина пыталась нам помогать, но лучше бы она этого не делала, как она, впрочем, вскоре и поступила. Лёшин Таймень в новой облегчённой шкуре проявил себя в полной красе, он был практически неуправляем и двигался как хотел сам! В результате мы шли галсами, забирая то вправо, то влево, непрерывно выправляя курс, а стоило поднять вёсла, как байдарка тут же разворачивалась поперёк течения… Поразительно, что при этом мы ещё продвигались вперёд. Оклеенная же тяжёлой автомобильной резиной, подобная дредноуту, двойка шла ровно.
Так мы с Лёшей и мучались (думали мы), пока не вышли в озеро Кулежму. Тут-то мы и поняли, что в действительности до этого отдыхали.
Сильный ветер! Он раскачал в озере волны, они захлёстывали нашу и так «юркую» байдарку, сбивали нос в сторону, разворачивали боком. Мы просто не могли выгрести. Байдарка забирала всё правее и правее, хоть мы уже давно и в полную силу гребли правыми вёслами! А броненосец – двойка шёл себе почти спокойно... В конце концов, наше судно развернуло бортом к ветру и прибило к каменной гряде в середине озера. Волны всё больше и больше раскачивали байдарку, перехлёстывали через борт, возникла реальная опасность перевёртывания (на середине-то озера!). А с наветренной стороны до нас доносились приглушенные расстоянием фрагменты криков: «Тут сними… и там вон ещё сними… чего не гребёте… и здесь снимай…»…
Я вымахнул из байдарки и снял-таки её с гряды. Мы не стали более испытывать судьбу и изо всех сил рванули к ближайшему острову. Нужно было меняться гребцами.
У острова ветер тут же стих, будто и не было его вовсе. Светило солнце, было тихо… Мы наконец-то смогли вздохнуть с облегчением. Когда нам удалось подозвать к острову двойку, начался процесс смены экипажа: мы брали на борт Мишу, Марина же, как всегда безропотно и беспрекословно, шла к Сергею. Тот предлагал, правда, обменяться на меня (он всё равно карты смотрит, GSM, фотографирует, гребёт мало), но тут вдруг возмутился невозмутимый Лёша, отказавший Сергею в неожиданно резкой (для Лёши) форме и не отдал меня в чужие руки… Я в этом споре не участвовал, лишь с любопытством наблюдал, - владетели байдарок, им и решать… Мне было, в общем-то, неважно, где махать веслом.
Остров представлял собой нагромождение живописных камней, поросших деревьями и покрытых мхами и лишайниками. Были тут, как и почти везде, ягодники. Пока Лёша с Сергеем перекладывали имущество из байдарки в байдарку, я расчехлил фотокамеру и - на съёмки. Это тоже было моей работой.
Наш Таймень, получив троих полноценных гребцов, стал более сговорчив, хоть и норовил, по-прежнему, вильнуть куда-нибудь в сторону. Теперь отставила двойка, но её, по крайней мере, не крутило фантиком на ветру. Только сердобольный Лёша искренне страдал за её обновлённый состав, уже через десять минут движения он забормотал: «Он ведь гребёт один, он так устал!» Но, несмотря на страшную, по словам Лёши, усталость Сергея, оба наших экипажа сравнительно спокойно достигли выхода из Кулежмы в Пиртозеро и даже проскочили пролив, не приметив его за островом. Если бы не мой навигатор, нам пришлось бы потратить немало времени, чтобы отыскать его. Эти карельские проливчики и протоки между озёрами так сливались с берегами, что отыскать их только с помощью карты и компаса было непростой задачей, а если учесть ещё то обстоятельство, что голос «измождённого» из двойки непрерывно и надрывно кричал нам куда идти, спорил о направлениях и настойчиво советовал «идти туда», то и вовсе маловероятной. И каждый раз, когда я упирался в один из тех проливчиков следуя только стрелке навигатора, я вновь радовался, что так вовремя не пожалев денег приобрёл его.
Так, без приключений, мы дошли до Амбарного. Прямо в посёлке, судя по описанию, должны были находиться два моста и порог. Как бы не так! В наличии было: один мост с перекатом под ним и два порога, - вот и верь описанию. Хотя, верности ради, надо упомянуть, что к этому времени я уже верил ему с оглядкой.
Мост мы сразу же решили обнести, - под ним было не протолкнуться с вещами в нынешнюю высокую воду, да и мощные струи, выкатываясь из под него, били прямиком в многочисленные неприятные камни. Два местных мужичка, осторожно подошли к нам во время обноса и, поговорив «за жизнь», сказав что в этом году мы первые, приступили к главному: вначале попугав страшными непроходимыми будущими порогами, ненароком предложили подвести нас на машине куда-то ниже по Воньге… Но не для того мы шли сюда, чтобы проехаться на автомобиле. Мужички, ещё пугнув напоследок, отошли в сторону.
Шум порога за поворотом мы услыхали, лишь только отошли на своих судёнышках от переката. Порог оказался изогнутой шиверой с часто посаженными острыми камнями. Я предложил сделать проводку, так мы и сделали. Высадились прямо в болото левого берега, - и тут очень пригодились наши Л1. Пока мы, пролезая сквозь уходящие в воду заборы, переносили вещи, на противоположном берегу появился юный представитель местного населения, он восторженно посмотрел на нас и скрылся в деревне, чтобы вскоре вернуться с целой оравой таких же как он существ с горящими глазами. Они устроились как в партере на широких мостках и приготовились наслаждаться представлением. А мы повели байдарки. Сначала тройку Лёши, потом двойку Сергея. Марина взяла в руки видеокамеру и приготовилась вести хронику событий. Поток был сильный, дно со значительными провалами. Провалившись в одну из таких ям, я черпнул внутрь костюма полную меру холодной влаги… Если не брать в расчёт подобные мелочи, проводка завершилась удачно (да и зрителям явно понравилось).
За следующим поворотом прямо на крутом правом изгибе нас ждал ещё один порог, неожиданный для нас. Его венчал мощный косой слив ближе к левому берегу. Полюбовавшись на него, мы решили продолжить полюбившийся процесс, - провести байдарки по узкой правой протоке. Я вновь полез в Л1,… и всё повторилось. Но и при этой проводке для меня не обошлось без неприятностей, - я сильно ушиб палец, позже он распух, и мне пришлось весь поход оберегать его (получалось далеко не всегда).
Но вот, наконец, мы стряхнули с себя узы человеческого жилья и покинули Амбарный: выбились на простор. Простор оказался тесноватым, зато было покойно. Вода размеренно двигалась в сторону Энгозера, увлекая с собой туши наших байдарок.
Мы подгребали слегка, приходилось регулярно поджидать двойку с ослабленным экипажем: её шумный хозяин тоже особенно не усердствовал в гребле.
- Как ему тяжело! Как он там гребёт один! – всё стенал сзади Лёша.
По обеим сторонам мимо нас тянулся однообразный северный пейзаж. Низкие болотистые берега с негустой порослью невысоких деревьев, глазу зацепиться было решительно не за что. Одно за другим, чередуясь, следовали расширения и сужения озёрного каскада. Мы расслабленно двигались по нашей речной дороге, говорить не хотелось, и самое время было поразмышлять о вечном,.. если бы эту девственную тишину консервным ножом не взрезали уже ставшие привычными крики из-за спины, оттуда, где виднелся второй Таймень.
Был у нас на пути, правда, ещё порог (был он и в описании), но нас он, короткий и простой, впечатлить не сумел. В малую воду он, возможно, и был серьёзным препятствием, сейчас же мы прошли его сходу, даже не успев напрячься. Путь нам указала… моторка. Она прошла перед нами прямо по его центру (наверное, рыбаки из Амбарного), и нам оставалось только последовать её примеру. Лёша, правда, всё вставал сзади, всё всматривался в порог, всё бормотал что-то… Он хотел увидеть там то, что нам с Мишей было не дано (а может и увидал, кто знает). Но байдарка мгновенно сама вошла в порог, несмотря на лёшины душевные переживания.
Унылый пейзаж длился и дальше, пора бы было вставать на ночёвку, но стоянок не было. Никаких, совсем. Мы шли дальше, внимательно всматриваясь в берег. А голос, доносившийся до нас сзади, уже давно требовал привала… Почему-то от нас… Но, увы, мы, злые и несправедливые, отказывали ему в этом естественном праве.
И только перед входом в озеро Заячье, сходу одолев лёгкий приятный перекат, на мысу, мы смогли обнаружить приличное место. Мне оно приглянулось. Тут мы и закончили свой сегодняшний путь.
Этот день обошёлся без экстремальных приключений, и это вселяло надежду в наши сердца, значит, бывает и так! Подумалось, что так вот мы и пойдём дальше –надёжно и уверенно преодолевая пороги, спокойно проводя байдарки. В глубине души, где-то за селезёнкой, однако, кто-то ядовитый говорил, что нет. Так - не выйдет… Он оказался прав, неизвестный недруг, - не вышло…
Стоянку разбили на высоком каменном берегу... Был тут уже сложенный из камней очаг, сложенный из жердей стол, достаточно свободного, хоть и неровного, места. Место хорошо продувалось, и комаров было совсем немного. И только тогда, когда они, хоть какие-то, на нынешней стоянке появились, мне пришло в голову, что вчера их не было вовсе. И это карельский июнь! Где же были они, страшные, почти легендарные, комариные полчища, обитающие по рассказам в карельских озёрах и болотах? Подумалось, что может они проявят себя попозже… Пока же они нам ничуть не портили жизнь.
Палатку я ставил опять прямо на камнях, на единственном немного пригодном пятачке продолговатого каменного редута, и снова долго и безуспешно крепил колышки в тончайшем слое северной живой почвы. Потом оборудовал палатку, пристраивал рюкзаки. И… развешивал и раскладывал так и невысохшие на прошлом стойбище вещи. В результате теперешняя стоянка, как и предыдущая, приобрела вид «склад после взрыва».
Рассмотрев повнимательнее наш наполовину промокший продуктовый набор, я решил в первую голову использовать подпорченное водой. И нынче это были превратившиеся в клёцки макароны. Я выдал их Мише с Мариной – для освоения. С этого момента и впредь Марина у нас была главным селектором-щипальщиком. Её задача состояла в разделении на возможно малые части слипшейся в монолитные бруски ЕДЫ. И отныне мы на каждой стоянке видели её, согнувшейся над очередным условно съедобным фрагментом и быстро-быстро перебирающей своими музыкальными пальцами, превращающими сей продукт в липковатую, но измельченную россыпь.
Вечерней трапезой у нас был суп. Смачный, горячий, ароматный, попахивающий дымком из костра. С душистым чесноком, чёрным хлебом, да розовым на срезе салом... Несомненно, котелок сближал нас скорее, чем любые партсобрания. Когда мы усаживались вокруг вожделенной закопченной посудины, то чувствовали, что мы одна команда, одна семья. А затем мы ели. Разговоры стихали мгновенно, и посторонний наблюдатель смог бы услыхать только частый перестук ложек о стенки котелка и плошек. Только Сергей временами издавал возглас радости, в очередной раз метнувшись к котелку со своей уже опустошённой специальной ёмкостью – огромной кастрюлькой в виде кружки.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Солнце нас баловало, небо было почти безоблачным, лишь тонкие лёгкие полосы слегка оттеняли глубокий синий небосвод. И мы до часу ночи наслаждались красками медленного тихого заката. Я фотографировал и фотографировал, стремясь запечатлеть эту ускользающую красоту,.. а мой тёзка советовал и советовал, как мне это делать…
Когда в половине второго ночи мы, наконец, собрались в палатке, то узнали как не холодны могут быть ночи в северной Карелии. Чтобы уснуть, пришлось раздеться насколько было прилично. Только Лёша не расстался со своими одеждами, и видно было по его взгляду, что он осуждал нас за безнравственность,.. а может ещё за что, но только точно – осуждал.
Засыпали долго, один только процесс упихивания в палатку своих тел походил на юмористическое шоу. Последняя в палатку загружалась Марина, места между телами и спальниками уже не было, и она, узрев теоретическую щель в центре, после нескольких попыток улечься, бросилась на неё и долго и безуспешно извивалась, пытаясь ввинтиться туда винтом. Палатка-шоу привело к логическому концу - долгому гомерическому общему смеху. Даже Миша нынче не уснул мгновенно. Не успел.
Ночью, мы слышали, мимо стоянки проходили рыбаки, - наверное, те с моторки. И ещё истошно кричал проснувшийся Сергей. Потом же он спорил, утверждая, что почти шептал…
Утро встретило нас висящим высоко над горизонтом ярким солнцем. Казалось, что оно висело там всю ночь.
Мой выбитый палец распух и болел, болела и проколотая ступня, чтобы придти в себя я решил искупаться. Холодная карельская вода подарила мне заряд бодрости, и я смотрел вокруг новыми глазами.
Завтракали слипшимися рожками с тушёнкой. Все поели с аппетитом, никто не отказался.
Пока остальные собирали свои рюкзаки, я поработал спиннингом. Ничего кроме водорослей река мне не отдала. Я бросил это ставшее традиционным занятие и, присев на камень, вытащил свои бумаги. Надо было записать данные навигатора, оценить предстоящий сегодня маршрут, а главное – сделать записи в путевом дневнике. Время на это постоянно не хватало, но я отлично знал, что не запишешь сразу – потом не вспомнишь. А история мне этого не спустит.
Собрались мы пораньше. На целых полчаса… Спустили по камням байдарки, и в час по полудню отчалили. Двинулись вдоль правого берега Заячьего. Пошёл третий день пути.
Уже совсем скоро мы ощутили мощь нашего светила. Его огненный шар висел прямо перед нами, лучи его били в наши лица. В упор. Прошло ещё немного времени, и некоторые из нас стали похожи на краснокожих американских братьев. Миша и Марина были особенно хороши, их ярко- красные лица сигнальными огнями выделялись на фоне бледной водяной глади. Я вспомнил, как предупреждал каждого, что Карелия хоть и северная, но если облаков не будет, то ожёг на воде гарантирован, - берите что-то с полями и козырьками… Но зачем нам советы… Так я и отдал свою военную кепку с большим козырьком Марине Сам же надел на голову дополнительно (чай, не первый раз в походах) взятую шляпу. Ну а Миша так и прятал нежданно оказавшуюся такую большую голову под оказавшейся такой маленькой бейсболкой. Но было очевидно, что жестокое светило это только забавило…
Шли неспешно, с удовольствием рассматривали окрестности, при ярком солнечном свете они виделись совсем иными. Яркие краски, невесть откуда появившиеся в этом северном краю, украсили такие тоскливые ещё вчера берега. Из Заячьего через очередную протоку прошли в Овечье. Подумалось: откуда такое название, какие тут могли быть овцы – на каменистых или подтопленных заросших берегах…
А вокруг разворачивалось грандиозное представление, природа решила показать нам настоящую Карелию. Деревья были невысокими, но расставлены так, будто потрудился гениальный ландшафтный дизайнер. Берега были сильно изрезаны. Узкие каменистые мыски выступали далеко, иногда на сотни метров вглубь озера. Они были окаймлены живописными седыми камнями, с непременным заглавным деревом в навершии. Мыски следовали один за другим, и каждый был отдельным самодостаточным произведением искусства. И вода: спокойная, холодная, глубоко-фиолетовая. В ней плавали подёрнутые мелкой рябью отражения лёгких облаков, они только подчёркивали её цвет. Реликтовый цвет карельских вод.
Мы шли по фиолетовым озёрам…
Я уже давно распаковал свою фотокамеру, и теперь, прижавшись глазом к видоискателю, лихорадочно искал сюжеты. Можно снять так, или так, а лучше так, хотя отсюда,.. а в контровом свете ещё,.. или может… А потенциальные кадры ежесекундно менялись, уплывали, уплывали, вызывая слёзы досады. Всё не снять! Но хоть я и знал об этом, душа никак не хотела принимать эту обидную истину! И ещё я знал точно, что снимки не будут и близко так хороши, что они никак не смогут передать этот прозрачный дух и славу, - солнце слишком яркое, слишком высокое, отражения от воды слишком резкие, выдержка слишком велика для байдарки, глубина резкости мала, слишком, слишком… Но мне так хотелось надеяться… Запечатлеть красоту…
Солнце, наконец, скрылась за ватой пушистых облаков, но красота не прекратилась, только изменились ударения в её фразах. Красота пела свою песню. Для нас.
Мы двигались. И всё толкали своими вёслами назад фиолетовые озёра.
А где-то позади время от времени раздавались неразборчивые спорадические выкрики, - вопросы, предложения, требования. Кажется, мы медленно, постепенно, но научались переносить их спокойно.
Через небольшой перекат мы вошли в Котожозеро, затем в озеро Корг. И здесь красота не отпускала нас. Озёра были небольшими, но аккуратными настолько, что невольно вспоминались ухоженные европейские парки. Тут тоже, видно было, поработал тот дизайнер. По берегам было немало песчаных пляжей. Сейчас почти полностью затопленных. Сами же берега в изобилии были осыпаны покрытыми лишайниками камнями. И повсюду - деревья с необычной светлой хвоей. Мы по ошибке вначале приняли их за такие вот северные сосёнки, но они были сибирскими пихтами. Таких нет в наших краях. Их яркая светло-зелёная опушка состояла из длинных и мягких иголок, густых и плавно изогнутых. А на пушистых ветвях красовались маленькие аккуратные фиолетовые шишечки.
Общую картину дополняли полузатопленные островки, маленькие и побольше, в избытке зеленеющие среди озёрных зеркал. На одном из таких колоритных островков Корг-озера мы заметили маленькую рыбачью избушку, и я мгновенно почувствовал приступ зависти к незнакомому мне хозяину…
Затем были ещё перекаты, тоже простые, и ещё озерца – Верхнее и Нижнее: речка Пулома в своём верхнем течении состояла из них. За ними русло сузилось, и спустя километра три, мы вышли к Энгозеру.
Мы ждали этого момента, но произошло это, как всегда, неожиданно: берега резко пошли в стороны и… исчезли. Перед нами, спокойное и уверенное, покоилось знаменитое Энгозеро. Грандиозное, полноводное, мощное, - море! Его сила чувствовалась сразу, даже сейчас, при штиле, когда оно, слегка переваливаясь на своём каменном ложе, отдыхало.
Нужно было приготовиться к длительному и таящему опасность переходу по большой открытой воде. Мы сделали остановку на правом берегу у мыска устья Пуломы. Здесь был узкий (тоже подтопленный) песчаный пляж, дальше – густые упругие заросли ягодников, покрывающие камни и болотные кочки. Каждый как мог, размял свои затёкшие конечности и части тела помягче.
Вид с пляжа открывался замечательный. Его подчёркивал огромный валун, вздымающийся из воды у берега. Пейзаж сам просился на плёнку, и мы пошли ему навстречу, - я вынул фото, а Миша видеокамеру.
Приготовившись к переходу, перед отплытием мы сфотографировались на этой скале. Вся наша команда вольготно и живописно расположилась на её голове, лишь я, метнувшись от фотокамеры, не успел принять соответствующую торжественному моменту позу – так и остался в кадре, зависшим у камня. Но было пора в путь. Мы покинули этот живописный карельский уголок.
Энгозеро отнеслось к нам благосклонно. Солнце спряталось, и мы шли по великому тёмному зеркалу, связавшему едва виднеющиеся чёрные полоски берегов. А острова, как огромные корабли, медленно наплывали на нас и, поравнявшись, плавно уходили за корму. Один за другим. Им следовали их зеркальные двойники в холодной озёрной влаге.
Я смотрел на эту мощь с чувством почтительности и благодарности. Этому озёрному морю ничего не стояло, в минуты раскачав полутораметровые волны, походя расправиться с нами. Я вспомнил отчёты походников, - немало наших предшественников закончили в этих волнах своё пребывание в нашем мире.
Но нынче был полный штиль. И, удивительное дело, отсутствие воздушного движения было настолько полным, что до наших байдарок на самой середине Энгозера долетели эти мелкие летающие вампиры. И не отдельные твари, а целые их команды!
Но особенно хорошо мы познакомились с местными комарами чуть позже, когда, поджидая двойку, сделали краткую остановку на одном из заросших островков. Тут их было немеряно. Они не давали рта открыть, набивались туда сотнями! Облепили всё. Одежду, лицо, руки… Но была в них особенность, почти сводившая на нет количество. Они явно не дотягивали до наших керженских жирных летающих монстров, начинающих пить кровь едва коснувшись кожи жертвы. Эти, тощие и вялые, уже усевшись, долго-долго готовились, махали прозрачными крыльями, раздумывали как бы получше… До питания-то дело могло и не дойти. Порой складывалось впечатление, что местным комарам главное не испить крови, а помахать крыльями, похлопать ими по лицу, рукам, что это просто доставляет им удовольствие! Но нам это удовольствие не доставляло, поэтому подошедшая было к нам двойка, мгновенно вновь отчалила и устремилась подальше на открытую воду. Но я, не взирая на страдания моих соэкипажников, расчехлил фотокамеру и, непрерывно отгоняя кровососов, что-то поснимал на этом острове. Никогда нельзя быть уверенным заранее, какой кадр получится «тем самым», сколь много раз я убеждался в этом. Может он ждал меня здесь?
Путешествие продолжилось. Мы уже прошли большой остров Лопарский и двигались теперь ближе к берегу, в нижней части озера. Двигаясь между островами, я полагался на навигатор, и наш путь, направленный спутниками, был спокоен и прям. Виды сменяли друг друга, один был лучше другого. Мы по-прежнему блаженствовали. Мы были близки к полной идиллии, если бы не эти вопли. А как же там Марине…
Солнце было высоко, как всегда, но пора было думать о стоянке. Их было тут немало, почти на каждом островке, почти на каждом мысу... И мы выбрали свою: уже пройдя один из низких островков, я заметили её на узком его носу. Мы с облегчением причалили, - долгий сегодняшний путь завершился.
Остров был сложен из плоских каменных плит. Он был длинным и вытянутым, но место для стоянки было только у того самого длинного узкого носа, где мы высадились. Мысок хорошо продувался, и вялые прибалтийские комары не задерживались на нём. Палатку удалось вписать с трудом, опять-таки как всегда. Очаг же был уже сложен до нас.
Вновь вышло солнце, и разбивать лагерь было приятно.
Вид на нашем мыске был замечательный, я, закончив с оборудованием палатки и размещением имущества, взялся за фотоаппарат. Пришлось, правда, побегать туда-сюда, убирая постоянно влезающие в кадр предметы, беспорядочно разбросанные по освоенной нами территории.
Миша, так сложилось само собой, занялся костром, Лёша понуро побрёл за дровами. Сергей что-то активно творил, но я не понял что, ну и занимался основным своим делом – давал советы. А Марина… щипала макароны.
На этой стоянке, в отличие от предыдущих, было удобно кидать блесну, чем я и не преминул заняться. В это деле я уже приобрёл большую ловкость и даже получал странное удовольствие от самого процесса метания… Только от процесса, ибо результат, по-прежнему, был стабильным. А стабильность, как известно, признак мастерства. Жаль вот только, что рыбы не было…
Сегодня впервые обошлось без ремонта байдарок, наш путь не был осложнён водными препятствиями, а случившиеся по пути перекаты лишь немного развлекли нас.
Мы встретили дымящийся котелок с хорошим настроением. И ароматный супчик с салом пошёл на ура. Даже Марина, обычно обходившаяся (или успевавшая?) малой дозой, раз за разом отбирала добавку.
К этому времени сложилось так: когда почувствовалось, что члены нашей дружной голодной команды цепляют друг друга ложками, то есть не умещаются у котелка комфортно, двое обладателей отдельных мисок отделились. У Марины была обычная небольшая мисочка, а вот у хозяина вездесущего голоса – огромная кружка, которой он мог разом зачерпнуть полкотелка, на это, наверное, он и надеялся, и так бы и случилось, если бы не скорость работы ложек оставшейся «котелковой» троицы. Ими были я, Миша и Лёша. И еда заканчивалась настолько быстро, что Сергей не успевал осуществить свой скрытый план. Но последняя ложка всегда была за одним человеком, и этим последним героем был Лёша. Когда мы с Мишей бросали трудоёмкое дело вычёрпывания деревянными ложками остатки варева с широкого дна казана, Лёша тяжело вздыхал. «Опять всё это мне есть?» - задавал он риторический вопрос, но ответ он уже знал, как и мы все. И Лёша затевал долгий «путь к себе», пока котелок не превращался в сверкающую изнутри вычищенную полусферу. Тогда он вздыхал ещё раз и обводил нас печальным взглядом.
На этот раз Сергей не вынес пытки палаткой и, облачившись, кажется во всё, что смог найти на острове, устроился на улице. И мы сказали, что это хорошо.
Отбой сделали пораньше, около 11.
Мы легли спать, а солнце висело над горизонтом высоко-высоко и не думало заходить. Это наступила ночь…
Походные фото можно посмотреть здесь:
